Русская белая эмиграция в Венгрии: люди и организации
Статья подготовлена венгерским историком Аттилой КОЛОНТАРИ при поддержке гранта Яноша Бояи Венгерской Академии наук и гранта Куно Клебельсберга Института Балинта Балашши.
В Венгрии в период между двумя мировыми войнами существовала военно-монархическая эмиграция. Несмотря на свою малочисленность, русская колония в Венгрии считалась неотъемлемой частью Русского Зарубежья. По разным статистическим данным в стране нашли приют от 3 до 5 тысяч беженцев. Например, в сводке Министерства внутренних дел о проживающих в стране иностранцах за 1934 год в графе «русские» указывается цифра 4034 (Венгерский Национальный Архив) K-63-377. cs. 37/f. 18. l).
Созданные ими организации не только не отличались от подобных союзов в других странах, но являлись составной частью более крупных общеэмигрантских структур, как например РОВС (Русский Общевоинский Союз).
Сами эмигрантские организации имели свое представительство в Венгрии, как, например, Высший Монархический Совет (ВМС) и Российское Общество Красного Креста (РОКК).
Созданные русскими эмигрантами организации носили военный характер и были предназначены для поддержания связей между кадрами армии, для оказания помощи бывшим офицерам и военнослужащим, и не в последнюю очередь для того, чтобы сохранить военную субординацию и подчинение бывшим командирам. В самом начале 1920-х гг. они не теряли надежду на возвращение в Россию с оружием в руках.
Приглашение на “Благотворительный чай” в гостиницу Геллерт, в пользу раненых армии Врангеля.
Первоначально на территории страны был создан Союз Русских Офицеров в Королевстве Венгерском (СРОвКВ). Судя по архивным документам инициатором и его основателем был генерал-лейтенант Петр Владимирович Глазенап, имевший далеко идущие планы. Он был колоритной фигурой белой эмиграции в Венгрии.
При поддержке Франции и венгерского правительства Глазенап хотел сформировать вооруженные подразделения, как ядро будущей белой армии. По данным советской контрразведки в Будапеште в течение 1920-1921 гг. под его командированием существовала хорошо организованная вооруженная группировка в составе 1500 человек. Их штаб находился на улице Фехервари, и якобы их финансировало венгерское правительство (Русская военная эмиграция 20-х 40-х годов. На чужбине. Т. 1. кн. 2. (Составители: Басик, И. И. и др.) Москва, 1998. С. 517-518).
Правда, до сих пор в венгерских архивах не найдены документы подтверждающие причастность венгерского руководства к финансированию. Можно предположить, что подобная поддержка существовала только на словах и в помыслах самого же Глазенапа.
О нем венгерские власти были весьма нелестного мнения, считая его политическим авантюристом. Известно, что законный муж баронессы Фредерикс, с которой сожительствовал Глазенап, «служил Советам». В венгерских архивных документах есть упоминание о том, что ранее будучи членом армии Юденича, Глазенап якобы похитил 25 тысяч фунтов у Северо-Западного Правительства (MOL К-64-1920-41/ Л. 33-34).
Петр Владимирович Глазенап
(1852-1951)
Когда в начале 1921 г. Врангель назначил полковника Алексея Александровича фон Лампе своим военным представителем в Венгрии, перед ним ставились 2 главные задачи: вести переговоры с венгерским правительством о приеме частей эвакуированной из Крыма Русской Армии, и обеспечить влияние Главнокомандующего (т.е. Врангеля) в местной колонии.
С этой целью Глазенап приступил к созданию союза, существовавшего по его словам только на бумаге, так как его пребывание в Будапеште было весьма редким. До преобразования союз насчитывал всего 12 членов.
Алексей Александрович фон Лампе (1885-1967)
К концу 1923 г. в него вошли – по данным фон Лампе – 167 офицеров, был принят новый устав, избрано совершенно новое правление, причем в уставе было зафиксировано, что председатель союза утверждается в своей должности Главнокомандующим Русской Армией, а постановления правления вступят в силу только после утверждения их военным представителем. Первым председателем обновленного СРОвКВ стал генерал-майор флота Николай Владимирович Шмидт (ГАРФ Ф. 5826. Оп. 1. Д. 2. Л. 47-48).
Из его биографии известны следующие данные: он родился в 1863 г. (умер по некоторым сведениям после 1934 г.), в 1883-м стал мичманом. Он был преподавателем Морского корпуса, в гражданской войне служил в Вооруженных Силах Юга России. Шмидт был эвакуирован из Новороссийска в Александрию. Оттуда в 1921-м попал в Константинополь, потом в Венгрию, в город Печ, находившийся тогда под сербской оккупацией.
Чтобы усилить зависимость союза от Врангеля, фон Лампе стал его финансировать по мере своих скромных возможностей. Устав союза Лампе представил и венгерскому военному министру, генералу Шандору Беличка, принявшему его к сведению с единственным условием организации быть лояльной к венгерским властям. То есть со стороны венгерского правительства не чинили особых препятствий созданию офицерского союза, в его внутренние дела не вмешивались (ГАРФ Ф. 5826. Оп. 1. Д. 2. Л. 47-48).
