все страны

Имя Ивана Солоневича – одно из наиболее известных в русской национальной мысли ХХ века. Его книга “Народная Монархия”, переизданная в России, многих заставила взглянуть без социалистического и либерального тумана на основы русской государственности, на монархию как на выстраданный народом государственный принцип России. Ясное и энергическое изложение, редкая вера в свое слово, в свое призвание, резкость суждений – все это отличительные черты писательского таланта И. Л. Солоневича.

Родился Иван Лукьянович Солоневич 14 января 1891 года в крестьянской семье. Отец Лукьян Михайлович Солоневич (1866 – после 1935) и мать Юлия жили вместе недолго. Вскоре после рождения второго сына, Бориса, семья распалась. Сыновья Иван и Борис остались с отцом.

Иван был отдан учиться в гродненскую гимназию. Печататься он начал, будучи гимназистом в газете “Северо-западная жизнь”, издававшейся его отцом. Начальный период политического опыта и писательства во многом сформировал его убеждения. Позже, уже в эмиграции, Солоневич представил читателям портрет времени своей юности и жизни в Минске: “Политическая расстановка сил в довоенной Белоруссии складывалась так. Край – сравнительно недавно присоединенный к Империи и населенный русским мужиком. Кроме мужика русского там не было почти ничего. Наше белорусское дворянство очень легко продало и веру своих отцов, и язык своего народа, и интересы России. Тышкевичи, Мицкевичи и Сенкевичи – они все примерно такие белорусы, как и я. Но они продались. Народ остался без правящего слоя. Без интеллигенции, без буржуазии, без аристократии – даже без пролетариата и без ремесленников. Выход в культурные верхи был начисто заперт польским дворянством. Граф Муравьев не только вешал. Он раскрыл белорусскому мужику (например, отцу Ивана Солоневича. – М. С.) дорогу хотя бы в низшие слои интеллигенции. Наша газета опиралась и на эту интеллигенцию – так сказать, на тогдашних белорусских штабс-капитанов: народных учителей, волостных писарей, сельских священников, врачей, низшее чиновничество” (Наша газета. 1939. №35).

На политическую арену И. Л. Солоневич вышел, по своему утверждению, в 1910 году. Это было время, когда во главе русского правительства стоял П. А. Столыпин, когда в стране заседала III Государственная Дума. Это было время укрепления русского имени на окраинах. Борьба за русское дело в западном крае была достаточно опасна, особенно после убийства П. А. Столыпина в 1911 году. Все враги русские снова подняли свои головы и воспряли духом. Два или три раза, как пишет И. Л. Солоневич, ему пришлось отстаивать с револьвером в руках свою типографию от еврейских революционеров. Однажды пришлось даже сделать несколько выстрелов в воздух, которые враз образумили толпу.

Здесь же, в газете “Северо-западная жизнь”, Иван Солоневич познакомился с будущей женой Тамарой Владимировной Воскресенской (1894 – 1938), дочерью офицера. Она окончила с золотым шифром казачий институт благородных девиц в Новочеркасске, а затем Высшие женские курсы в Петербурге. В Минск Тамара Владимировна была направлена преподавателем французского языка женской гимназии. С редакцией “Северо-западной жизни” она стала сотрудничать в связи с шумным процессом Бейлиса, ибо черпала материалы статей у своего дяди Алексея Семеновича Шмакова (1852 – 1916), известного знатока еврейского вопроса.

Женившись на Тамаре Владимировне, Иван Солоневич переезжает в Петроград, и через три месяца у них рождается сын Юра. (Он жив до сих пор и, по сведениям аргентинской газеты “Наша страна”, пишет сейчас воспоминания об отце.) В Петрограде Иван Лукьянович поступает на юридический факультет университета и устраивается на работу в известнейшую тогда газету “Новое время”: он делал обзоры провинциальной печати, работал в отделе информации.

В это время Солоневич был призван в Лейб-гвардии Кексгольмский полк, но на фронт его не послали, ибо был близорук и носил очки. В школу прапорщиков не пустили, потому как “был слишком косноязычен”, по его собственным словам.

Наступил февраль 1917 года.

“Рухнуло, – так считал И. Л. Солоневич, – совершенно по пустяковому поводу. Обалделые толпы на Невском. Совершенно очумелые генералы в министерствах и штабах. Панически настроенная солдатня, для разгона которой довольно было бы одного кавалерийского полка. И одного сильного человека, который повел бы этот полк. Не оказалось ни одного человека и ни одного полка. Кабацкая сутолока в Таврическом дворце. Торжествующий и в то же время насмерть перепуганный Милюков. Честная сваха Керенский, сватающий пролетарского жениха к буржуазной невесте. Великие князья с красными бантами. Совершенно растерянное офицерство. Ни одной твердой опорной точки. Ничего. Даже разговаривать – и то не с кем. Одни большевики ясно и четко знают, чего хотят и к чему они идут. Таинственные агитаторы, выплывшие неизвестно откуда. Бессмысленная стрельба на улицах. Бессмысленные, случайные жертвы. У контрреволюционеров никаких пулеметов не было, и все “жертвы”, которые несколько позже были так торжественно похоронены на Марсовом поле, – это все жертвы случайной стрельбы, разграбленных оружейных магазинов, мальчишеской игры с оружием” (Наша газета. 1939. №36).

Бессмысленность и случайность стали управлять человеческой жизнью в России после Февральской революции. Жизнь самого Солоневича отныне вплоть до побега из СССР напоминала бы странную авантюру, если бы не хождения по кромке, если бы не постоянный риск попасть в руки ЧК.

Студенты-спортсмены, среди которых был и И. Л. Солоневич, для поддержания порядка организовали студенческую милицию. Солоневич был начальником Васильевского отдела этой милиции. Во время корниловского мятежа 1917 года он находился при атамане Дутове представителем от этого спортивного студенчества. Дутов со своими казаками должен был поддержать мятеж в Петрограде. Представляя организованных (около 700 человек) и отлично тренированных спортсменов-студентов, Солоневич просил у Дутова оружия. Атаман потребовал не вмешиваться гражданских в военные дела. Сам же ничего не смог сделать, так как “казачки” вместо Петрограда поскакали на Тихий Дон. Мятеж, как известно, не удался; силы студентов не были использованы.

С приходом большевиков к власти, с началом гражданской войны братья Иван и Борис Солоневичи ушли из красного Петрограда на белый юг, в Киев. Они работали на белых, добывали секретную информацию, ежедневно рискуя жизнью. (Как узнал позже Иван Солоневич, эту информацию в белых штабах никто не читал.) В 1920 году всю семью Солоневичей забирали в одесскую ЧК, после выхода откуда вновь – сотрудничество с белыми. Однако эвакуироваться вместе с ними Ивану Солоневичу помешала болезнь – сыпной тиф.

На юге И. Л. Солоневич задержался до 1926 года, работая “по спортивной части” в советских профсоюзах. В частности, в 1923 году он служил спортивным инструктором в Одесском продовольственном губернском комитете.

В 1926 году, переехав в Москву, И. Л. Солоневич снова в профсоюзах. Во все время жизни под Советами его не покидало желание убежать из “коммунистического рая”. Но пока же приходилось делать доклады о спорте и готовился к побегу из СССР. По свидетельству самого И. Л. Солоневича, он сделал более 500 докладов, через что лишился напрочь своего “косноязычия”.( 1 )

Первый побег был неудачным – Солоневичей выдали. Уже в поезде братьев скрутили “огэпэушники” и отправили в концентрационный лагерь. Претерпев всевозможные страдания советских лагерей, пройдя Соловки и Свирский лагерь, Солоневичи смогли бежать из последнего в июне, а 14 августа 1934 года Иван Солоневич с сыном Юрием удачно перешли финскую границу. Брат Борис сделал это двумя днями раньше. Попав в Финляндии в фильтрационный лагерь, Иван Лукьянович, взяв взаймы карандаш и бумагу, начал описывать все то, что пережил в СССР. Из этих записок затем составилась знаменитая книга “Россия в концлагере”, принесшая автору мировую славу и финансовую независимость.

“Россия в концлагере” писалась два года. Параллельно этому Солоневич разгружал мешки и бочки в гельсингфорском порту.

Солоневич рвался в бой с коммунистами, хотел издавать газету. Но в Финляндии это было невозможно – экономически (лесной экспорт) и территориально она была связана с СССР. Финские власти не разрешили издание. Через товарища Бориса Солоневича, капитана Фосса, удалось достать визу в Болгарию. Примерно тогда же надеющийся ввести в свою орбиту И. Л. Солоневича П. Н. Милюков публиковал отрывки “России в концлагере” в своей парижской газете “Последние новости”. Но И. Л. Солоневич не желал связывать своего имени с изданием Милюкова, полагая очень существенной его роль в крахе Империи.

“Россия в концлагере” разошлась при жизни И. Л. Солоневича в полумиллионе экземпляров на добром десятке языков мира. Гонорары с иностранных изданий позволили писателю начать издавать в 1936 году в Софии газету “Голос России”. Направление и тематику газеты определяла фраза, вынесенная на первую страницу: “Только о России”. (Первый номер вышел 18 июня 1936 года, а последний – 9 марта 1938 года.) “Голос России” воспринимали как газету всех Солоневичей. В ней печатались все четверо представителей семьи Солоневичей: сам Иван Солоневич задавал тон и идеологическое направление изданию; брат Борис, талантливый писатель, публиковал свои романы и статьи; жена Ивана Солоневича Тамара Владимировна печатала свои “Записки советской переводчицы”; сын Юрий опубликовал “Повесть о 22-х несчастьях”. Иван Солоневич старался организовать на основе кружков любителей газеты “Голос России” сплоченную организацию народно-монархического направления. Он хотел воспитать тот здоровый монархический слой общества, который смог бы, вернувшись в Россию, встать во главе возрождающегося Отечества. “Я, – говорил И. Л. Солоневич, – единственный подсоветский свидетель, проповедующий монархизм от имени подсоветского мужика. Я – один из очень немногих людей эмиграции, которые от Монархии не имели ровно ничего… кроме строительства Российской Империи. Моего монархизма не поколебали даже и августейшие “мужики” (Григорий Распутин. – М. С.). Я – единственный из подсоветских свидетелей, пытающихся организовать какой-то, пока хотя бы только психологический, мост (выделено мной. – М. С.) между теми, кто сидит в колхозах и концлагерях советского ада, и теми, кто сидит в такси и в лабораториях зарубежного рассеяния” (Наша газета. 1939. №36).

