НЕПРЕРЫВНОСТЬ КУЛЬТУРЫ И ПИСЬМЕННОСТИ НА БАЛКАНСКОМ ПОЛУОСТРОВЕ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТЕХНИЧЕСКО-ФИЗИЧЕСКИХ УСЛОВИЙ

 

Перевод Савы Росич

 

 

Официальная история часто опысивает преселения этнических групп и народов, причем упоминаются сведения о более чем сотне тисяч переселенцев и их перемещении на расстояние свыше 1000 км, с попутным преодолением многочисленных ествестенных преград, причем новая среда их обитания сильно отличалась от исходной. Описывая т.н. Великое переселение народов, историки с легкостью шахматных фигурок передвигают с места на место этнические группы, весьма различные по языку, религии и обычаям, причем эти перемещения совер­шаются на малой территории в сверхкраткие временные интервалы  (в основном, сравнимые с периодом смены поколений, т.е. более краткие, чем среднаяя про­дол­жительность жизни). 

Деталный анализ, более широко представленный в книге “Непрерывность Винчанской цивилизации (от могучих гиперборейских корней до сегодня)” [1], основан на привязке известных фактов к реалъным физическо-техническим данным и к их качественой классификации. Исполъзованы известные данные из военной литературы о силе тягловога скота, необходимом количестве пищи и воды для людей и скота, скорости движения колонн на марше, ширине Дуная, релъефе, болотах, количестве необходимых семян и.д. Резултати анализа пока­за­ли, что такое переселение в физическо-техническом отношении было неосущес­т­ви­мо. Проведенный анализ указывает на серьезную основателъностъ теории пре­ем­ственности т.н. Винчанской кулътуры из Подунавъя и ее прямого проис­хождения от праиндоевропейского народа.

 

Рассмотрение переселений и военных походов было бы логично начать с ана­лиза мотивов таких предприятий, что облегчает оценку их осуществимости и приводит к правильным выводам. Начнем с самого простого деления мотивов:

а) страх утратить достигнутый уровень жизненных благ и

б) желание добиться о более высокого качества жизни.

Эти две группы мотивов находятся в своеобразной опозиции друг к другу, причем первые мотивы являются первичными. В доисторическое время первая группа мотивов в основном предопределялась природными условиями, а посколь­ку последние в географическом отношении (вдоль течения Дуная и его притоков) подвержены медленным изменениям, то подобные мотивы, по логике вещей, могли вызвать только потребность в переселениях меньших масштабов и на небольшие расстояния (в основном, имели место смена одних становищ на другие и перемещения в npeделах округи), что показывало серьезного влияния иа соседнее население. Вторая группа мотивов, как правило, не имела почвы для возникновения, поскольку население на обширной територрии проживало при относительно схожих условиях, а коммуникация были замедленной.  

Весьма важно отметить существенное различие в мотивации кочевого и оседлого земледельческого населения. Номады ориентированы на постоянное движение и на улучшение качества жизни, что вынуждат их вести поиск более бо­гатых пастбищ, избегать близости опасного неприятеля и прибегать к грабежам слабозащищенного населения (чаще всего, оседлого). Номады не имеют инте­реса к долговременному занятию территорий, на которых живут земледельцы, по­скольку, как правило, речь идет об областях с неблагоприятным для номадов климатом (им лучше всего отвечает сухой степной или полупустынный климат и горные пастбища). Во время долгих боевых походов войска кочевников вы­нуж­дены рассчитывать на снабжение со стороны земледельческого населения, и таким образом им невыгодно грабить и уничтожать его поселения и поля (та­кие акции сводятся в основном к нападениям отдельных групп на ограниченные территории). 