Дипломатический паспорт фон Лампе и его «верительные грамоты» с подписью генерала Врангеля, и начальника штаба, П. Н. Шатилова (HL – Военно-Исторический Архив) VKF B/168 3505/1987 53., 55. l).
Одновременно с переорганизацией союза Лампе, как и все другие представители Врангеля, получил от него приказ провести регистрацию русских военных на территории Венгрии. Были установлены две категории. К первой относились те офицеры и военнослужащие, которые были обязаны – по словам Врангеля – «по первому моему зову стать в ряды армии». Они должны были считаться временно причисленными к запасу. Вторую категорию составляли те, которые по тем и иным причинам не могли или не хотели подчиниться приказу Врангеля. Их надо было считать уволенными из армии. Таким образом Врангель хотел создать основу мобилизационной системы.
В условиях эмиграции, конечно, принадлежность к той или другой категории целиком зависела от решения самого военнослужащего. В руках Врангеля и его представителей было одно единственное средство оказывать давление на бывшего военнослужащего, лишить его материальной поддержки, субсидии (увольнение со службы). В Венгрии на призыв Врангеля откликнулись весьма умеренным энтузиазмом, к назначенному сроку на регистрацию к фон Лампе явились всего 197 военных, включая и тех, кто заявил о нежелательности стать в ряды армии, или тех, кого сам Лампе посчитал негодными к службе. У большинства – как отметил Лампе – не было никаких документов, поэтому трудно было установить соответствуют ли действительности их ответы на вопросы анкеты (ГАРФ Ф. 5826. Ор. 1. Д. 5. Л. 1. и 34-35).
В состав преобразованного Союза Русских Офицеров в Королевстве Венгерском вошли и некоторые другие организации, которые были созданы за это время. Самым значительным среди них было Общество Галлиполийцев в Венгрии. Общество Галлиполийцев было создано приказом Врангеля в ноябре 1921 г. (Карпов, Н. Д.: Крым – Галлиполи – Балканы. Москва, Русский путь, 2002. С. 137).
Членами его могли стать те военные и члены их семей, которые после эвакуации из Крыма были размешены в лагере на Галлиполийском полуострове, где царили жесткие, почти невыносимые условия жизни. Беженцы метко назвали это место вместо Галлиполи «Голое поле». Сюда попали главным образом солдаты и офицеры I армейского корпуса генерала-от-инфантерии Александра Павловича Кутепова. Несмотря на все трудности, его части сохранили организованность и боеспособность.
В 1921-1922 гг. в Венгрию стали прибывать небольшими партиями беженцы-военные из района Проливов, в том числе из Галлиполи. Их число позволило образовать свое отдельное общество в Венгрии, под руководством полковника Евгения Дмитриевича Лукина, который одновременно носил и титул старшего галлиполийца. Общество субсидировалось штабом генерала Врангеля. Жили они в непростых условиях, устроившись, в основном, на физических работах. Лукин в своем донесении Алексею фон Лампе пишет: «В остальном пока особого у нас ничего не случилось. Живем сравнительно тихо без всяких недоразумений. Заработки сейчас у большинства увеличились понемногу, одеваются. Чему в сильной степени способствует заемный капитал. К наступающей зиме уже большинство устроилось на работе в крытых помещениях, так, что в общем эта зима должна пройти сравнительно лучше, чем прошлогодняя, есть опыт и умение приспособиться.» (ГАРФ Ф. 5826. Оп. 1. Д. 10. Л. 37).
С обществом Галлиполийцев связана попытка создать Союз Русских Студентов в Королевстве Венгерском. Когда в 1922-23 учебном году венгерские университеты открыли свои двери для русских эмигрантов, из Общества Галлиполийцев 44 человека (главным образом офицеры) были приняты в разные ВУЗы. Для представления их интересов был создан Союз Русских Студентов, председателем которого стал капитан Митрофан Митрофанович Кологривов, секретарем – поручик Смирнов. Однако до конца учебного года число студентов резко сократилось, остались всего 8 человек. Среди множеств причин на первом месте, безусловно, стояло незнание или недостаточное знание венгерского языка, утрата прежних знаний во время войны, отсутствие учебных пособий, тяжелое материальное положение учащихся тоже играли значительную роль в этом процессе (ГАРФ Ф. 5826. Оп. 1. Д. 10. Л. 148-149).
Союз не мог добиться постоянной денежной помощи от Врангеля. Однако оставшиеся 8 студентов по-видимому успешно продолжили учебу, так как фон Лампе в апреле 1925-го года писал о том, что ему удалось добиться от венгерских властей освобождения их от платы за образование (ГАРФ Ф. 5826. Оп. 1. Д. 2. Л. 119).
Более прочной и успешной оказалось создание казачьей станицы в Венгрии. Казаки составляли немалую часть белых армий, но они всегда обособлялись от других частей, стараясь сохранить свою самобытность. Эти стремления продолжались и в эмиграции. Казаки на чужбине создавали свои станицы, подчиняясь своим атаманам.