Подобная деятельность не осталась незамеченной советской властью: 3 февраля 1938 года в редакции “Голоса России” прогремел взрыв. Погибли жена Ивана Солоневича Тамара Владимировна и секретарь Николай Петрович Михайлов. Издание “Голоса России” вскоре прекратилось.

Иван Солоневич переезжает в Германию. Здесь он мог быть уверенным, что его не достанут коммунисты. Находясь в Германии, он организовал в Болгарии новое издание – “Нашу газету”. (Первый номер вышел 19 октября 1938 года, последний – 18 января 1940 года.), где продолжил свою писательскую борьбу…

Литературная манера Ивана Солоневича, своеобразна и рационалистична, у него нет схем, систем или других “научных” и книжных атрибутов. Его книги и статьи это слепки с социальной психологии социалистических, национал-социалистических и просто демократических обществ ему современных, которые он изучал и знал изнутри, живя в них. И. Л. Солоневич в некотором роде социальный испытатель, изучавший не по своей воле социалистические общества России и Германии, и знавший их не по книгам, а в их реальной жизни, поэтому в его книгах и статьях нет клеветы или лжи, а есть лишь констатация лично увиденного и лично пережитого, это свидетельство из первоисточника о социализме, каков он есть в его жизненных реалиях. При этом он имел возможность сравнивать гитлеровский Рейх со сталинским СССР, дореволюционную Империю с после революционной Россией. “Я должен сознаться, – говорил Иван Солоневич, – совершенно откровенно: я принадлежу к числу тех странных и отсталых людей, русских людей, отношение которых к русской монархии точнее всего выражается ненаучным термином: любовь” (Великая фальшивка Февраля. Буэнос-Айрес, 1954, с. 153).

Отказ от монархии для Солоневича был равен отказу от тысячелетней русской истории, поэтому монархия в СССР для него была светом в “темном царстве”, чаянием нормальной, спокойной, тихой и налаженной жизни, когда каждый занимается своим делом, а не когда все занимаются сразу всем, да еще и с катастрофическим энтузиазмом. “Народ, в его целом, – писал И. Л. Солоневич, – править не может – как не может “весь народ” писать картины, лечить зубы, командовать армиями, проектировать мосты. Здесь нужен “специалист”, которому народ будет доверять. В наших русских условиях таким “специалистом” был Царь” (Родина № 3, 1940).

Судьба Ивана Солоневича удивительна, его, редко как еще кого-нибудь, носило по свету. Он попадал в места наибольшего социального движения, как будто бы для того, что бы оставить о них свои впечатления-свидетельства. И почти обо всем этом своем пути Иван Солоневич написал либо книги, либо статьи. На все есть его письменные “фотографии”, сделанные его профессиональной рукой с сорокалетним репортерским стажем.

Уникальное время, уникальный свидетель и уникальный писатель…

Солоневич пожалуй самый современный писатель из классиков русского консерватизма. Он единственный прожил полновесных семнадцать лет в большевистской России, прошел лагерь, прошел семь лет нацизма в Германии – это опыт уникальный и крайне интересный для нас сегодня опыт, когда под “национальным возрождением” – хотят протащить его суррогат, либо в виде национал-социализма, либо под личиной коммуно-социализма.

Эти суррогаты, одного социалистического происхождения – стремятся подмять под себя национальное возрождение России. “Настоящая угроза будущему России, – писал Иван Солоневич, – если исключить внешние опасности – заключается только и исключительно в тех последышах ВКП(б), которые под всякими “национальными” и даже “демократическими” восклицательными знаками продолжают нынешнюю традицию ВКП(б)” (Великая фальшивка Февраля. Буэнос-Айрес, 1954, с. 158).

Действительно иной раз видя либеральные безобразия, живя в гуще этого гнусного болота, вспомниться, что-либо светлое и из прошлого “светлого будущего”, чаще всего правда из личной жизни, а не общественной или государственной.

Эту “грусть” хорошо излечивают книги Ивана Солоневича (Особенно такие как “Россия в концлагере”, “Диктатура сволочи”, “Диктатура импотентов”). Его вообще надо читать и перечитывать, всякий раз как наседает подобная “грусть” по социалистическим временам прошлого. Лекарство это безотказное, для всякого здорового человека.

И.Л. Солоневич как здоровый и гармонически развитый человек желал жить на родине, в семейном кругу и заниматься любимым делом. Все эти естественные желания его были вдруг разрушены революцией. Пережив две революции (февральскую и октябрьскую), две мировые войны, десяток арестов, три смертных приговора, семнадцать лет в социалистической России и семь лет в национал-социалистической Германии, потеряв любимую жену, Иван Солоневич прошел все, что можно было пройти человеку. Его опыт, опыт его поколения вряд ли можно сравнить с опытом любого другого поколения. Все что можно пережить человеку в этом мире, это поколение пережило и не по одному разу. Только очень сильные люди, как Иван Лукьянович, могли не погибнуть, не сломаться, да еще и пытаться влиять на события своего уникального времени.

Семи пудовый богатырь с добродушной улыбкой, не потерявший благожелательности и вкуса к жизни – Иван Солоневич являет собой особый тип оптимистического политического публициста. Отвергая всякую философию и любые системные доктрины, он подчеркнуто прост и доходчив в своих книгах и статьях. Не будучи балагуром-рассказчиком или писателем-эстетом, для которых основной задачей являлось желание произвести впечатление своими текстами, он своей главной целью ставил необходимость достучаться до читателя. Для Ивана Солоневича публицистический текст это действенное оружие, всегда направленное своим творцом точно в цель. В своих сочинениях он вел простой разговор с читателем, разговор бывалого и сильного человека, который убежден в своей правоте, проверенной многими испытаниями и многолетней борьбой.

Революцию, по мнению И. Л. Солоневича, чаще всего описывали с “преобладанием романа над уголовной хроникой”, всегда пытаясь выдумать какой-нибудь литературный ход, чтобы чистую уголовщину прикрыть благородной идеальной романтикой или хотя бы разбавить кровавую реальность флером вымысла. И. Л. Солоневич называл такой подход бессовестным.

Происходя из крестьянской семьи, будучи спортсменом, человеком прямодушным и физически крепким, Иван Солоневич был трезвым в своих суждениях и оценках, не вынося никакого вымысла и ни какого приукрашивания действительности.

Его публицистика не носит научный характер, для него вообще “после научностей Гегелей и Марксов термин научность принимает явно скандальный характер”. Критерием его публицистики является здравый смысл.

Главное, и весьма редкое среди писателей, достоинство Ивана Солоневича в том, что свои знания о мире он постигал не столько из книг, сколько из своей сложной жизни. При этом он внимательный наблюдатель, писатель-фотограф, копиист, смогший снять с коммунистической натуры слепок не искажая всего разнообразия сложнейшей социальной жизни советской страны.

Попав в среду русской эмиграцию, он не мог никак понять и заведомо предполагать, что ему могут не поверить и обвинить в чрезмерном сгущении красок: “Я считал, – пишет он, – и считаю, что ненависть к строю, который отправляет в могилу миллионы людей моей родины, – это не только мое право, но и мой долг” (Россия в концлагере. Буэнос-Айрес, 1959, вып. 4, с. 120).

Есть ли действительно у Солоневича какая то особая ненависть к коммунистам? По отношению к людям это никак не заметно, но к идее коммунизма отношение у него крайне отрицательное.

На чем же оно основано? Да прежде всего на опыте, на опыте семнадцати лет жизни в советской стране, на опыте многочисленных арестов, на опыте разрухи, голода, физического и морального террора. “Жизни нет” говорит один из его героев книги “Россия в концлагере”, и это выражает сущность состояния и самого Ивана Солоневича.

Его героическая и энергическая фигура ни как не вписывалась в кладбищенскую тишину советской нормы.

Человек слова и дела, человек, которому было тесно в эмигрантской среде, И. Л. Солоневич ожидал скорейшего возвращения на Родину при скором падении большевизма. Боязнь не успеть, быть не готовым к последнему бою с большевизмом заставила работать его на предельных скоростях. Уже через год, в 1939 году, начинает печататься очередная его книга “Белая Империя”. До января 1940 года в “Нашей газете” были опубликованы две главы из этого сочинения: “Дух народа” и “Монархия” (последняя была напечатана не до конца). С началом Второй мировой войны издавать газету стало значительно труднее, и она прекратила свое существование. И. Л. Солоневич пытается в 1940 году начать издание в Болгарии журнала “Родина”, но невозможность этого предприятия стала очевидна после нескольких номеров.

Всю Вторую мировую войну И. Л. Солоневич прожил в Германии, в провинции. Его желание объяснить немцам, что с Россией воевать не надо, что не стоит обманываться вывеской СССР, что в этом государстве живет все тот же русский народ, не нравилось властям Германии, и гестапо установило за ним наблюдение.

После войны он попал в зону, контролируемую западными союзниками, где бедовал, по-видимому, до 1947 или 1948 года, когда переехал в Аргентину. Прибыв в Буэнос-Айрес, И. Л. Солоневич принялся за новое издание. 18 сентября 1948 года начинает выходить газета “Наша страна”, благополучно издающаяся до сих пор. Там же в Аргентине, он издал свой последний и главный труд своей жизни – “Народную монархию”…

Умер Иван Лукьянович Солоневич 24 апреля 1953 года в итальянском госпитале в Монтевидео после сделанной ему операции рака желудка.

Представляя собою тип имперского консерватора, Иван Лукьянович Солоневич стремился через консервативную революцию или военный переворот идти к традиционному, православно-монархическому обществу. И. Л. Солоневич полагал, что Империя наиболее полно отвечает высшим запросам человека как существа нравственно свободного, разумного и общественного. Империя способна обеспечить человеку наибольшую широту свободного и индивидуального самоопределения в условиях общегосударственного существования. Он глубоко был уверен, что “после падения большевизма только Царь спасет Россию от нового партийного рабства”.

“У меня, – пишет он, – нет ни малейшего сомнения не только в том, что монархия лучший выход для России, но что монархия для России – есть также и неизбежность.

Вера в монархию для меня такая же само собой разумеющаяся вещь, как вера в Господа Бога: ни без того, ни без другого – Россия восстановлена быть не может…” (Наша газета № 3, 1938).