Оседлые земледельцы ориентированы на расширение обработанных пло­щадей и улучшение их качества. Они вынуждены защищать свои становища от нападений за счет укрепления естественных связей со своим окружением, вслед­ствие чего уменьшается мотивация к грабительским походам на соседей и развивается ощущение приверженнасти к сообществу. Такая система спо­собствует большей храбрости в обороне. Оседлое население привержено зем­ле-кормилицеи, естественно, во всех таких средах появляются ранние религии, ориентированные на Мать-Землю и т.н. земледельческие культуры. Крестьянин не склонен к риску и двинется в переселение только в случае большой нужды. Гораздо более вероятно, что крестьянин предпримет одиночное переселение на небольшое расстояние (скорее всего, по приглашениюродственников или в знакомую среду, на заранее приобретенную и обработанную землю), туда, где его ждет более плодородная и легко обрабатываемая почва, благоприятный климат, достаток воды и где он будет чувствовать себя в безопасности, и гораздо менее вероятно; что он примет предложение переселиться внеизвестность.

Исторические книги пестрят данными о переселениях кочевого населения, дока­зывающих, что от номадов происходят земледельцы или профессиональные воины, и наоборот. Никто из авторов не задается вопросом, насколько реальна такая “пере­квалификация населения”, и потому описания событий лишены логики, хотя с момен­та составления они множество раз интерпретировались. Та­кие переходы возможны только тогда, когда противоположные мотивы приведены к единому знаменателю, но, помимо того, практически невозможно быстро и эффективно обучить население, привыкшее к определенному образу жизни, к существованию в других условиях и к другому типу хозяйствования. Исто­рические процессы имеют свою последователь­ность, наподобие всех процессов в реальном физическом мире, и для правильного анализа необходимо исключение всех катаклизмов в культуре, экономике и языке, а тем более, в физическом бытии народа. Существует физическая аналогия: каждий процесс имеет соответству­ющую скорость развития, и только некоторые из них относятся к реверсивным (могут развиваться в противоположном направлении); но для каждого изменения необходимо действие силы и вложение энергии. Историки легко игнорируют тот факт, что для обработки земли необходимо знание; которое поколениями аккумулировалось в одной среде, и соответствующий инструмент; кроме того, земледельцам свойственен и свой особый образ жизни, так что им, привыкшим к одному климату, очень трудно переселиться в другой климат и выращивать те сель­скохозяйственные культуры, к которым они не привыкли. Тем более тяжело номадам, охотникам и рыбакам приспособиться к жизни, перейдя к напряженной обработке земли (характерно, что на протяжении двух последних веков европейских номадов – таборных цыган пытались приучить к земледелию, но вопреки всем усилиям они в основном осели в городах, где проблема при­спо­соб­ления решается проще).

Плодородные земли в бассейне Дуная, рыбные богатства и наличие транспор­тных путей во все исторические периоды служили сильным мотивом для мигра­ции и военных походов. Номадов притягивали обилие продуктовых запасов и других материалных средств; отсюда их постоянные грабительские набеги, чем не брезговали ни отдельные шайки, ни регулярные отряды. Как вид реакции, это неминуемо приводило к укреплению оборонительных сил населения и к упроче­нию государственных структур, чем еще более явственно обозначались контуры всего того, что описывает понятие цивилизации; наблюдая подобные процес­сы, мы и делаем вывод, что на некоей территории в тот или иной исторический период существовала еиная культура. В те периоды, когда население не име­ло должных возможностеи для самообороны, оно отступало в менее доступные и более защищенные районы, в результате чего отдельные зоны подвергались временному опустошению. Историки чаще всего рассматривают такие процес­сы с точки зрения того, что они создают благоприятные условия для нашест­вия пришельцев, полагая, что именно в такие исторические периоды пересе­ленческие волны достигали наибольшего подъема и что именно в этот момент наиболее активно шло замещение одного населения другим. Тем не менее, логично предположить, что если вновь создадутся условия для переселения земледельцев на эти заброшенные пустоши, то такое переселение будет представ­лять естестве­нное возвращение прежнего населения (или их потомков) к своим старым очагам или в их округу. Как бы ни стремились далекие пришельцы за­нять эти просторы, преимущество старожилов перед ними абсолютно, посколь­ку они переселяются из менее удаленного региона (быстрее могут добраться), в совершенстве знают местность и способы возделывания здешних сельскохо­зяйственных культур, а также имеют несравнимо более сильные мотивы для та­кого переселения (существует выраженный культ предков среди всех древних европейских народов). Кроме того, старожилы могут рассчитывать на серьез­ную помощь родственников и близких соседей, с которыми они живут в ладу и гармонии; на ту помощь, которая всегда выручала беженцев.   