В Венгрии в начале 1920-х гг. проживало около 150-200 донских, кубанских и прочих казаков. Часть из них привлекли сюда упорно муссировавшиеся в эмигрантской прессе слухи, причем безосновательные, что в Венгрии идет создание казачьих вооруженных отрядов, якобы на улицах Будапешта казаки гуляют в мундирах и с оружием. Более правдоподобная картина вырисовывается из статьи газеты «Руль» от 26 сентября 1921-го года. В ней пишется о тяжелых условиях жизни казаков в Венгрии.
Например, группа казаков из 30 человек нашла черную работу на лесопильном заводе в деревне Албертфалва. Их денежная зарплата за 10 часов работы составила 80 венгерских крон, что еле хватало на питание, спали они на соломе в двух коровьих сараях, правда в чистых, но непригодных для зимовки.
Правда следует отметить, что идея создания казачьих частей в рамках венгерской армии действительно возникла в белых эмигрантских кругах. Ее выдвинул не кто иной, как бывший донской атаман, генерал-от-кавалерии Петр Николаевич Краснов. В своем письме регенту Венгрии, адмиралу Хорти, в апреле 1921-го он пишет, что в Европе разброшены по разным странам 30 тысяч казаков. Он предложил Хорти разселить их всех на венгерской территории и создать из них кавалерийские части (по мере надобности от полков до кавалерийских корпусов) в рядах венгерской армии по примеру французских иностранных легионов и латышских или китайских частей в Красной Армии (ГАРФ Ф. 5878. Оп. 1. Д. 1060. Л. 2).
Венгерские военные и политики не серьезно отнеслись к предложению Краснова, считая его авантюрным, имевшим мало шансов на успех, хотя бы из-за строгого контроля над страной держав Антанты, стремившихся свести к минимуму численность и вооружение венгерской армии. В одном из писем Алексею фон Лампе Краснов мотивировал свой план следующим образом: «Видя безвыходное положение казаков в Германии и особенно в Польше, я задумал предложить Венгрии создать в своей кавалерии специальные кавалерийские части… чтобы сохранить выучку казаков, их боевой дух, умение ездить и не быть в тягость государству. Написал об этом Хорти и послал ему письмо… Мысль моя была такая – лучше служить венграм, интересы которых не сталкиваются с интересами России, нежели полякам, которые работают на уничтожение России.» (ГАРФ Ф. 6853. Oп. 1. Д. 6. Л 154-155).
В начале 1922 г. при активном содействием фон Лампе была основана венгерская казачья станица имени Краснова. Это сначала обеспечило лояльность казаков к Врангелю. Первым атаманом станицы был выбран полковник Ксенофонт Игнатьевич Ершов. В станицу вошли 61 казак. Конечно в условиях эмиграции станица не могла носить военный характер (о военной подготовке, о ношении оружия не могло быть и речи), а служила представительным органом казаков перед венгерскими властями и другими эмигрантскими организациями, оказывала она материальную помощь своим членам и способствовала сохранению казачьей идентичности. Лампе в ноте от 4 марта информировал венгерское военное министерство о создании станицы и просил разрешения местных властей. Венгерские власти сначала были растеряны, так как в немецком тексте ноты слово «станица» было переведено как Kossakendorf (HL 1930 HM Eln. D. I. tОtel, 685. sz. 59. l).
Они думали, что речь идет не об организации, а о создании конкретного населенного пункта, что вызвало отрицательное отношение разных ведомств к ходатайству фон Лампе. Но когда удалось рассеять недоразумения, они дали добро дальнейшему существованию станицы. И Общества Галлиполийцев и казачья станица считались подотделами Союза Русских Офицеров в Королевстве Венгерском, делегировали своих представителей в Правление Союза.
Нота Алексея фон Лампе министру обороны, генералу Шандору Беличка о создании казачьей станицы на территории Венгрии (HL 1930 HM Eln. D. I. tétel, 685. sz. 60-61. l).
В первой половине 1920-х гг. в рядах монархической эмиграции в вопросе престолонаследия произошел раскол. Одна группа поддерживала кандидатуру великого князя Кирилла Владимировича, вторая (в общеэмигрантских масштабах более многочисленная) признала своим предводителем великого князя Николая Николаевича, бывшего Верховного Главнокомандующего Русской Императорской Армией. В Венгрии, несмотря, на малочисленность эмиграции (или может быть именно поэтому) борьба между «николаевцами» и «кирилловцами» шла особо остро. Это отражалось и на внутренней жизни эмигрантских организаций.
«Николаевцами» в Венгрии руководил Алексей фон Лампе, а «кирилловцами» князь Дмитрий Петрович Голицын-Муравлин. Его личность заслуживает особого внимания. Он был крупным политическим деятелем дореволюционной России, одним из лидеров крайних правых организаций: Русского Собрания и Союза Русских Людей, бывший член Государственного Совета. После большевистского переворота он бежал из Советской России, приехал в Венгрию на оккупированную сербами ее южную территорию. В первые годы своего пребывания в Венгрии он жил у барона Имре Бидермана, в его замках в деревнях Можго и Сентегат.
Голицын-Муравлин познакомился с бароном Бидерманом еще 10 годами ранее, когда приезжал в Венгрию от Русской Лиги по защите детей (HL VKF B/169 3619/1987 22.182/1922).