1. Иван Лукьянович активно занимался спортом, тогда только зарождавшимся еще в Российской империи. Начав с участия в спортивных занятиях польского “Сокола” (1908-1910), он стал одним из организаторов витебского русского “Сокола”, а потом работал в первом петербургском “Соколе”. Спорт постепенно приносил ему успех и известность. Так, в 1914 году Иван Солоневич занял второе место на всероссийских состязаниях по поднятию тяжестей. Он боролся в балагане, преподавал гимнастику, играл в футбол. Именно интерес к спорту дал Солоневичу “нейтральную” работу при Советах. Ему принадлежат брошюры: Календарь профсоюзного физкультурника. М., 1928. Гиревой спорт. М., 1928. Тяжелая атлетика. М., 1929. Всесоюзный двухнедельник физкультуры профсоюзов. Сборник руководящих материалов. М., 1929. Внекружковая работа по физкультуре в профсоюзах. М.-Л., 1931. Летние физкультурные лагеря. М.-Л., 1931.

Смолин М.Б.
Кандидат исторических наук

Эта трагедия русской словесности произошла в 1918 году: в советской России была введена новая орфография, которой мы пользуемся до сих пор.

Большевики не были оригинальны. Они использовали старую идею (переделывать орфографию начали еще при Петре I), преследуя при этом и чисто политические цели: книги, журналы, газеты, изданные до октябрьского переворота, люди, обученные новой орфографии, могли читать только после определенной подготовки. Для большинства людей оказались чуждыми основа основ прежней жизни – Православие и огромный пласт дореволюционной литературы, истории, политики.

Длительные научные и общественные дискуссии по поводу возможной реформы русского языка совпали с периодом подъема революционной волны и волны террора в начале ХХ века. Большинство отечественных языковедов реформу правописания не только не поддержали, но решительно отвергали. Среди противников этой идеи был, например, известный русский языковед, автор знаменитых лекций по «Истории русского языка» академик Алексей Соболевский. А Лев Толстой по этому поводу писал: «По-моему, реформа эта нелепа… Да, да, нелепа… Это типичная выдумка ученых, которая, конечно, не может пройти в жизнь. Язык – это последствие жизни; он создался исторически, и малейшая черточка в нем имеет свое особое, осмысленное значение… Человек не может и не смеет переделывать того, что создает жизнь; это бессмысленно – пытаться исправлять природу, бессмысленно».

Хранителем чистоты русского языка выступал и император Николай II. Как свидетельствуют современники, государь весьма отрицательно реагировал даже на необоснованное употребление иностранных слов. «Русский язык так богат, – говорил он, – что позволяет во всех случаях заменять иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка».

Но в 1917 году Временное правительство одобрило новшества в орфографии, узаконенные в следующем году большевиками. После публикации в газете «Известия» декрет Совнаркома РСФСР «О введении новой орфографии» стал руководством к действию. Срочно перейти на декретное правописание обязаны были все типографии, издательства, учебные заведения.

На радость корректорам и нерадивым ученикам из русского алфавита изгнали, казалось бы, ненужные, мертвые буквы «ять», «фиту», «и десятеричное» (i) и «ижицу», а также потеснили «Ъ». Изменения коснулись написания прилагательных, причастий и местоимений.

Как отмечалось в декрете, все это делалось «… в целях облегчения широким массам усвоения русской грамоты и освобождения школы от непроизводительного труда при изучении правописания».

Довод о преимуществах облегчения и упрощения языка очень зыбок и неубедителен. На это очень остроумно откликнулся в статье «Заключительное слово о русском национальном правописании» выдающийся русский философ, правовед, публицист Иван Александрович Ильин: «Это наглядный пример того, когда «проще» и «легче» означает хуже, грубее, примитивнее, неразвитее, бессмысленнее или, попросту, – слепое варварство. Пустыня проще леса и города; не опустошить ли нам нашу страну? Мычать коровой гораздо легче, чем писать стихи Пушкина или произносить речи Цицерона; не огласить ли нам российские стогна коровьим мычанием? Для многих порок легче добродетели и сквернословие легче красноречия… Вообще проще не быть, чем быть; не заняться ли нам, русским, повальным самоубийством? Итак, кривописание не легче и не проще, а бессмысленнее».

Как пример «кривописания», введенного новой реформой, И.А. Ильин приводил выражения: «пока у нас еще есть, что есть» или «я люблю ее собаку». В старой орфографии было бы: «я люблю ея собаку», то есть собаку женщины, а не женщину-собаку, как следует понимать из «кривописания».

В этой же статье философ отмечал: «Была энергичная группа формалистов, толковавших правописание как нечто условное, относительное, беспочвенное, механическое, почти произвольное, не связанное ни со смыслом, ни с художественностью, ни даже с историей языка и народа». По словам И.А. Ильина, те, кто затевали реформу, отличались формальным, недуховным мышлением, но были чрезвычайно активны и напористы.

Упрощения дали мощный импульс к искажению и дальнейшему уродованию великого языка наших предков, языка просветителей славянских – святых равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия, больно ударили по тонкому, органичному, создаваемому веками организму русской грамматики.

Как писал в своей статье «К вопросу о старой и новой орфографии» архиепископ Аверкий (Таушев), «грамоту дала нам наша св. Православная Церковь, и потому недопустимо, помимо Церкви, решать вопросы орфографии, произвольно признавая те или другие буквы нашего алфавита устаревшими и «ненужными». По словам архиепископа, только старая орфография и есть в собственном смысле «орфо-графия», или правописание, а та порча русского правописания, которая насильственно введена в употребление большевиками в России в декабре 1918 года, не может и не должна претендовать на то, чтобы именоваться правописанием, а есть только искажение правописания.

С введением новой орфографии превратились в бессмыслицу многие выражения, поговорки, пословицы, крылатые фразы. Даже большевистский лозунг «Миру мир» в своем написании стал выглядеть кричаще абсурдным. Однако это нисколько не смущало ревнителей новой культуры, ратовавших за то, чтобы вычеркнуть из истории и Пушкина, и прочих «отживших». Масса несуразностей возникла с написанием омонимов. Теперь такие слова, как «ели» (деревья) и «ели» (употребляли пищу), стали писаться одинаково. То же относится и к другим омонимам: осел, мел, лечу, еду, слез, есть…

Сопротивление реформе русского языка было и до, и после 1918 года, – и в большевистской России, где такое сопротивление приравнивалось к контрреволюции с соответствующими последствиями, и в русском зарубежье. Среди противников реформы в послепереворотные годы были Марина Цветаева, Иван Бунин, Иван Шмелев, Александр Блок, Михаил Пришвин, Иван Ильин, Вячеслав Иванов, Марк Алданов, Дмитрий Лихачев… Михаил Пришвин сделал горькую запись в своем дневнике: «Да, три легкие буквы отменили, а три твердые дали.

– Какие же твердые?

– Скверные буквы: Гэ, Пэ, У».

Почти все представители первой волны русской эмиграции сохранили верность прежнему правописанию. Иван Бунин высказывался по этому поводу так: «Невежда и хам ни с того ни с сего объявил заборную орфографию: опять покоряйся, пиши по ней! Я отвечаю: не могу, не хочу – уже хотя бы потому, что по ней написано за эти десять лет (революции) все самое низкое, подлое, злое, лживое, что только есть на земле».

Некоторые издательства русского зарубежья и по сей день пользуются исключительно старой орфографией.

Глумление над традициями русского языка продолжается и в наши дни. Особенно усердствуют в этом телевидение, некоторые периодические издания. Они словно соревнуются в хулиганском обращении с языком. Вседозволенность выражений, засилье иностранной терминологии, блатные словечки стали, увы, не просто делом обыденным, но даже привлекательным и престижным.

Россию захлестывает мат – наряду с хамством, бескультурьем, пьянством, наркоманией, разбоем… На отвратительном жаргоне воспитываются наши дети.

Но сейчас, похоже, начинается движение за возврат к традиционному русскому правописанию. Это нашло отражение в названиях православных издательств (например, издательство «ДАРЪ» в Москве), некоторых предприятий, изделий.

Даже не в православных изданиях все чаще можно встретить написание слова «мiр» (в значение планеты, вселенной) с десятеричной буквой «и» (i), как это было принято в старой русской орфографии.

Наконец, все громче раздаются голоса ревнителей русского языка, говорящих о катастрофическом положении нашего правописания, об убийственной деградации разговорной речи в России.

Знаковым стало появление обществ за возврат к традиционной русской орфографии. На сайте одного из них – «Движенiе за Возрожденiе Дореволюцiонного Правописанiя» – его создатель петербуржец Алексей Журавлев опубликовал своего рода воззвание с программой действия. Он ведет переписку с читателями.

Вот ответ одному из них: «Я всегда боролся за то, чтобы исконно русские слова не вытеснялись иностранными, тем более в том случае, когда необходимое русское слово существует. Согласен: надо провести тщательную «русификацию русского языка». Нечто подобное предлагалось и в других странах (например, в Германии век назад) против засилья слов французского происхождения. Теперь пришло время ограждать язык от наплыва английских слов. Если в русском языке нет подходящего слова или выражения, то на помощь придут другие славянские языки или церковно-славянский язык. Например: итальянское слово «фреска» можно заменить болгарским словом «стенопись».

Александр Журавлев считает, что к церковно-славянскому языку надо относиться с большой любовью. Его должны преподавать во всех школах. Стыдно не знать основ языка, который до сих пор используется Церковью и который подарил современному русскому языку столько прекрасных слов и выражений.

И можно только гордиться тем, что наши предки придумали не одну, а несколько азбук. Кириллица вытеснила глаголицу естественным путем, тогда как реформа правописания 1918 года была, по сути, навязана. Именно поэтому и возникло движение за возврат к старому правописанию.

…То, вокруг чего ломали копья наши деды и отцы, теперь волнует и их детей, и внуков. Язык, как и вся Россия, ждет своего возрождения.

ЧЕРНОСОТЕННАЯ ОПРИЧНИНА

О поддержке Союзниками неограниченного самодержавия Императора Николая II

Слава Богу Великому!
Слава Царю Самодержавному!
Слава Народу Русскому!
Из обращения Союза русского народа, 1907 г.