Естественно, в ходе развития государства и его функций, усиливается необ­ходимость в миграционных процессах и военных походах, растут возможности их осуществления, но основные принципы по-прежнему остаются в силе. Появля­ются новые специфичные виды миграции: поступление на военную и государс­твеную службу, переход в ремесленники или торговцы, переселения в города и т.д. При этом происходят основательные изменения образа жизни, вследствие чего становится необходимым соответствующее образование позволяющее начать новую жизнь. Логично, что такой процесс не может развиваться стихийно и не может прийти в равновесие с реальными потребстями и возможностями новой среды.  

  Историки часто считают голод мотивом переселения, причем, как правило, оперируют тем большим количеством мигрантов, чем более удалено во време­ни описываемое событие и, соответственно, чем меньше сведений сохранилось о нем. При этом, как правило, не принимается во внимание такое обстоятельство, как потребность в пище, требующая удовлетворения в ходе таких массовых переселении. Если переселенцы лишены продуктов питания, то их перемеще­ние осуществимо только при максимальной солидарности с ними того локаль­ного населения, через зону обитания которого движутся колоны (но оно, чаще всего, и само страдает от недостатка питания и не имеет больших возможностей для помощи посторонним). Говоря физическим языком, такие территории имеют ограниченную “пропускную способность”, которая не может выдержат массовых переселении. Гораздо логичнее заключить, что голод, чаще всего, приводил к массовому вымиранию нестчастного населения и к его сокращ до той численности, которая может либо наити себе пропитание в сложившихся условиях, либо переселится на новые становища, не стретив отпора со стороны местного населения.

Естественно, голод стимулировал одиночные и групповые грабежи и граби­тельские походы, объектом которых были зажиточные и богатые края. Силь­ныи голод приводил к сплочению больших группировок отчаявшихся людей, но, очевидно, что потенциальные жертви ихатак считались с этой возможностью и предпринимали меры, чтобы пресечь такие нападения (в противном случае, они стали бы легкой добычей насильников). Кроме того, степень истощен от го­лода обратно пропорциональна военным способностям и потому совершенно оголо­давшие орды, как правило, недостаточно сильны в столкновеннии с арми­ей, оргазованной на государственной основе. Помимо обичной вооруженной обороны от таких набегов) имущие слои прибегали и такой мере, как формирование оборонительных поясов, где жили люди, наделленые особыми привиле­гиями и обязанные защищать от нападений внутренние территории. Такой ход рассуж­дений совершенно естественно подводит нас к военным краинам, поня­тие о которых имеют не только Сербы, но и все Славяне, ибо оно глубоко укоренено в национальном бытии.

  Исторические источники упоминают многочисленные переселения, орга­ни­зованные или поддержанные со стороны государственнои власти. При всех тех переселениях речь, как правило, идет о переселении земледельческого (вероятно, оседло-скотоводческого) населения в отделыные края. С целью производс­тва продуктов питания и обороны границы. Общественный статус земледельца в различные периоды и в различных государственных общностях различен по форме, но государство всегда было заинтересовано в том, чтобы земледельцы были живы, здоровы и производили продукты питания. Интенсивное пре­враще­ниеземледельцев в воинов или в городское население в древние времена никогда не отвечало интересам какой бы то ни было государственной организации и не совершалось без большои необходимости. Периоды голода в отдельных странах, несомненно, активизировали переселение в другие края, и, по логике вещеи, при таких обстоятельствах переселенцы попадали в более высокую степень зависи­мости, чем при переселении в обычных условиях.