В Венгрии он сначала выступал как представитель Высшего Монархического Совета, затем, после того как данная организация отказалась от открытой поддержки Кирилла Владимировича, он стал во главе Местного Монархического Объединения. В ответ за поддержку Кирилл Владимирович назначил его своим главным политическим представителем во всех европейских государствах (Бочарова, З. С.: Российское Зарубежье 1920-1930-х гг. как феномен отечественной истории. Москва, АИРО-ХХI. 2011. С. 101).
К середине 1920-х он постепенно отошел от политики и занимался литературной деятельностью, умер в 1928 г. в Вышеграде. Имеются однако сведения о том, что к концу своей жизни он коренным образом изменил свой взгляд на вопрос о престолонаследии. Об этом свидетельствуют два его письма к князю Николаю Леонидовичу Оболенскому, секретарю великого князя Николая Николаевича в июле-августе 1928 года. В этих письмах он уже занимает позицию «недоказанности смерти Императора Николая II, высказывается за то, что единственным человеком, который в даной ситуации может спасти Россию, является великий князь Николай Николаевич, а движение великого князя Кирилла Владимировича – в рождении которого он раньше принял активное участие – называет прямо «идиотским» (Архив Библиотеки Фонда Русского Зарубежья (АБФРЗ) Ф. 2. Оп. 2. К. 7. Ед.хр. 4. Л. 2-3).
Дмитрий Петрович Голицын-Муравлин (1860-1928)
Вокруг Голицына-Муравлина в городе Печ сформировалась довольно мощная по венгерским размерам эмигрантская группа. Ее члены как правило прибыли в Венгрию в 1919-1921 гг., когда южная часть находилась под сербской оккупацией.
Жили они обычно в имениях венгерских магнатов.
Большинство эмигрантов осталось и здесь после вывода сербских войск и передачи этой территории Венгрии. Кроме упомянутого уже генерал-майора Николая Шмидта, из этой группы следует упомянуть Льва Александровича Казем-Бека. Он был гвардейским офицером, окончил Пажеский Корпус (самое элитное учебное заведение в царской России). Служил при Деникине в Вооруженных Силах Юга России, был эвакуирован из Новороссийска. В эмиграции был членом ЦК Русского Народного Монархического Союза (жил во Франции, в 1941-м немцы интернировали его, в 1947-м вернулся в СССР, был осужден, сослан в Казахстан, где в 1952 г. умер от голода.)
Однако с точки зрения истории эмиграции наибольший интерес представляет его сын, Александр Львович Казем-Бек, 1902 года рождения. Когда его семья жила в Пече, ему было всего 18-19 лет.
Позже он стал основателем и руководителем весьма своеобразного политического движения «Молодая Россия». Младороссы – как их часто называли – как правило были членами второго поколения эмиграции, в основе их политической программы стоял довольно нереалистический замысел совместить советскую систему с монархией, одним из самых характерных их лозунгов был «Царь и Советы» (О «младоросском движении» см. Антропов, О. К.: Российская эмиграция в поисках политического объединения (1921-1939 гг.). Астрахань, Издательский дом «Астраханский Университет», 2008. С. 128-139).
К Печской группе примкнул, хотя впоследствии и попал в серьезный конфликт с ними, генерал-майор Николай Антонович Княжевич, представитель ближайшего окружения императора Николая II, генерал-майор Свиты Его Величества. С 1914 по 1917 гг. занимал пост таврического губернатора. Суть его конфликта с группой Голицына коротко заключалась в следующем: Голицын и его окружение (13 человек) в октябре 1921 года с посредничеством венгерского министерства иностранных дел получили крупный заем от венгерских банков в 8 миллионов венгерских крон (MOL Z-100-25. cs. 45. t).
В качестве покрытия кредита они предложили свои имения в России. Полученные деньги они разделили между собой, Княжевич, которому ничего не осталось, резко протестовал против этого, посчитав, что сумма предназначена для оказания помощи нуждающимся. В ответ на это вышеупомянутая группа стала обвинять его перед венгерскими властями в шпионаже в пользу французов и сербов (HL VKF B/169 3618/1987 45-60. l. 3619/1987 61-62. l).
Княжевич был арестован венгерскими властями, потом по ходатайству фон Лампе был освобожден и обвинения против него были признаны необоснованными. Это только один пример среди множества таких случаев, когда воюющие против друг друга эмигрантские группы охотно старались дискредитировать своих оппонентов, обвиняя их в шпионаже.
Николай Антонович Княжевич (1871-1938)
Влиятельным членом Печской группы был штабс-ротмистр Николай Тер-Матеузов, бывший офицер царской армии. Он безусловно один из наиболее пресловутых фигур белых эмигрантов в Венгрии.
В венгерских ведомствах его считали крупным интриганом, главным инициатором внутренних распрей в рядах эмиграции. Он, как явный «кириллист» вел особенно острую борьбу с фон Лампе, в ходе которой ни тот, ни другой не упускали возможности дискредитировать друг друга в глазах венгерских властей. Тер-Матеузова с середины 1920-х гг. неоднократно пытались выдворить из страны, но он каждый раз добивался отсрочки. За него выступали видные венгерские политические деятели, магнаты, как граф Дьердь Паллавичини, депутат Парламента, граф Карой Кун-Хедервари, член Верхней Палаты.