   В последнее время книжный рынок, Интернет и СМИ на удивление быстро захламляется разнородными проектами о новом будущем для России. Многие из них не обходятся без этакого монархического флера, который, по мысли авторов, с одной стороны, должен придать их беспочвенным выдумкам о государственном устройстве национальной России весомость и традиционность. С другой стороны, – помочь укрыть их антинародное и антирусское содержание. Одновременно, как видно, по команде из штаба, координирующего все эти опереточные басни для русских, стали вновь подниматься вопросы, касающиеся самой сути Русского Самодержавия. Особой «политической» задачей в этом отношении ставится обязанность оболгать черносотенцев и черносотенную идею, составлявшую важнейшую историческую связь, которая неразрывными узами скрепляла самодержавную власть русского Императора Николая 2 и Русский народ, сумев на время отдалить наступление кровавой диктатуры еврейских большевиков. Делается все это не случайно. Поворот в сторону монархических настроений в Русском народе, который устал от либеральной демагогии и демократического пустозвонства, налицо. Поэтому и появились все эти русофобские проекты, а поддерживающие их пропагандисты заранее начали кампанию исторической лжи вокруг роли истинно народного черносотенного движения поддержки Русского Самодержавия ради государственного блага и процветания России. Уж очень опасна для русофобов и инородческой власти сама черносотенная идея – идея одобрения самодержавной формы верховной власти в России со стороны государствообразующего Русского народа. Лучший способ попытаться вновь ее опорочить – это наклеить на нее ярлык своего собственного мракобесия, а русским патриотам и всем приверженцам триады «Православие. Самодержавие. Народность» дать якобы презрительную кличку «черносотенец», изуродовав его благородное историческое и мировоззренческое содержание. Союзу русского народа в этом отношении достается больше всех. Ни одна заказная околонаучная поделка, касающаяся политических движений начала прошлого века, не обходится без нарочитых обвинений Союзников. Им приписываются все мыслимые и немыслимые политические пороки черносотенства, придуманные для него самими же авторами. С опорой на эти выдумки, как на якобы историческую правду, строится политическая пропаганда лжи в отношении русского народного патриотического черносотенного движения в поддержку Русского Самодержавия и Русского Самодержца.
Для того, чтобы разобраться в том, какую роль сыграло черносотенное движение и почему мы можем с уверенностью говорить о нем как о политической опричнине начала ХХ века, следует обратиться к анализу исторических фактов.
Сначала следует вспомнить, для каких целей и в какой обстановке в начале ХХ века создавался Союз русского народа, который незамедлительно был подвергнут атаке русофобствующих сил. Вот как описывает события того времени их свидетель епископ Андроник в «Беседах о «Союзе русского народа»: «Целых три годовщины исполнилось с тех пор, как мы увидали расхаживающих по стогнам градов богоспасаемой Святой России толпы революционеров с красными тряпками на палках и шестах. Руководимые обнаглевшими тогда жидами, эти толпы уже не стеснялись в выражении своего полного презрения к народной вере, к священному для Русского народа Царскому Самодержавию и всему народному быту. По указке, исходившей, очевидно, от одной руководившей всем революционным делом руки, обнаружение деятельности этих «красносотенцев» было одинаково везде, по всей нашей обширной стране. Везде ругались над верой, над духовенством и монахами; угрожали святые храмы с мощами и иконами превратить в музеи, театры и народные дома; монастыри, как, очевидно, вреднейшие для революции и развращения народа учреждения, закрыть, земли же и сокровища их отнять; местами были даже прямые издевательства над святынями; рвали Царские портреты; самым нецензурным криком ругались над Царем, открыто угрожая ему гильотиной, а где-#то, на юге, собаку нарядили в корону и водили по улицам; всех же несогласных высмеивали, избивали и гнали, как врагов начинающегося нового строя благополучия… Народ часто не выносил этого и гнал красносотенцев. Местами бывали и побоища, где красносотенцы открыто лезли на взрыв народного против них негодования. Только испытавши на своих боках силу растущего народного движения и действительного возрождения и сознавая свое бессилие, красносотенцы поспешили из-за угла опозорить это народное движение, прозвавши патриотов черносотенцами, погромщиками, человеконенавистниками. А так как предусмотрительно забранная жидами в свои руки вся передовая пресса была к услугам революционеров, то она и обливала помоями и клеветой все проявления глубокого чувства народного патриотизма, не стесняясь красками, тем более, что и власть все еще не могла учесть великой силы нарождавшегося тогда народного объединения. Так как, далее, большинство особенно нашей беспочвенной интеллигенции, живет чужим мнением и руководится больше чувством страха иудейского или европейского, то через эту всемирную державу-газету и пошло гулять по России клеветническое слово «черносотенец» и «погромщик». И многие, многие трусливые и малосмысленные поверили клевете. Даже там, где уже до очевидности было ясно, что погром начали жиды или революционеры-красносотенцы, как например, в Белостоке, в Киеве, в Никольской Слободе, русские колпаки все-таки с удовольствием верили клевете на свой Русский терпеливый и смиренный народ, который, обороняясь от нахалов, вооруженных бомбами и браунингами, и будучи выведен ими из терпения, гнал их своими лопатами и оглоблями, попадая ими, конечно, и по шеям красносотенцев. – Вот почва, на которой возник «Союз Русского Народа». Он дал первый отпрыск тогда, когда все русское изгонялось из России. Народ решил отстоять свое достояние от внутренних врагов и не уступить даже перед насмешками, угрозами и избиениями со стороны красносотенцев»(1).
Существует много подобных свидетельств. Привести их в большем объеме не позволяют ограничения небольшой газетной статьи. Однако даже этого короткого описания событий того времени достаточно, чтобы понять, какая серьезная угроза нависла над Россией в тот период и какие громадные силы и ресурсы были использованы для подрыва самодержавной власти и свержения последнего на нашей исторической памяти Русского Императора.
С образованием Союза в ноябре 1905 г. его целью стало неуклонное развитие на-ционального русского самосознания и прочное объединение русских людей всех сословий и состояний для общей работы на пользу дорогого нашего отечества _ России единой и неделимой (п. 1 Устава Союза). Достижение этой цели Союзники справедливо видели, прежде всего, в поддержке Русского Самодержавия, которое было «создано народным разумом, благословлено церковью и оправдано историей; самодержавие наше – в единении царя с народом. Убежденно исповедуя, что благо родины – в самодержавном единении русского царя с народом, Союз отмечал, что современный бюрократический строй, заслонивший светлую личность русского царя от народа и присвоивший себе часть прав, составляющих исконную принадлежность русской самодержавной власти, привел отечество наше к тяжелым бедствиям, и потому подлежит коренному изменению» (п. 2 Устава Союза).
Поддержка Царя-Самодержца объяснялась вполне понятными не только политическими, но и историческими соображениями. Дело в том, что монархия исстари как форма и способ имперского державного строительства на Руси и в России духовно присуща русскому народу. Для русских людей – это естественная форма самоорганизации, необходимый для эффективной власти и системы управления принцип жесткого единоначалия, который «в христианской традиции дополнялся и смягчался тесными узами, связывавшими власть с нравственным долгом, силу – со святыней»(2). Поэтому в национальном русском самосознании, как и в политической практике, «Царь для народа неотделим от Бога… Это вовсе не есть обоготворение политического начала, но подчинение его божественному… Это не есть передача государю народного самодержавия, как бывает при идее диктатуры и цезаризма, а просто отказ от собственного самодержавия в пользу Божьей воли, которая ставит царя как представителя не народной, а Божественной силы»(3). В этом состоит самодержавный творческий акт русского народа, в этом самобытная державная традиция и своеобразие его государственной мысли.
По всей видимости, именно этой традиционной особенностью русского державного менталитета, отложившей свой отпечаток в национальном самосознании, и стремился воспользоваться Царь мученик Николай 2. Через Союз русского народа он, таким образом, в труднейшее время своего царствования напрямую обратился ко всему народу, ко всем своим подданным как к единомышленникам. В Союзе русского народа вне сословий и состояний, деятельность которого поддержал Царь и Помазанник Божий, была не только политическая польза для собирания воедино единомышленников, радеющих за Отечество. Союз был воплощением традиции русской державности, где Царь и Отечество были неразделимы, где в симфонии Царского покровительства Союза со стороны Императора Николая 2 и Божьего благоволения в лице Ионна Кронштадского русским людям виделась надежда не потерять дорогое Отечество. Очевидно, этими соображениями можно объяснить то обстоятельство, что святой Царь-мученик столь сильно благоволил к Союзу русского народа, главнейшим направлением деятельности которого было укрепление монархической власти. Об этом можно судить из текста телеграммы в Обращении Союза «К честным сынам России» (между 3 и 24 июля 1907 г. ), направленной в адрес Государя, и его ответа на нее. Вот их текст. «Его Императорскому Величеству Государю Императору Самодержцу Всероссийскому: Слезы умиления от Твоего, Государь, манифеста, державным словом положившего конец существованию преступной Государственной думы. Усердно молим Всевышнего, да дарует Он Тебе силу и крепость в Твоем служении Родине, да ниспошлет Он здоровье и счастье Тебе и Твоей Царской Семье. Мы непоколебимо верим, что под Твоим Державным водительством наша бедная исстрадавшаяся Родина выйдет победительницей из всех бед и напастей, что под твоим Державным водительством, что былая мощь и слава России снова воссияет прежним немеркнущим блеском, что заговоры и ковы врагов внутренних и внешних не страшны нам, пока Русский Народ будет охраняем своим Богоданным Неограниченным Самодержавием. Верь, Государь, мы все, Русские люди, готовы идти за тобой оплотом крепости великой славы России и не жалеем ни жизни, ни имущества на защиту нашего обожаемого Государя». Подпись: Председатель Союза Русского Народа Александр Дубровин.
На телеграмму эту последовал такой Милостивый Царский Ответ. «Передайте всем председателям Отделов и всем членам Союза Русского Народа, приславшим мне изъявления одушевляющих их чувств, Мою сердечную благодарность за их преданность и готовность служить престолу и благу дорогой Родины. Уверен, что теперь все истинно верные и Русские беззаветно любящие свое Отечество сыны сплотятся еще теснее и, постоянно умножая свои ряды, помогут Мне достичь мирного обновления нашей святой и великой России и усовершенствования быта великого ее народа. Да будет же Мне Союз Русского Народа надежной опорой, служа для всех и во всем примером законности и порядка». Подпись: Николай(4).
Тесная связь с Союзом давала Русскому Императору преимущества прямого отношения с различными сословиями, минуя интересы политических партий и особенно бюрократических группировок, влияние которых было крайне сильным и существенно мешало самодержавной власти. «Ясное дело, _ разъясняли Союзники этот вопрос в своем обращении к Русскому народу в 1906 г., – что современный бюрократический строй, заслонивший светлую личность Русского Царя от народа и приведший наше отечество на край гибели, не имеет решительно ничего общего с исконно русским Самодержавием, при котором Царь и народ составляют нечто единое и действуют сообща, как союзники»(5). И добавляли, поясняя роль в этом нового законодательного органа – Госдумы и органов народного представительства: «С Петра Великого у нас появилось средостение между царем и народом _ это чиновники бюрократии, а теперь прибавилась еще стена – государственная, а не государева Дума. Прежде у нас были Земские соборы, которые прямо излагали царю свои нужды, но теперь государство раскинулось на громадное пространство и Земских соборов собрать невозможно, а вместо этого нужно, чтобы к царю ехали представители от всех сословий, и царь мог бы с ними советоваться, спрашивать у них и узнавать о народных нуждах непосредственно, – тогда исчезнет средостение, – и, выслушав своих подданных, поставит как ему лучше, сам царь, а не правительство, а то теперь государственные вопросы решают в Думе члены, которые в них ничего не смыслят…»(6).
Тесная связь с Союзом позволяла Русскому Императору также с помощью союзнической работы умирить появившиеся в обществе сословное расслоение и раздробленность гражданских интересов, когда политические партийные группировки приобретают заметный вес и оттесняют на второй план общероссийские интересы, а человек остается один на один с обюрокраченной государственной машиной и его частные права на деле никого не интересуют. Тогда личность теряет свое социальное значение и нужна такому государству только как инструмент для манипуляций в ходе избирательных кампаний. «Самодержавие Мое останется таким, каким оно было встарь», – так утверждал Государь Император Николай 2 представителям Союза(7). Если мы еще вспомним, что Государь предлагал восстановить патриаршество, а по некоторым данным, и себя в качестве патриарха, то можно с большой долей уверенности предположить: в его замыслы входило не только укрепление верховной власти Русского Императора через исправление законодательных актов, касающихся верховной власти и избирательной системы. Вероятно, через инициативную помощь многочисленных Союзников и при широкой черносотенной народной поддержки монархии он желал восстановления утраченной вследствие реформ Петра 1 симфонии светской и церковной власти – власти Царя и Патриарха, хотел в новых условиях сделать попытку восстановления самодержавного строя правления допетровского типа с деятельным участием в делах государственного управления Православной Церкви с ее Божьим народом. С помощью Союза, способного организовать поддержку народа, можно было бы восстановить традиционный «статус кво» Русского Самодержавия и ввести все дело государственного строительства в старое русло общего интереса нации и Государя, а не спора между амбициями политических группировок и абсолютной власти монарха по западному типу с забвением интересов народа.
Понимая эти обстоятельства, Союзники направили главные усилия на преодоление последствий революционного февральского бунта и одновременно на поддержку монархии и Императора Николая 2. Тогда Союзники и получили от еврейских революционеров и одурманенных демократической идеей низвергателей монархического строя, как им казалось, уничижительное название «черносотенцы». Так русофобские силы стали называть всех и все политические силы и движения, которые выступали за сохранение монархического строя и императорской власти.