 

 

Демографическая экспансия рассматривается историками весомой причи­ной миграции, что, без сомнения справедливо. И тем не менее, рассуждая на эту тему, часто оперируют нереальным ростом численности жителей, а потом с той же легкостью переходят к описанию военных походов и переселений, вы­званных подобными демографическими взрывами, вероятность которых столь же проблематична. Это становится еще более понятно в том случае, если про­цесс математически моделируется. Изменение численности жителей на какой-либо территории представляет собои известную проблему моделирования скорости развития некоего физического процесса, химической реакции или изменения биологических единиц или частиц в системе. Демографические  изме­нения – сложныи процесс, обусловленныи рядом условии, каторым в процессе модели­рования должны отвечать соответствующие параметры модели. К этим условиям относятся: качество питания населения, период детородности брач­ных пар, вероятность зачатия и ее уменьшение с течением времени и после каж­дых родов, проблемы в ходе беременности, конгенитальные аномалии, смерть родителей и детей вследствие распространненых болезней, эпидемии, войны и несчастные случаи, военные походы связанные с долгим отсуствием мужчин, военные операции и угрозы прибегнуть к ним, смертность рожениц, ново­рожденных и малых детей,многоженство стимулируемое похищчением женщин в военных походах, успешность или безуспешность последних (повышение бла­госостояния за счет наворованных трофеев или его уменьшение вследствие военных потерь), религия и т.д.

Простои качественныи анализ доказывает крайнюю маловероятность того, чтобы среднее количество детей в расчете на брачную пару в течение жизни одного поколения для широкой популяции в какой-либо области превышало 4, иначе говоря, практически невозможно, чтобы одно племя в течение 100 лет увеличило свою численность более чем в 10 раз.   

Правоту этого вывода подтверждает детальный анализ резултатов моде­лирования демографических процессов на базе данных о демографических изменениях в странах мира в последние десятилетия. Данные о демографическом росте в современных странах в последние годы [2], и сравнение их с данными послед­них десятилетий в тех же странах показывают [3], что високая рож­даемость – частое явление в бедных странах, однако, високая смертность ограничивает общий прирост населения, отчего годовой прирост более 3% не может быть до­стиг­нут в беднейших странах, несмотря на високуюрож­даемость. В давние вре­мена (рассмотренные в этом очерке) многие наро­ды жили в условиях, нена­много отличающихся от тех в каких сегодня живут беднейшие народы. Упомянутый анализ показывает что такие народы редко могли позволить себе жить в условиях, обеспечивавших им более чем 3% ежегодный численный прирост, даже с учетом большой стимулирующей роли государственных структур, религии и активнои ассимиляции народнога населения.

 

 

Официальная история часто описывает переселения этнических групп и народов, причем упоминаются сведения о более чем сотне тысяч пере­селенцев и их перемещении на расстояние свыше 1000 км, с попутным преодолением мноrочисленных естественных преrрад, причем новая среда их обитания сильно отличалась от исходной. Описывая т.н. Великое переселение народов, историки с легкостью шахматных фигурок передвигают с места на место этнические rруппы, весма различные по языку, релиrии и обычаям, причем эти перемещения совершаются на малой территории в сверхкраткие временные интервалы (в основном, сравнимые с периодом смены поколений, т.е. более краткие, чем средняя продолжительность жизни)

Детальный авторский анализ, более широко представленный в указанной книге [1], основан на привязке известных фактов к реальным физико-техническим дан­ным и к их качественной классификации. Использованы известные данные из во­енной литературы о силе тяглового скота, необходимом количестве пищи и воды для людей и скота, скорости движения колонн на марше, ширине Дуная, релье­фе, болотах, количестве необходимых семян и т.д. [4-7].  На основе этих данных были рассчитаны необходимое количество поклажи, скорость и временные интервалы и затем сопоставлены с реально возможными. Анализ выполнен на примере пе­реселения “откуда-то из-за Карпат” от 100 до 300 тысяч земледельцев с семья­ми и всеми наличными ресурсами, благодаря чему они могут считаться этничес­кой группой и организованной экономической и политической общнос­тью. Они следуют на юг Балканского полуострова, в области со среди­зем­но­морским кли­матом, дабы на новых становищах возобновить земледельческую жизнь, в соот­ветствии с своими новыми обычаями, не исключая большую привязаннасть к новой родине. Переселение столь многочисленных народов – обычное явление, описанной в исторических книгах (нередки и переселения гораздо более много­численных народов); так, переселение, датированное 626 годом, согласно Кон­стантину Порфирогениту, византийскому царю, который жил в 905 – 959 годы, должно было охватить куда более значительную массу людей. Предположение о многочисленности переселенцев имеет исключительно важное значение, пос­кольку только при этом условии переселенцы могли иметь доста­точно сил для освоения новонаселенной территории и укоренения на своей новой родине, что подразумевало готовность к ее защите.