Был случай, когда его заявление министру внутренних дел было сопровождено с рекомендацией эрцгерцога Альбрехта Габсбурга, просившего министра положительного разрешения дела Тер-Матеузова. В конце 1920-х, в начале 1930-х он жил в небольшом городишке Шиклош, где состоял личным секретарем графа Морица Бенёвски, потом в имении эрцгерцога Альбрехта в деревне Виллань.
О том, какие связи он имел в верхах можно судить хотя бы по тому, что в своем ходатайстве о пересмотре решения о высылке он просил вызвать в качестве свидетеля графа Иштвана Бетлена, бывшего премьер-министра Венгрии (MOL K-492-10. cs.-Ma 221-253. l).
В последние годы на аукционах в Венгрии часто встречается ваза, изготовленная на фабрике Жолнаи. Ценность ее в том, что украшение на ней было выполнено самой Юлией Жолнаи, дочерью основателя всемирно известной фарфоровой мануфактуры, Вилмоша Жолнаи. Художнице тогда было 72 года. Однако сегодня мало кто понимает, что означает надпись на вазе: «Моему другу, Николаю Тер-Матеузову в памяти нашей победы. Д-р Эмиль Пиачек, Будапешт, 13 ноября 1928 г.» Эмиль Пиачек был секретарем Министерства внутренних дел. Он и его брат, печский адвокат, Золтан Пиачек поддерживали хорошие отношения с членами местной колонии, и в частности с Тер-Матеузовым, часто оказывая ему помощь. Победа, на которую ссылается надпись, по всей вероятности, заключается во вступление в силу вынесенного королевским судом приговора в одном деле по клевете в пользу Тер-Матеузова против своих соотечественников, барона Владимира Розена и полковника Анатолия Соколова (MOL K-492-10. cs.-Ma 241. l).
Интересно, что Эмиль Пиачек был мужем Ливии Жолнаи, второй дочери художницы Юлии Жолнаи (Kata Jávor: Aufstieg, Blütezeit und Niedergang Einer Ungarischen Unternehmerfamilie: Die Zsolnay. In: Bürgerliche Familien. Lebenswege im 19. und 20. Jahrhundert. (Hannes Stekl, edit.) Wien-Köln-Weimar, 2000. 298. old.).
Владимир Владимирович Марушевский (1874-1952)
Во главе СРОвКВ часто менялись руководители. Упомянутого выше Николая Шмидта Лампе снял с должности на общем собрании при поддержке голосов галлиполлийцев, потому что он начал приближаться к «кирилловцам».
Его преемником стал генерал-лейтенант Владимир Владимирович Марушевский, командовавший в первой мировой войне особой пехотной бригадой, которая сражалась на западе в рамках французской армии, в 1917 был последним начальником генерального штаба до большевистского переворота. С осени 1920-го он формально был причислен в состав французской миссии в Будапеште, как представитель России. Его полномочия на начальном этапе были весьма ограниченными, не выходили за рамки координации и обеспечения перевозки русских военных через Венгрию в Крым (Архив Внешней Политики Российской Империи Ф. 166. Оп. 508/3 Д. 45. Л. 33., 39).
Хотя в венгерской столице имел широкие связи, но его считали франкофилом, что в послевоенной, расчлененной Трианонским договором Венгрии, не служило для него «хорошим рекомендательным письмом». С 1923 по 1924 он был председателем СРОвКВ. В 1924-м он – по материальным соображениям – переселился в Париж (ГАРФ Ф. 5826. Оп. 1. Д. 10. Л. 282).
В Венгрии после его отъезда остались 7 генералов бывших императорской и белых армий, но из них 4 были «кирилловцами», то есть – по мнению Лампе – их нельзя было ставить на пост председателя Союза, двое были одиозными для местного офицерства, а 7-й, Антон Иванович Деникин, кто по чину и авторитету был бы первым и естественным кандидатом, не согласится возглавить офицерский союз в силу его подчиненности генералу Врангелю. Деникин жил в Венгрии с 1922 по 1925 гг., держался в стороне от внутренней борьбы между различными группами эмиграции. Работал над своим крупнейшим произведением «Очерки русской смуты». Однако его относительно уединенный образ жизни не означал полную оторванность от дел эмиграции.
Кроме 2-5 томов «Очерков» он в Венгрии написал большую статью под названием «Искание Родины», в которой пытался давать ответы на «волнующие и мучающие» вопросы эмиграции. Во-первых, он старался уберечь эмиграцию от излишних иллюзий. После тщательного анализа ситуации, мировой обстановки, внутренних сил эмиграции он пришел к выводу, что нельзя строить надежды ни на скорое падение большевизма, ни на бескорыстной помощь со стороны какой-либо державы или коалиции в свержении советской власти.
Поэтому эмиграции – по мнению Деникина – осталось «терпеть, учиться и работать… Сохраняя дух, традиции и организацию. Без нее добровольчество обратится в беженскую пыль. И если в нынешней небывало тяжелой обстановке добровольчество сохранит дух живой и физической силы, вооружится знаниями и техникой, закалит волю и характер и убережется от растлевающего влияния политиканства, то, без сомнения, оно явится неоценимым материалом для строительства родной армии и родной русской жизни» (АБФРЗ Ф. 7. Оп. 3. Ед. хр. 2. Л. 7-11., Русская военная эмиграция 20-40-х годов. У истоков «Русского Обще-Воинского Союза». Т. 4. (Ред. колл. Кольтюков, А. А. и др.) Москва, 2007. С. 212-213).