Как видно, Союз русского народа был в этой борьбе за национальную Россию наиболее значительной народной организацией, коротая сумела быстро освоиться в обстановке революционного брожения и препятствовать распространению политической атаки антимонархических сил при тесной связи с Царем. С этой точки зрения, Союз начал играть не просто роль черносотенной организации, но и роль политической опричнины. И вот почему.
Если мы обратимся к истинному, а не навязанному инородческой пропагандой представлению о том, что такое черносотенство, как это понятие видоизменили в политических интересах антимонархических русофобских сил, что подразумевалось изначально под словом опричнина и какова была ее главная государственная задача, то высказанное нами убеждение в роли Союза как черносотенной опричнины – политического аналога опричнины 16 в. – в укреплении основ русской государственности в начале ХХ века станет ясным. Для этого следует вначале сделать краткое историческое пояснение обоих понятий, обращая внимание на те стороны, которые для нас наиболее важны и которые до сих пор подвергаются наиболее сильным нападкам со стороны антимонархических кругов и их услужливых помощников от науки.
Сначала о черносотенстве. С точки зрения политической, черносотенное движение конца 19 – начала ХХ века без его тогдашних и современных провокационных прикрас было народным движением (только в Союзе русского народа состояло более миллиона человек), которое возглавлялось лидерами правых сил или, точнее сказать, – консервативных или реакционных политических кругов, в лучшем смысле этого слова, в отличие от революционных сил прогресса, плоды которого мы сегодня пожинаем, – ради сохранения и упрочения самодержавной власти Русского Императора и Русской государственности. Черносотенное движение было естественной для православных русских людей реакцией на стремление еврейских революционеров ограничить самодержавную сласть Русского Царя и свергнуть его с Престола. Это было многолюдное политическое движение в основном простого народа, верного Божественной идее поставления на царство Государя-Помазанника Божия, власть которого была выше человеческого закона. Исторические корни черносотенного движения и самое его народное существо лучше всего раскрывает достаточно простая этимология этого понятия.
Говоря об истории этого слова, следует вспомнить, что известный русский историк Ключевский В. О. в своей работе «Терминология русской истории», опубликованной в 1885 г., сообщает следующее. Понятие «черная сотня» употреблялось на Руси еще в 12 веке для разделения общества на разряды, на «служивых людей» и «черных людей». К черным людям относились горожане, сельчане, свободные крестьяне, которые делились на сотни. Так продолжалось до времени Петровских реформ(8). Никаких других, серьезно отличающихся с исторической точки зрения, мнений на происхождение этого понятия не существует. То есть мы имеем дело в первую очередь с понятием, относящимся к вопросам самобытного уклада русской хозяйственной жизни. Политическую окраску, причем крайне негативного оттенка, это простое русское слово получило в силу интересов русофобской политической пропаганды, которую вели в основном еврейские революционеры усилиями принадлежащих им газет. Цель, которая при этом преследовалась, была вполне откровенна и понятна. Используя слово «черносотенный» и его варианты в одном синонимическом ряду с уже исковерканными ими другими понятиями – такими как «реакционный», «консервативный», «монархический», «правый», которые следовало понимать как антонимы прогрессу, революции, свободе, равенству и братству по-масонски, это обыкновенное слово, нарочно вырванное из его культурно-исторического прошлого, превратили в бранное, даже с оттенком презрения. До сих пор, уже более ста лет, идейные потомки еврейских насильников русской жизни стараются пугать «черносотенной угрозой» наших несведущих современников. Черносотенное движение от этого своей сути не изменило, но претерпело много.
Характеризуя его широкую всесословную основу в начале ХХ века, В. Кожинов в своей аргументированной работе «Россия век ХХ (1901_1939). Кто такие черносотенцы?» отмечает, что это политическое движение «отличалось от всех остальных политических течений своей, если угодно, «общенародностью», оно складывалось поверх границ классов и сословий. В нем с самого начала принимали прямое участие и родовитейшие князья Рюриковичи (например, правнук декабриста М. Н. Волконский и Д. Н. Долгоруков), и рабочие Путиловского завода (1500 из них были членами Союза русского народа), виднейшие деятели культуры (о чем еще пойдет речь) и «неграмотные» крестьяне, предприимчивые купцы и иерархи Церкви и т. д. Эта «всесословность» в обстановке острейшей «классовой борьбы», характерной для начала ХХ века, уже сама по себе привлекает заинтересованное внимание». Говоря о словарном определении, которое «относит к «черносотенцам» только деятелей «начала 20 века», – В. Кожинов верно отмечает, что «между тем это обозначение часто, и опять-таки с полным основанием, применяется и ко многим деятелям предыдущего, 19 века, хотя и называют их так, конечно, задним числом. Но, как бы там ни было, начиная по меньшей мере с 1860-х годов, на общественной сцене выступали идеологи, которые явно представляли собой прямых предшественников тех «черносотенцев», которые действовали в 1900-1910-х годах. Собственно говоря, убеждения принадлежавших к старшим поколениям виднейших деятелей «черносотенных» организаций таких, например, как Д. И. Иловайский (1832-1920). К. Ф. Головин (1843-1913), С. Ф. Шарапов (1850-1911), В. А. Грингмут (1851-1907), Л. А. Тихомиров (1852-1923), А. И. Соболевский (1856-1929), вполне сложились еще до начала ХХ века»(9).
Аналогичную оценку сословному составу Союза дает современный нам исследователь черносотенного движения и автор монографии «Черная сотня» А. Степанов. Разоблачая миф о том, что «по своему социальному составу черносотенцы были городскими люмпенами, которых использовало реакционное дворянство для сохранения своих сословных привилегий», он справедливо замечает: «Это ложное утверждение призвано скрыть принципиально важный факт. Черная сотня была единственным по-настоящему всесословным общественно-политическим движением. В составе патриотических организаций были широко представлены все сословия России: от рабочих, крестьян и мещан до представителей старинных аристократических семейств… Союз активно поддерживали представители русского духовенства. Священники и архиереи нередко были руководителями отделов Союза. Помимо духовенства руководящую роль в Союзе играли представители русской национальной интеллигенции, научной и культурной элиты России. Все вожди Союза имели высшее образование (А. И. Дубровин окончил Медико-хирургическую академию, Н. Е. Марков – Институт гражданских инженеров, В. М. Пуришкевич – Новороссийский университет). Членами Главного Совета и руководителями местных организаций были выдающиеся деятели отечественной науки и культуры: филолог академик А. И. Соболевский, один из столпов отечественной дерматологии профессор П. В. Никольский, историк профессор А. С. Вязигин, филолог профессор И. П. Созонович, писатель князь М. Н. Волконский, философ и математик барон М. Ф. Таубе, философ права и экономист профессор В. Ф. Залесский, юрист и литературовед профессор Б. В. Никольский, ректор Новороссийского университета профессор С. В. Левашев и др. Среди членов-учредителей и руководителей отделов СРН были и представители купечества: петербургские купцы Е. А. Полубояринова, И. И. Баранов, В. Л. Воронков, П. П. Сурин, астраханский купец Н. Н. Тиханович-Савицкий, киевский купец Ф. Я. Постный и др., но, следует отметить, купцов в составе Союза в целом было немного. Зато в составе Союза было много ремесленников, кустарей, мелких служащих и других городских жителей, однако подавляющее большинство членов Союза Русского Народа составляли крестьяне. Особенно активной поддержкой со стороны крестьянства пользовался Союз в тех губерниях, где был силен инородческий и иноверческий гнет»(10).
Все представители Русского народа, составлявшие основу черносотенного движения, придерживались твердых монархических взглядов. В наиболее ясном, кратком и концентрированном виде этот твердый монархический взгляд черносотенного движения начала ХХ века был выражен основателем Русской Монархической партии Григмунтом В. А. в «Руководстве черносотенца-монархиста», опубликованном впервые 3 июня 1906 г. в газете «Московские ведомости»(11).
Уже в самом названии Руководства, где дефисом объединены в одно целое два понятия – черносотенство и монархизм _ содержится указание на их политическую однородность и единство идейной сущности. То есть истинный монархист есть черносотенец, и наоборот. Вот что здесь подразумевалось. Отвечая на интересовавший всех русских людей вопрос о том, «что такое черносотенцы-монархисты?» на самом деле, Григмунт В. А. писал: « Черносотенцы-монархисты _ это тысячи, миллионы, это – весь Православный Русский народ, остающийся верным присяге Неограниченному Православному Царю». Поясняя связь этого почетного для русского человека названия с историей России, автор Руководства подчеркивал, что «Враги Самодержавия назвали черносотенцами-монархистами тот простой, черный Русский народ, который во время вооруженного бунта 1905 г. стал на защиту своего Самодержавного Царя… Нижегородская черная сотня, собравшаяся вокруг Минина, спасла Москву и всю Россию от поляков и русских изменников, и к этой славной черной сотне присоединился и князь Пожарский с верными Царю русскими боярами. Все они были настоящими «черносотенцами», и все они стали, как и нынешние «черносотенцы-монархисты», на защиту Православного Монарха, Самодержавного Царя».
Среди врагов России в «Руководстве черносотенца-монархиста» назывались поочередно: 1) конституционалисты, 2) демократы, 3) социалисты, 4) революционеры, 5) анархисты, 6) евреи, поскольку одни желают полностью уничтожить Самодержавную Царскую власть в России, а другие хотят наложить на нее цепи – вот и вся разница.
Так, «Конституционно-Демократическая партия, которая для краткости обозначает себя буквами К.-Д., а потому прозвана «кадетской» партией, – хочет ввести в России конституцию, которая… свяжет совсем волю Царя. Тогда хозяином в России будет не Царь, а только та партия, члены которой захватят себе большинство мест в Думе, назовут себя «представителями народа», и будут действовать не для блага всего народа, а только для своего личного блага и для блага своей партии.
«Социалисты» хотят переустроить все государство так, чтобы вся власть принадлежала ни Царю, ни Народу, а одному лишь чернорабочему люду, и чтобы все жители России принуждены были иметь одинаковую работу и одинаковый заработок. А это такая нелепость, которой никогда не будет и нигде не было, так как все люди разные и одинаково работать не могут; а если нельзя будет заработать лишнюю себе копейку, то и никакой охоты не будет работать. Такое государство либо умрет, либо немедленно сбросит с себя такую нелепую кабалу.
Что касается евреев, отмечает Руководство, то «в теперешней смуте ни один еврей не высказался за Царское Самодержавие, а большинство евреев, войдя в состав революционного «бунда», всячески поддерживает революцию в России, особенно денежными средствами, для того чтобы добиться равноправия с Русскими, рассеяться по всей России и высосать все ее жизненные соки».
И тем, и другим, и третьим, – всем им для этого нужна конституция, которая была точно определена Григмунтом В. А. как «контракт, договор между Царем и Народом. В Западной Европе, где Цари со своими народами ссорились и враждовали, они под конец пошли на мировую и заключили между собой контракт (конституцию), по которому они теперь и живут, зорко смотря друг за другом, как бы кто кого не обошел». Из этого в Руководстве следовал вывод, что «в России народ спокон веков повинуется своему Монарху не по контракту, а по вере Христовой – как помазаннику Божию, по верноподданнической присяге – как Самодержцу, и по сыновней любви – как своему Царю-Батюшке. Никогда еще с тех пор, как стоит Россия, Русский Царь со своим народом не враждовал, а потому им нет надобности подписывать контракт или конституцию».
Определяя методы борьбы черносотенцев-монархистов с внутренними врагами России, автор считал необходимым следующие меры и методы. «Черносотенцы-монархисты должны всюду действовать мирными, законными средствами, так, например, на революционную пропаганду они должны отвечать пропагандою монархии, распространять среди народа справедливые мнения, истинные взгляды и верные учения, которые могли бы разоблачить революционную ложь и укрепить Русский народ в его исконной преданности Богу, Царю и Отечеству. Такую пропаганду черносотенцы-монархисты должны вести и в школах, и на сходках, и в печати, всюду содействуя торжеству света над мраком, истины над ложью. Лишь в том случае, если внутренние враги России первые поднимают явный бунт против Царя, производят революционные демонстрации с красными флагами и крамольными песнями, или приступают к вооруженному восстанию, – и если, при этом, военные и полицейские силы не могут прекратить этих демонстраций и этого мятежа, лишь в этом случае черносотенцы-монархисты имеют не только право, но и обязанность встать на защиту Царского Самодержавия и, если нужно, жертвовать своею жизнию в непримиримой борьбе с врагами Царя и России. Но и в этом случае черносотенцы-монархисты должны воздерживаться от всяких излишних крайностей и не унижать своего человеческого достоинства».
Оканчивалось Руководство определением главной цели, которую преследуют черносотенцы-монархисты. Она сводилась «к тому, чтобы воссоздавалась могущественная, единая и неделимая Россия, и восстанавливалась грозная сухопутная и морская ее сила; к тому, чтобы Россия управлялась Неограниченным Самодержавным Государем, и чтобы государя не отделяли от народа ни чиновники, ни Думцы; чтобы внутренний порядок и всестороннее, свободное развитие государственных и народных сил строго ограждались твердыми законами, на полное благополучие России и в согласии с ее вековечными историческими основами» (Прим. № 1).
Год спустя более подробное обоснование черносотенного монархического мировоззрения Русского народа на государственное устройство России и на ее политическое развитие дал основатель и член Главного Совета Союза А. А. Майков. В своей брошюре «Революционеры и черносотенцы» он дал целостное изложение идеологии монархического движения, которому нечего стыдиться наименования «черносотенники». «Хотя это прозвище дано черносотенцам как презрительное, – писал он, – однако оно имеет некоторое основание, так как первыми поднявшими знамя «За Веру, Царя и Отечество» были большей частью русские люди простого звания, крестьяне, мещане, а простой народ в прежние времена назывался «чернью», «черными людьми»(12).