Результаты качественного анализа показали, что такое переселение в физи­ко-техническом отношении было неосуществимо. В сжатом виде приведем лишь наи­более важные выводы этого анализа (изложенные в указанной книге):

1) Данный народ, прежде чем совершить столь грандиозное предприятие, дол­жен был располагать: а) двухлетними запасами концентрированного питания (учитывай, что год займет само переселение и еще год пройдет до созревания урожая на новом становище); б) необходимым количеством семян и в) иметь много скакових лощадеи, тяглового и мелкого скота, упряжи и т.д. Значит, он не имел мотив для такого переселения, поскольку столь богатый народ не имеет необходимости переселяться куда-либо, рискуя отдать себя в рабство; с его стороны, гораздо логичнее заняться формированием собственного мощного го­cyдapства. Taкие задачи, как защита от нападений врага или наем воинов для ос­воения территории, он легко мог решить за счет излишков провианта и скота. Маловероятно, что столь большие излишки провизии могли иметься на обшир­ной территории, поскольку локальные неравномерности будут сбалансированы тор­говлей, а периоды урожайных и голодных лет в более длительной перспек­тиве – ростом или снижением рождаемости, усилением или ослаблением государ­ственного сообщества и т.д. Едва ли в период повышенного благосостояния и создания ощутимых запасов провианта у людеи может появиться тяга к переселению.

2) Если бы народ все же решился на переселение, то не мог себе позволить взять с собой корм для скота, и тот вынужден был бы кормиться на пастбищах, т.е. подразумевается, что номады двигались через земли с хорошими пастбища­ми и достаточными запасами воды. Поскольку колонна переселенцев при общем движении растянулась бы примерно на 1500 км, то ясно, что они должны были отправичся в путь несколькими колоннами, достаточно разомкнутыми, чтобы вести поиск пастбищных угодии. Зона, охваченная движением таких колонн, со­ставила бы около 10.000 км², а в ходе переселения была бы вытоптана и прак­тически опустошена площадь более 150.000 км², при том, что плотность миг­рирующего населения сравнима с плотностью населения этих местностей. Это вызвало бы его сопротивление и замедление движения.

3) Помимо забот о выпасе скота, переселенцы столкнулись бы и с проблемой пересечения болших болот и рек. Отсюда следует, что переселение могло ввс­тись в период благоприятных погодных условий, т.е. в течение 100-120 дней. По­этому такое переселение в реальности было неосуществимо (ибо максимальная теоретичская скорость движения едва достаточна для переселения, но любая из бесчисленных проблем повисла бы гирями на ногах переселенцев).

4) Переход через крупные реки – весьма тяжелая техника-физическая пробле­ма для населениыя, не обученного преодолевать такие преграды (потребовались бы около 300 паромов, а сама переправа людей, скота и упряжи длилась бы не­сколько десятков дней, причем гребцами пришлось бы стать самим путникам). путникам). Не меньшего напряжения сил потребовал бы и переход через узкие коридоры между горными хребтами.

5) Болезни, несчастья, временные неудобства, нападения грабителей и т.д. При­вели бы к ощутимому падению морали, часть переселенцев поддалась бы иску­шению остановиться в богатых краях, через которые лежал путь (и такие пересв­ленцы быстро бы стали преградой для новых переселений).

6) Даже если бы народ сумел добраться в желаемое место, он не смог бы на­учиться знаниям, необходимым для занятия сельским хозяйством, самостоя­тельно, без тесного сотрудничества с коренным населением; пойдя же на такое сотрудничество, он был бы постепенно ассимилирован.

7) Чтобы все предприятие увенчалось успехом, народ должен был служить об­разцом безукоризненой организации и дисциплины, что противречит исходной посылке об отсуствии у него сильнои государственной организации, а так­же известным особенностям характера славян.