Он за все время своей длительной эмиграции придерживался этим принципам.
О венгерских годах эмиграции Деникин и его семья сохранили самые добрые воспоминания. «Маленький венгерский городок Сопрон (правильно Шопрон – А. К.), в котором остановилась семья, поначалу показался раем… Какими милыми и симпатичными казались местные жители» – вспоминает в своей книге дочь Деникина, Марина (Деникина, М.: Генерал Деникин. Москва, Аст-Пресс книга, 2005. С. 231).
«Общее явление: ни следа недружелюбия после войны (враги!?). Чрезвычайно теплое отношение к русским. Каждый третий комбатант побывал в плену в России, невзирая на бедствия, перенесенные в большевистский период, все они вынесли оттуда самые лучшие воспоминания о русском народе: о шири, гостеприимстве… русский язык благодаря пленным очень распространен» – пишет Деникин о своих впечатлениях (Лехович, Д.: Белые против красных. Москва, Воскресение, 1992. С. 286).
И если верить опять же Марине Деникиной, ее отцу «нелегко было расставаться с Венгрией, где с такой теплотой относились к русским» (Деникина, 2005. С. 235).
Антон Иванович Деникин, Ксения Васильевна Деникина и их дочка, Марина в первой половине 1920-х годов.
Ситуация с СРОвКВ была еще затруднена и тем, что с весны 1922 года фон Лампе был назначен по совместительству военным представителем Врангеля в Германии. После этого назначения он переселился туда, венгерскими делами курировал из Берлина через своего заместителя есаула Владимира Алексеевича Иловайского, и в случае надобности раза два в год приезжал в Будапешт. Фон Лампе прилагал немало усилий, чтобы местную военную колонию удержать на стороне Врангеля и великого князя Николая Николаевича.
В сентябре 1924-го приказом Врангеля был создан Русский Общевоинский Союз, как преемственный орган Русской Армии. 2-й Отдел РОВС-а курировал делами русских военных организаций в Германии и в Венгрии, его начальником был назначен генерал-майор Алексей фон Лампе. Вхождение или не вхождение той или иной офицерской организации в РОВС как правило свидетельствовало о политической ориентации в династическом вопросе, о поддержке великого князя Николая Николаевича или великого князя Кирилла Владимировича. Последний создал конкурирующую с РОВС-ом военную организацию Корпус Императорской Армии и Флота. Борьба за части и кадры армии достигла и Венгрию.
В этой борьбе фон Лампе действительно успел добиться частичных результатов, особенно на ее раннем этапе, когда он имел еще влияние в Венгрии. На общих собраниях офицерского союза он обычно добивался избрания своего кандидата на пост председателя, успешно смешивая выборное начало с назначением сверху. В сентябре 1922-го, когда Кирилл Владимирович объявил себя блюстителем престола, он натолкнулся на решительный отпор со стороны Николая Николаевича и генерала Врангеля. Детали этой истории были известны и в венгерском министерстве обороны. Руководство министерства видимо было информировано Алексеем фон Лампе в нужном тоне, потому что они пришли к выводу, что единственно правильной позицией в данном вопросе является та, которую занимают Николай Николаевич и Врангель. Выступление Кирилла было оценено, как политическая авантюра (HL VKF B/169 3648/1987 1063. l).
Но в конечном итоге «николаевцы», которые в общеэмигрантских масштабах одержали вверх над «кирилловцами», в Венгрии должны были уступить свои позиции последним. Главным образом по следующим причинам: с отъездом из страны фон Лампе потерял прежние его связи в венгерских министерствах, не мог осуществить непосредственный контроль над эмигрантской колонией, пока кирилловцы имели свои каналы в министерствах внутренних и иностранных дел. В первом ведомстве через упомянутого выше Эмиля Пиачека. В Министерстве иностранных дел у них был доступ к заведующему политического отдела МИД-а, заместителя министра иностранных дел графу Шандору Кун-Хедервари. В замке его брата Кароя Кун-Хедервари в Хедерваре жили назначенные великим князем Кириллом Владимировичем своими представителями в Венгрии бывший статский советник Андрей Николаевич Шмеман и генерал-майор Борис Викторович Шульгин (MOL K-64-1925-24/ 196).
Имели они и связи в местной прессе, главным образом с крайними правыми газетами, в которых о русских эмигрантах писали не только с сочувствием и симпатией, но и с определенным пафосом. Примером стужить статья газеты «Мадьяршаг» от 26 июля 1926 года. «В круговороте жизни крупного города, на улице Сив в доме № 6 вчера почти незаметно произошло очень трогательное событие. Здесь собрались испытывающие трагическую судьбу сыновья русской нации, одной из самых великих наций в мире, люди без отечества, которые, несмотря на все свои страдания и лишения, остались верными царю, собрались, чтобы отметить день именин их младшего государя, молодого великого князя Владимира, наследника престола» (Речь идет о сыне главы императорского дома Кирилла Владимировича).