В своей брошюре впервые во взаимосвязи друг с другом были проанализированы все три части монархической триады: «Православие. Самодержавие. Народность», являющиеся преобразованным призывом к защите России «За Веру, Царя и Отечество!». Православная Церковь согласно ее положению занимает господствующее положение в России, она есть «основа русской народной жизни и Российского государства», где христианская община, построенная на началах братской любви и милосердия, взаимопомощи и христианского просвещения, должна быть краеугольным камнем гражданской свободы, основанием устройства его гражданской жизни. Русская Православная Церковь необходима в жизни народа и государства, поскольку «…не путем насильственного разрушения всего окружающего, а лишь проведением в жизнь великих начал христианства может быть улучшена наша жизнь: что какой бы ни был образ правления, как бы люди не слагали своей жизни в государствах ли, в общинах ли, но если они будут злы, то никакие законы, никакие новые условия жизни не уменьшат количество зла, несправедливости и неправды»(13).
Говоря о второй части триады, А. А. Майков справедливо замечал, что Царское Самодержавие в отличие от абсолютизма есть не господство над народом, а служение ему, где главным условием крепости Самодержавия является единение Царя с народом и возможность народа «свободно обсуждать свои нужды, изыскивать средства для их облегчения и тем помогать Царю в Его управлении страной». Обязательным условием Русского Самодержавия должно быть православное вероисповедание Царя как основание для того, что Он будет ревнителем и заступником Православной Церкви и станет управлять народом по своей христианской совести. Однако «полнота Царской власти должна быть неприкосновенной, ибо только при этом условии возможно охранить эту власть от захвата какой-нибудь шайкой ловких политиков, или одною частью населения, например, капиталистами»(14).
Третья часть триады – Русская Народность. Здесь А. А. Майков отмечает, что «учение черносотенников имеет основанием национализм», а сами монархисты, будучи противниками космополитизма, выступают за то, чтобы русские занимали «господствующее положение в России». При этом не следует забывать, писал автор, что хотя национализм и объединяет Русский народ, но без Русской Православной Церкви «не сложился бы Русский Народ в одно могучее целое», без нее у всех не явилась бы «общая связь, общая Святыня». (Прим. № 2).
Этими сведениями общую характеристику политических взглядов черносотенцев для наших целей можно ограничить. Следует лишь добавить, что вопрос о черносотенном движении и отношении к нему не только и не столько вопрос политический и даже не идеологический, сколько вероисповедный. Полагаем, что на эту сторону черносотенного движения следует обратить особо, поскольку она пока еще остается вне пристального внимания современных исследователей. Невозможно быть искренне православным человеком и не понимать громадного вреда для России и Русского народа либерально-демократической идеи с ее антимонархическим содержанием: народовластием, конституцией, правами человека, свободой, равенством и братством, понимаемым вне христианского вероучения, талмудической экономикой, втягивающей все народы в единую глобальную и губительную для национальных государств систему мирового хозяйства. Нельзя исповедовать Христа и не быть твердым приверженцем неограниченной самодержавной власти Государя-Помазанника Божия, как основы национально-государственной независимости Русского народа и России. Нельзя не помнить, что миллионы простых русских людей православного вероисповедания, многие даже до смерти, поддержали Императора Николая II в его неограниченном самодержавии вместе с Союзниками и многочисленными монархическим организациями. Поэтому мы и утверждаем, что вопрос черносотенного движения есть в своей глубине вопрос стояния в православной вере.
Теперь об опричнине как политическом методе укрепления самодержавной власти. Мы говорим об опричнине в едином с черносотенным движением контексте, поскольку считаем, что оба эти явления в истории России имеют единую политическую доминанту – укрепление самодержавной власти Русского Царя с широким привлечением для этого энергии низшего сословия. Разумеется, при этом мы отдаем себе отчет в разнице географических размеров России XVI и XX вв., в объемах и формах ее хозяйственной жизни, в политическом и идейном делении общества, разделенного четырьмя веками апостасийного «прогресса».
Однако полагаем, что существо дела от этого не изменилось. Для того, чтобы это почувствовать и лучше понять, обратимся к интересующим нас историческим фактам.
Словарь Ожегова дает наиболее ясное и одновременно многостороннее пояснение этого понятия: «Опричнина: ж. 1. В России в 1565-1572 гг. – система чрезвычайных мер, осуществленных Иваном IV для разгрома боярско-княжеской оппозиции и укрепления самодержавия. 2. Часть государственных территорий, находившаяся в непосредственном управлении царя Ивана IV и служившая ему опорой в насаждении этих мер. 3. собир. Специальные царские войска этого времени. 4. В Древней Руси: земельное владение, выделявшееся вдове князя. «прил. опричный, – ая, – ое. Опричные земли».
Поясняя некоторые интересующие нас аспекты этого определения, добавим, что Опричнина была устроена Царем Иоанном Грозным с главной целью – укрепление самодержавной власти Русского Царя.
Исторически понятие опричнина, также как и черная сотня, имеет простое хозяйственное объяснение. Она означает выделение остатка «поместья, достаточного для пропитания вдовы и сирот павшего в бою или умершего на службе воина»(15). Во время царствования Иоанна Грозного понимание опричнины как чисто хозяйственного механизма регулирования русской жизни, ввиду использования ее как способа оказания давления на противников Царя, изменилось и приобрело еще и политическую окраску, которая вскоре в этом понятии стало главной. «Иоанн Грозный называл опричниной города, земли и даже улицы в Москве, которые должны были быть изъяты из привычной схемы административного управления и переходили под личное и безусловное управление царя, обеспечивая материально «опричников» – корпус царских единомышленников, его сослуживцев в деле созидания такой формы государственного устройства, которая наиболее соответствует его религиозному призванию. Есть свидетельства, что состав опричных земель менялся – часть их со временем возвращалась в «земщину» (то есть к обычным формам управления), из которой, в свою очередь, к «Опричнине» присоединялись новые территории и города. Таким образом, возможно, что через сито опричнины должна была пройти вся Россия. Опричнина стала в руках Царя орудием, которым он просеивал всю русскую жизнь, весь ее порядок и уклад, отделял добрые семена русской православной соборности и державности от плевел еретических мудрований, чужебесия в нравах и забвения своего религиозного долга»(16). В этом и заключался политический и государственный смысл всей системы мер, которые были предприняты талантливым Русским Царем Иоанном Васильевичем Грозным для укрепления его самодержавной власти на благо русского отечества.
Раскрывая суть опричного метода, известный русский историк С. Ф. Платонов пишет по этому поводу следующее. «Грозный применил к территории старых удельных княжеств, где находились вотчины служилый князей-бояр, тот порядок, какой обыкновенно применялся Москвой в завоеванных землях. И отец, и дед Грозного, следуя московской правительственной традиции, при покорении Новгорода, Пскова и иных мест выводили оттуда наиболее видных и для Москвы опасных людей в свои внутренние области, а в завоеванный край посылали поселенцев из коренных московских мест. Это был испытанный прием ассимиляции, которым московский государственный организм усваивал себе новые общественные элементы… Лишаемый местной руководящей среды завоеванный край немедля получал такую же среду из Москвы и начинал вместе с ней тяготеть к общему центру – Москве. То, что удавалось с врагом внешним, Грозный задумал испытать с врагом внутренним. Он решил вывести из удельных наследственных вотчин их владельцев – княжат и поселить их в отдаленных от их прежней оседлости местах, там, где не было удельных воспоминаний и удобных для оппозиции условий; на место же выселенной знати он селил служебную мелкоту на мелкопоместных участках, образованных из старых больших вотчин… В течение 20 последних лет царствования Грозного опричнина охватила полгосударства и разорила все удельные гнезда, разорвав связь «княжеских родов» с их удельными территориями и сокрушив княжеское землевладение. Княжата были выброшены на окраины государства, остававшиеся в старом порядке управления и носившие названия «земщины», или «земского»(17).
Результатом такого хозяйственного подхода, наряду с жесткими и жестокими мерами политического свойства, вплоть до уничтожения своих противников, Грозный сумел заметно укрепить внутреннее единство Русского Царства и преодолеть сепаратизм остатков родовитых «княжат». Опричнина, созданная им из «служебной мелкоты», заселила крупные вотчины «княжат», разделенные на мелкие участки, а прежних владельцев, если они были в числе противников царских, переселяли в области, где они не могли вредить государству». Княжата, отмечает вслед за С. Ф. Платоновым русский историк Н. Н. Воейков, саботировали новые законы «Судебника» или изменнически «отъезжали в Литву, что возбуждало жестокую расправу царя с «крамольниками», перешедшими все пределы. Грозный лишил возможности «олигархов (Глинских, Бельских и др.) урезать царскую власть, разделив ее между собой»(18).
Опричнина сделала великое дело. Русское государство стало единым и монархическим. Верховная власть Самодержца приобрела новые черты внесословной, но не родовой окраски. Теперь уже по своей политической сути Самодержавие в большей степени стало опираться на закон и в меньшей – на родовые обязательства. Царь получил возможность ближе говорить с народом, допуская в верхушку «госаппарата» людей не столько родовитых, сколько способных к делу и преданных царской воле. К концу царствования Грозного Царя «неудачи Ливонской войны, лишившие Россию отвоеванных было в Прибалтике земель, компенсировались присоединением бескрайних просторов Сибири в 1579-1584 годах. Дело жизни Царя было сделано – Россия окончательно и бесповоротно встала на путь служения, очищенная и обновленная Опричниной. В Новгороде и Пскове были искоренены рецидивы жидовствования, Церковь обустроена, народ воцерковлен, долг избранничества – осознан. В 1584 году Царь мирно почил, пророчески предсказав свою смерть»(19). По этому поводу можно лишь вслед за известным русским историком Церкви Н. Н. Воейковым добавить: «Независимо от своих личных качеств и недостатков самодержавный государь, стоявший выше сословных и социальных делений, черпая силу и полноту власти из своего органического единения с народом и союза с Церковью, несомненно являлся в то время, в этот жестокий для народов Европы XVI век, монархом наиболее совершенного типа»(20).
Этот небольшой экскурс в историю Русского государства, которую в отношении таких понятий, как опричнина и черносотенство, не перестают особенно обругивать и по их поводу безудержно лгать, был нам необходим, чтобы яснее понять, почему мы видим в них историческую аналогию с началом ХХ века, когда был создан Союза русского народа.
Ведь даже беглое сравнение двух периодов истории Русского государства, разделенных друг от друга приблизительно четырьмя веками, позволяет увидеть, что Царь Иоанн Грозный и Государь Император Николай 2 – оба особо нуждались в прямой поддержке своего царствования в среде низшего сословия ради укрепления государственной власти, подрывшейся в XVI веке родовой знатью, а в начале ХХ века инородческими силами вкупе с государственной бюрократией и партийными группировками. Конечно, как мы уже отмечали, в ХХ в. мы не находим важнейшего для конечного успеха дела по укреплению самодержавной власти Русского монарха хозяйственного механизма воздействия на антимонархические силы. Не находим в царствование Императора Николая 2 и тех жестких мер политического и уголовного преследования врагов царского самодержавия, какими отличался Иоанн Грозный. В период правления Царя-мученика Николая 2 серьезные карательные меры против противников самодержавия не применялись. Тоничтожное административное воздействие и незначительное уголовное преследование, которому подвергались революционные агитаторы, еврейские бомбисты и боевики, терроризировавшие общество, было со стороны правительства лишь полумерами, которые не могли способствовать искоренению инородческой заразы. Они лишь доказывали, что самодержавная власть в России уже в тот период в значительной мере испытывала на себе разлагающее ее влияние нерусских чиновников, закрепившихся в высших структурах государственного управления. Дело в значительной степени ограничивалось политическим противостоянием между черносотенными монархическими и иными организациями и не доходило до серьезных вооруженных столкновений. Любителям выдумок об участии Союза русского народа в еврейских погромах, которые, как известно, были ответной реакцией населения на провокационные выходки местных жидов, подстрекавших евреев и обманутое ими жидовствующее, причем в абсолютном большинстве, нерусское население, инициировать межнациональные столкновения, нам остается еще раз напомнить, что создан Союз был после того, как инспирированные жидовской верхушкой погромы прошли и отослать их к соответствующим работам добросовестных исследователей, а также к опубликованным архивным материа-лам(21).
Мы понимаем также разницу между идущей сверху инициативой в вопросе укрепления самодеравной власти со стороны Грозного Царя, привлекшего к исполнению им задуманного не окружавшую его родовую знать, а стоящее много ниже сословие – служебную мелкоту. Мы видим и различие теперь уже во многомиллионной поддержке неограниченного самодержавия Государя Императора Николая 2 со стороны простого люда по его внутреннему убеждению в ответ на почин высокообразованного слоя и Царское благословление народного черносотенного движения.
Однако, несмотря на разницу во времени и заметное отличие в методах привлечения народной, черносотенной поддержки царской власти, у опричнины и черносотенного движения, где ведущую роль играл Союз русского народа, было общее, как мы уже отмечали, в главном – в укреплении верховной власти Русского Самодержца. Прославленные в лике святых Царь Иоанн Васильевич Грозный и Государь Император Николай 2, боровшиеся за неограниченное самодержавие, дарованное Русскому Царю и Помазаннику по благословлению Божиему, – оба опирались на низшее сословие, преданное по своему глубокому православному чувству царской воле, в простоте сердца видевшее в Русском Самодержце воплощение Божественной иерархии в дольнем мире, а в лице земного Царя и Помазанника Божиего своего верного заступника справедливого судию.