Анализ также показал, что по технико-физическим причинам были неосущес­твимы и великие военные походы, сопряженные с участием нескольких сотен тысяч воинов и с преодолением больших расстояний (хотя история полна такими сведениями). Установлено, что гораздо более существимыми были походы не­боль­ших военных групировок, небольшие военные походы, переселения правящих кланов и многоетапные переселения народов, чаще всего на те просторы, где уже проживало (или куда ранее было организованно переселено) родственное население. При этом, чаще всего имела место и значи­тельная роль государства, владельца данной области, которое, принимая переселенцев, получало новых подданых и обеспечивало защиту своих границ. Все процессы этог типа похожи на диффузионные физические процессы и имеют совершенно одинаковый финал – установление равновесия, т.е. того состояния, когда переселенцы вливаются в новую cpеду и становятся защитниками новых очагов. Возможны и переселения на большие расстояния, наподобие рассмотренного в этом трактате переселений народов, причем с реальными шансами на успех, а несколько организованых переселений этого типа (при государственной организации) могли привести к большоый концентрации представителей одной нации в некоей удаленнои области, опустошенной в предыдущих войнах.

Также весьма реальной представляется миграция больших груп земледе­льцев из однои области в малонаселенные раионы, при поддержке государства, которое путем такого переселения решило увелирить производства провизии, дабы набрать рекрутов и усилить оборону границ. При таких акциях возможны переселения целых родов и небольших племен, со старейшинами и войском, которое большей частью встает на службу нового государства. Благоприятствует таким переселениям сосредоточение переселенцев в той области, где уже живут их соплеменники, ранее поселившиеся здесь или когда-то давно отделившиеся от матицы. Такое население сохраняет некий вид автономии. Возможно, что оно проживет на новом становище сотни лет, прежде чем поднимет мятеж из-за ущемления своих прав, что будет отмечено в записях современников (историки же, по своему обыкновению, объявят этот момент моментом переселения сюда этого народа).

В странах номадско-военной или земледельческой традиции бывают периоды усложненной жизни (или перенаселенности), когда формираются боевые груп­пировки, которые ищут лучшей жизни на службе у других гocyдаpств или уходя в грабительские походы. Логично, что власти этих стран в мирное время желают избавиться от таких группировок и охотно предлагают их услуги другим странам. Воинственные группировки в ходе грабительских походов часто бывают уничто­жены, но некоторым из них удается встать на службу у других стран. Существует логическая возможность, что такие группировки могут постепенно прийти к власти в этих странах (тем более, в случае предшествующей борьбы за власть между разными династиями). Вожди таких военных дружин могут осно­вать новые династии, по имени которых в исторических хрониках с тех пор на­чинает называться все государство, а позднее и сам народ. Эти правящие слои могут позднее слиться народом и принять его язык (пример возниковения бол­гарского государства) или усилить свою этническую группу и постепенно навя­зать свой язык правящему слою (пример венгерского и английского государства), чаще всего, используя церковь и переводы святых книг на свои язык (а также на его смесь с латинским или на язык тех народов, которыми они правят). Совершенно логично, что осколки воинственных группировков после смерти вождя или просто в погоне за новыми грабежами перебираются в другую страну и там потому же рецепту устанавливают свою власть. Возможно, что в цепи таких событий возникнут несколько государственных сообществ с одним и тем же именем, полученным по имени правящего слоя, причем нaроды в таких случаях могут иметь совершенно различное происхожение, язык и обычаи. Исторические сочинения фиксиру­ют историю правителеи и правящего дома, а народ упоминается, в лучшем слу­чае, только в списках налогооблагаемых граждан. Возможно, что при прошествии многих веков народу постепенно будет навязан язык правящего слоя, и истори­ки позднее заключат, что речь шла о переселении всего народа, а не одногь лишь правящего слоя. Но проведенный нами анализ показывает, что переселение це­лых народов (достаточно крупных, чтобы навязать свою власт старожилам) неосуществимо в технико-физическом отношении.