«Полковник Венцов привез с собой своего сына, Нику, бойскаута школы Регнума Марианума, который уже совершенно говорит по-венгерски. Маленький Ника будет уже верным переводчиком того, что и как чувствуем все мы, сиротливые венгры, потерявшие нашего короля, значительную часть нашей родины и нашего народа. И донесет до нас в нашей общей судьбе, что чувствуют царь-скиталец, его сын и его солдаты по поводу своей истерзанной отчизны и нации».
В начале скромного торжественного ужина, продолжается в статье, генерал Шульгин первый бокал вина поднял за «царя» Кирилла, за царевну Викторию, за царевича Владимира, а сразу после этого второй тост был предложен за «короля» Отто Габсбурга (малолетнего главу императорского дома, сына скончавшегося в 1922 г. австрийского императора и венгерского короля Карла) и за обеспечивший русским эмигрантам приют венгерский народ (Magyarság, 1926. július 29).
В течение 1924-1925 гг. «кирилловцам» удалось выбить из рук Лампе сначала казачью станицу, потом серьезно пошатнули его позиции в СРОвКВ. Фон Лампе неоднократно предлагал своему начальству вывезти из страны группу «Галлиполийцев», как самых ценных и надежных кадров, чтобы таким образом спасти их для армии. Препятствовала этому плану лишь нехватка материальных средств. Казачья станица уже с самого начала не вошла в РОВС. В январе 1925 года русские офицеры от имени всех организаций (офицерский союз, Общество Галлиполийцев) обратились к военному представителю «Императорской Армии» в Венгрии, Борису Шульгину с просьбой содействовать единению эмигрантских организаций в Венгрии, защищать их интересы перед венгерскими властями и добиться улучшения их положения, так как после отъезда из страны Алексея фон Лампе, они не имеют постоянного представителя (ГАРФ Ф. 5826 Оп. 1. Д. 22. Л. 206).
Хотя в конечном итоге офицерский союз с помощью «Галлиполийцев» и с удалением «ненадежных элементов» удалось сохранить в подчиненности 2-го отдела РОВС, т. е. на стороне Врангеля, «кирилловцы» в Венгрии – опираясь на свои связи в Министерстве внутренних дел – успешно отрезали все попытки Алексея фон Лампе приехать в страну и на месте разобраться в ситуации. Они могли добиться отказа фон Лампе во въездной визе даже в самый необходимый для него момент, во время поездки генерала Врангеля в Венгрию в мае 1927-го года. В ходе подготовки поездки венгерский посланник в Белграде прямо заявил Врангелю, что появление в Венгрии его военного представителя пока нежелательно (ГАРФ Ф. 5853. Оп. 1. Д. 30. Л. 138-139).
Возможно это служило причиной тому, что Врангель вместо планированных раньше 3-4 дня ограничился лишь однодневной остановкой в Будапеште на обратном пути из Белграда в Брюссель (О поездке Врангеля в Венгрию см. Kolontári Attila: Horthy Miklós és Pjotr Vrangel: az együttműködés lehetősége és akadályai. In: Az orosz „fehérgárdista” emigráció Magyarországon. (Szerk. Halász Iván) Budapest–Esztergom, BCE Nemzetközi Migrációs és Integrációs Karközi Kutatóközpont, 2011. С. 79-84).
Из общеэмигрантских структур, которые имели свое представительство в Венгрии следует еще упомянуть Российское Общество Красного Креста. Оно было в первую очередь благотворительным органом, занималось распределением средств, отпущенных разными инстанциями (Совещанием послов, Лигой Наций). При этом они могли опираться на хорошо разветвленную сеть, созданную еще до первой мировой войны. Российское общество Красного Креста содержало единственное русское учебное заведение в Венгрии. В Будапеште на улице Сив работала начальная школа, по данным сводки 1926-27 гг. в ней существовало только первые два класса, в них учились 10 мальчиков и 5 девочек. С ними занимались три преподавателя. Школу возглавлял протоиерей Григорий Ломако (ГАРФ Ф. 5785. Оп. 1. Д. 39. Л. 1).
Отец Ломако служил настоятелем православного прихода в Венгрии с 1925 по 1927 гг. Дом № 6 на улице Сив был не только школой, но и служил своего рода культурным центром для русской колонии. В здании была основана небольшая домовая православная церковь, был возведен алтарь. Здесь собирались русские эмигранты, чтобы отмечать Рождество, встречать Новый Год. При школе организовались автомобильные курсы, курсы иностранных языков.
В Венгрии представителем РОКК был Владимир Владимирович Малама, бывший статский советник и офицер лейбгвардейского гусарского полка. Помимо всех различных «представителей» его уже с 1919 г. считали главой русской колонии в Венгрии (ГАРФ Ф. 5826. оп. 1. Д. 22. Л. 190).