+ + +
Союз русского народа должен был стать и уже был на деле новой черносотенной (народной) опричниной – организацией в большинстве своем простого Русского народа, созданной для блага родины, в практике которого Союзники видели залог незыблемого сохранения православия, русского неограниченного самодержавия и народности (п. 2 Устава Союза). В тот период своего существования Союз русского народа стал школой подъема русского национального мировоззрения и русского патриотизма. При его громадной для этой общественной организации массовости через Союз прошли сотни тысяч людей по всей территории России. Работая в Союзе, они приобретали навыки верного патриотического отношения к своей Отчизне ради укрепления самодержавного строя русской жизни – основы всего бытия единой и неделимой России. Миллионы русских людей, не входивших в члены Союза, но непосредственно соприкасавшихся с его работой по развитию русского национального сознания, также проходили школу Православия, Самодержавия и Народности. Как и во время Иоанна Грозного, такая форма поддержки Самодержавной власти в опасный для нее и России период дала серьезнейшие результаты и в начале ХХ столетия, хотя и была ограничена только мерами политического характера, причем без серьезной поддержки, а порой и противодействия со стороны правительства, особенно после того, как рост искусно инспирированных и намеренно разжигаемых антимонархических настроений пошел на убыль. Благодаря помощи Союза русского народа политические последствия антигосударственного бесчинства 1905 г. были серьезно утихомирены, а антимонархические организации поубавили свой пагубный пыл национального предательства. Попытка так называемой мировой закулисы повторить масонскую Французскую революцию в России в тот период, не меняя своих подрывных демократических приемов, оказалась неудачной. Черносотенная народная поддержка Русского Монарха, организованная силами Союзников, на время оказалась сильнее тлетворной антимонархической пропаганды, масонских интриг, еврейского революционного терроризма вкупе с иностранным давлением и организованной мировой войной, главный удар которой был нацелен на Россию и на подрыв «удерживающего» – Русского Самодержавного государства и Его Императора Царя-мученика Николая II. Благодаря усилиям черносотенной опричнины Россия смогла на время подавить либеральную скверну и прожить до нового революционного потрясения еще двенадцать лет. Опыт того времени нам следует хорошо помнить.