В 1924 г. в связи с общеевропейским процессом закрытия и преобразования белых представительств в Венгрии были упразднены и Военное представительство Алексея фон Лампе и дипломатическое представительство, во главе которого с августа 1921 г. стоял назначенный Совешанием послов светлейший князь Петр Петрович Волконский. Он был представителем старой царской дипломатии. Своей жизнью он был обязан жене, Софье Алексеевне. Эта действительно незаурядная женщина была по профессии врачом-хирургом и летчиком. Во время войны она служила фронтовым врачом на разных фронтах. Замуж за Волконского она вышла в ноябре 1918 года. Софья Алексеевна через несколько месяцев с матерью и с дочкой от первого брака покинули Россию и устроились в Англии. Но когда она узнала, что ее муж, Волконский находится под арестом ЧК и ему грозит расстрел, она оставила семью и вернулась в «Совдепию» (как в белой среде было принято называть Советскую Россию).
С армией Юденича она добралась до Гатчины, перешла линию фронта, и оттуда при поддержке Горького ездила в Москву за заключенным мужем. Через своих знакомых она добивалась приема у видных большевистских руководителей (Калинина, Каменева, Луначарского). Весть о ней дошла и до всевластного главы ЧК Феликса Дзержинского, который, наконец, подписал указ об освобождении Петра Волконского. (По мнению фон Лампе на решение Дзержинского подействовал намек одного из его сотрудников на поэму Н. А. Некрасова «Русские женщины», посвященную княгине Марие Николаевне Волконской, последовавшей за мужем-декабристом в ссылку в Сибирь (Лампе, А. А.: Пути верных. Сборник статьей. Париж, 1960. С. 187-192).
Супруги весной 1921 г. покинули Россию и Волконский скоро был назначен представителем в Венгрию. В Будапеште Волконская продолжала свою деятельность, она, как врач, оказывала неоценимую помощь в лечении больных русских беженцев, которые не были в состоянии платить за медицинские услуги. После отъезда Волконских из Венгрии (в конце 1924 или в начале 1925) фон Лампе констатировал резкое ухудшение состояния здоровья неимущих беженцев (ГАРФ Ф. 5826. Оп. 1. Д. 22. Л. 118).
Софья Алексеевна Волконская (рожд. Бобринская)
В конце статьи необходимо вспоминать и о «безымянных героях» нашей истории. О тех, у кого не было видных знакомых и покровителей среди венгерских магнатов и политических деятелей. Их жизненный путь в большей степени неизвестен, в отличие от судеб генералов, сенаторов, лидеров политических партий и т.п. Они часто жили в условиях нищеты, работали чернорабочими на заводах и фабриках, что для бывших офицеров, которые всю жизнь привыкли к военной среде, было крайне тяжело. Их зарплаты еле хватало на самое необходимое. Из-за тяжелого экономического положения в стране многие эмигранты покинули Венгрию (перебрались они главным образом во Францию). Остались лишь те, у кого не хватало денег на поездку, но в такой заколдованный круг попали именно самые нуждающиеся.
Они в архивных документах часто фигурируют только, как статистические единицы. Несколько сведений об их жизни сохранилось в анкетах Ведомства по контролю над иностранцами Министерства внутренних дел, которые как правило заполнялись при получении разрешения на жительство в стране. Таких анкет сохранилось немного. В качестве примера прилагаем первые страницы двух протоколов, составленных на Дмитрия Никифоровича Балюка, и на Николая Данииловича Калашникова. Они оба служили в армии Врангеля. Первый имел высшее образование, окончив военную академию, стал инженером. Он был эвакуирован из Керчи, в Венгрию попал в сентябре 1922 г. (его сын, Вадим родился уже в Венгрии).
Он работал поденщиком, его статус на работе имел временный характер. С именем поручика Дмитрия Балюка мы встречаемся и в приказе Алексея фон Лампе от 21 мая 1939 года. Из него мы узнаем, что Балюк в пасхальную ночь в помещении смежном с русской церковью «совершил дерзкое и грубое нападение на своего непосредственного начальника» (фон Лампе здесь не посвящает нас в детали и возможные мотивы поступка Балюка), которое в нормальное время согласно уставу Русской Императорской Армии повлекло бы за собой предание военному суду. В виду невозможности этого фон Лампе должен был ограничиться исключением Балюка из РОВС и офицерского союза в дисциплинарном порядке (ГАРФ Ф. 5853. Оп. 1. Д. 66. Л. 225).
Николай Калашников сам был из донских казаков, прибыл в Венгрию из Галлиполийского лагеря в 1923 г. В 1936-ом они с женой еще жили в Будапеште, он работал шофером на пивном заводе. И Балюк, и Калашников имели удостоверение о бедности, на основе которого они были освобождены от платы таксы при оформлении документов. Они оба на вопросы о гражданстве, национальности и родном языке ответили: русский. Значит, несмотря на все свои лишения они и в условиях эмиграции хранили и сохранили свою идентичность. Калашников прямо заявил, что намерен находиться в стране до изменения условий жизни в России (MOL K-492-7. cs.-K/ 334-335. l. ill. 1. cs.-B/ 295-296. l).
Однако для тех, кто условием своего возвращения ставил падение большевистского режима, не было обратной дороги на родину. Это было дано судьбой только самым молодым представителям второго поколения эмиграции первой волны на склоне жизни: в том числе из «героев нашей истории» дочери генерала Деникина, Марии Антоновне, или сыну великого князя Кирилла Владимировича, Владимиру Кирилловичу Романову.