Сергей БЕЛОВ

Примечания:
1. Руководство содержало также и другие вопросы, которые в тот период имели важное значение для уяснения политической позиции черносотенцев-монархстов, которая благодаря антирусской пропаганде представлялась как отсталая и вредная для «прогресса и свободы». В частности, Руководство отвечало на следующие вопросы и давала необходимые пояснения: «Бюрократия» значит власть чиновников, которые не допускают народа со своим Царём и управляют государством по своей воле, а не по воле Царской».
«Парламент есть собрание выборных от народа людей, которые называют себя «представителями народа», на самом же деле они являются только представителями той партии, которая тем или иным способом одержала верх на выборах. Таким парламентом оказалась и первая Русская Государственная Дума, члены которой обманно называют себя «представителями русского народа», на самом деле они являются представителями только «кадетской» и социалистической партий, которые насилием и обманом одержали верх над истинным Русским народом во время весенних выборов 1906 г. Если между Царем и народом будет стоять Дума с ее болтунами и крикунами, которые думают не о благе народа, а только о собственной своей выгоде; точно также, если между Царем и народом будут стоять чиновники, – Царь из думских речей и чиновничьих докладов правды о Русском народе не узнает. Он узнает ее только тогда, когда Он будет часто видеться с самим народом, либо объезжая Свою Империю, либо принимая народные депутации, либо знакомясь с докладами вызванных им Самим из народа сведущих, дельных, умных и преданных Царю людей».
«Правда ли, что черносотенцы-монархисты стоят против свободы слова и печати?
Нет, неправда: они стоят только против необузданного произвола слова и печати, разрушающего основы Церкви Божьей, Царского Самодержавия, народной нравственности и воинской дисциплины, от которых зависит самое существование государства. Черносотенцы-монархисты стоят против всякой словесной и печатной лжи. Во всех остальных отношениях слово и печать должны иметь право свободного обсуждения всего творящегося в России.
«Правда ли, что черносотенцы-монархисты не желают улучшения положения рабочих? Нет, неправда. Положение рабочих, так же как и других классов населения, нуждается в различных улучшениях, которые и входят в программу монархической партии; но монархисты не допускают рабочего революционного движения, стремящегося не к улучшению быта рабочих, а к государственному перевороту.
«Правда ли, что черносотенцы-монархисты не желают улучшения крестьянского быта?
Нет, неправда. Они хотят улучшить этот быт и с материальной, и с нравственной стороны. Но они знают, что в земле нуждаются далеко не во всех губерниях и не все крестьяне, а что нужды крестьянские весьма разнообразны и что им следует помогать разнообразными способами, а не одним только наделением новой земли. Там же, где это наделение необходимо, оно должно совершаться без нарушения права собственности».
2. В брошюре А. А. Майкова рассматривались и другие стороны черносотенного движения. Они были ответом на разнообразную ложь, которую об этом движении распространяли антимонархические силы. Например, монархистов обвиняли в том, что они являются приверженности «старого режима» и поэтому потворствуют произволу чиновников. Давая пояснение по этому ложному обвинению, А. А. Марков писал, что у монархистов на самом деле совершенно другой взгляд на бюрократию. В ней есть «большое количество инородцев или людей воспитанных на иностранных началах», которые строят политику правительства, идущую вразрез «с нуждами и стремлениями Русского Народа». Бюрократия стоит между Царем и народом, мешая обоим. Стремясь совместить опыт работы двух Дум, первых политических результатов, полученных в обществе после издания в 1906 г. «Основных законов Российской Империи», с Русским Самодержавием, автор брошюры хотел переосмыслить и попытаться довести до практики идею соработничества Царя с народом в новых условиях. Он писал: «Самодержавие Царское, облеченное полнотой законодательной и исполнительной власти, должно быть осуществлено в единении Царя с народом. Единение это должно быть основано на началах соборности, которая издревле была создана русским народом во время его самобытности. В настоящее время оно может быть осуществлено на тех же началах, либо под видом постоянной Государственной Думы, либо под видом периодически созываемых Земских Соборов… В состав Собора или Думы должны входить только представители Православного народа как хозяина земли Русской. Инородцы, входящие в состав России, должны иметь своих особых представителей при Государственной Думе или Соборе» (с. 26). Принцип выборности должен быть сословный, поскольку «при выборах, производимых от сплошных масс населения выборные люди, по мнению черносотенников, всегда будут людьми случайными, ничего общего с основным населением не имеющими, олицетворяющими тот опасный тип «политиканов», для которых одинаково чужды нужды народные.., стремящиеся только к захвату власти для осуществления своих теорий или просто личных целей» (с. 27). Что касается Конституции, для России она не нужна, поскольку «Черносотенцы особенно опасаются конституции на том основании, что самый могущественный капитал принадлежит евреям и, следовательно, введение конституции равносильно передачи власти над Россией в руки евреев: они указывают, что капиталистический гнет, наблюдаемый в Западной Европе и не без основания вызывающий такой протест в среде низших слоев населения, опирается главным образом на парламентаризм» (с. 24). Продолжая свою мысль относительно влияния на общество капитала, он отмечал, что «признавая, однако, что без капитала невозможны ни промышленность, ни торговля, ни вообще какое-либо хозяйство, черносотенники считают, что необходимо, чтобы капитал занимал служебное относительно народа и государства положение, но не являлся бы исключительной довлеющей в государстве силой. Признавая полную несостоятельность борьбы с капиталом, проповедуемой анархистами-социалистами, стремящимися уничтожить всякую собственность и власть, черносотенцы признают, что исключительное господство капитала есть великое зло и считают, что только неограниченная Царская власть способна охранить народ от чрезмерного гнета капиталистов» (с. 22).

<B<ИСТОЧНИКИ:< b>
(1) Епископ Андроник. «Беседы о «Союзе русского народа», Старая Русса, 1909 г.
(2) Митрополит Иоанн (Снычев). Очерки христианской государственности. Санкт-Петербург, с. 101.
(3) Л. А. Тихомиров. Единоличная власть как принцип государственного строения, с. 99// Церковный собор. М., 2003.
(4) Союз русского народа. Из обращения к честным сынам России (июнь 1907 г.) ГАРФ. Ф. 116. Оп. 2. Д. 1. Л. 666-666об.; Ф. 102. ДПОО. 1907. Д. 219. Л. 60-63об; Московские ведомости. М., 1907, 24 июня (7июля) № 144// Правые партии. Документы и материалы. Т. 1. 105-1910 гг., с. 341).
(5) ГАРФ. Ф. 116. Оп. 2. Д. 1. Л. 667; ГОПБ. ОРК. Кор. 46/1, № 1100/28 // Правые партии. Документы и материалы. Т. 1. 105-1910 гг., с. 283).
(6) ГАРФ. Ф. 102. 4 д-во. 1095. Д. 999. ч. 39. Т. 4. Л. 50-51; Союз русского народа. М. -Л. 1929. С. 402-403//Правые партии. Документы и материалы. Т. 1. 105-1910 гг., с. 395).
(7) ГАРФ. ф. 116. Оп. 2. Д. 1. Л. 667; ГОПБ. ОРК. Кор. 46/1, № 1100/28//Правые партии. Документы и материалы. Т. 1. 105-1910 гг., с. 284).
(8) См. подробнее: Ключевский В. О. Соч. в 8-ми т., М., 1959, т. 6, с. 157, 159, 165.
(9) См. подробнее: В. Кожинов. Россия век ХХ (1901_1939). Кто такие черносотенцы?».
(10) «Черная сотня – уроки борьбы». Доклад на восстановительном съезде Союза Русского Народа, М., 21 ноября 2005 года (с комментарием редакции «РП») // «Русь Православная», № 11-12, 2005г.
(11) Григмунт В. А. «Руководство черносотенца-монархиста», газета «Московские ведомости», 3 июня 1906 г., № 141. Подробнее о Григмунте и его политической деятельности см. : А. Степанов. «Черная сотня».
(12) Майков А. А. Революционеры и черносотенцы. СПб., 1907, с. 23.
(13) Там же, с. 24.
(14) Там же, с. 27.
(15) См. подробнее: Митрополит Иоанн (Снычев). Царь Иоанн Грозный и опричнина. С-Пет. 1995.
(16) Там же.
(17) С. Ф. Платонов. Полный курс лекций по русской истории, М., 2007, с. 195-196.
(18) Н. Н. Воейков. Церковь, Русь и Рим, Минск, 2000, с. 494.
(19) См. подробнее: Митрополит Иоанн (Снычев). Царь Иоанн Грозный и опричнина. С-Пет. 1995.
(20) Н. Н. Воейков. Церковь, Русь и Рим, Минск, 2000, с. 379.
(21) Об этом см. : В. Кожинов. «Черносотенцы и революция»; А. Степанов. «Черная сотня»; о провокациях и подстрекательстве к убийствам черносотенцев и членов Союза русского народа со стороны еврейских революционеров см. в опубликованных архивных материалах: Правые партии. Документы и материалы. Т. 1. 105-1910 гг., с. 299-301 (о подстрекательстве агитаторов-евреев на избиение членов дружины Союза русского народа); с. 323-324 (о гонениях на русских «черносотенных» рабочих и их увольнениях с фабрик и заводов еврейской администрацией); с. 336 (по поводу лжи об участии правых партий в покушении на Священную Особу Его Величества); с. 353 (о мнимых членах Союза _ провокаторах забастовок).</B<ИСТОЧНИКИ:<>

<B<ИСТОЧНИКИ:< b></B<ИСТОЧНИКИ:<><B<ИСТОЧНИКИ:< b>

</B<ИСТОЧНИКИ:<>