В случае переселения в мир с иным языком и обычаями единственным спо­собом врастания в среду представляется быстрое приспособление к ней. Даже если переселившийся народ известное время пытался сохранить свои нацио­нальные особенности, уже в последующих поколениях они были бы ут­рачены (хотя, возможно, и остались бы в семейной памяты, в структуре фамилий и т.д.). 3начит, в конце концов, процесс подобной миграции, которий по­хож на физический процесс диффузии, приводит к состоянию, похожему на итог всех диффузионных процессов – к равновесию со средой, а значит, к асимиляции. Переселенцы могут надолго сохранить на новых местахобитания свою этничес­кую самобытность только в том случае если имеют достаточно значительную численность. Это значит, что речь должна идти о переселении многих десятков тысяч человек, осуществлявшемсяна широких просторах в течение короткого времени. Тогда начинают деиствовать процессы, которые могут моделироваться аналогично физическому процессу дифузии. Эти процессы постепенно разъедают ядро этнической группы, изолируют его и постепенно ведут к ассимиляции. Чтобы переселившийся таким образом народ обосновался на новом становище на несколько сотен лет, необходимо, чтобы при первом переселении он был весьма многочисленным, имел эффек­тивный механизм сохранения своего национљльног сознания, (как, например, у евреев), или же увеличивал численность за счет постоянного притока новых переселенцев из мест своего древнего обитания. Если в свете всего вышеизложенного рассмотреть тот очевидный факт, что сербы, в результате постоянной борьбы за существование все-таки сумели выжить на но­вых просторах (при совершенно алогичном исходном условии, что они появились здесь “слабыми и неорганизованными”), то совершенно ясно, что в момент первого появления здесь сербы (если, действительно, считать их пришельцами) были          весьма многочисленными.

Проведенный анализ указывает на серьезную основательность теории пре­емственности т.н. Винчанской культуры из Подунавья и ее прямого происхож­дения от праиндоевропейского народа. Дальнейший анализ распространения следов этой культуры путем наблюдения за пространственной и временной ди­намикой знаков “винчанской азбуки”, а также за их появлением в форме бук­венных знаков в 50-ти видах письменности в Европейском Средиземномо­рье, в Малой Азии, на Ближнем и Среднем Востоке в течение более чем 4000-летнего предысторического и исторического периода, потверждает этот вывод и позволяет проследить за этой преемственностью вплоть до сегод­няшних днеи. В пользу подобной теории говорят многочисленные следы про­шлого, сохранившиеся в языке, обычаях, воплощенные в археологических находках, да и сами исто­рические записи. Доказательство физико-технической неосуществимости великих переселении народов и катаклизмов цивилизаций на широких конти­нентальных просторах являет собой вклад в укрепление обоснованности теории преем­ственности индоевропейцев, их связей с винчанской цивилизацией, а, в конечном итоге, с сербами и другими славянами.

Последнее десятилетие непреодолимо доказало, что в неолитическом периоде на берегах Дуная процветала развитая цивилизация и что подунавские культуры были во взаимной связи и переливались одна в другую в течение периода в несколько тысяч лет [8-9]. В праисторическое время русло Дуная и его устье рассматривались преимущественно как пространство, в котором сложились объективные условия для сохранения больших человеческих сообществ, так что в поздних доисторическом и историческом периодах этот уклад представлял собой уже серьезное значение из-за своего политического, экономического и культур­ного влияния, которое расширяло человеческую общность на этом пространстве. Уже в первых исторических записях нет никаких проблем относительно того, что Подунавье представляло собой значительную часть тогдашнего мира и что такое положение сохранилось и до наших дней. Дунай в своем течении длиной 2857 км и судоходной частью протяженностью в 2580 км и средним потоком в 6430 м³/сек обусловливает слив 817 тысяч км² от своих 300 притоков. Сегодня это про­стран­ство в политическом, экономическом и культурном отношениях пред­ставляет собой одну из наиважнейших зон в мире, а историческая литература утверждает, что это положение от первых следов человеческих поселений никогда не было меньшим. Нетрудно заключить, что устье Дуная в течение периода от первых человеческих поселений до сегодняшнего дня было заселено, и на высо­ком эко­номическом и культурном уровне, хотя кроме того, всегда существовали великие стимулы для миграций и военных походов.

Таковы факты, с которыми согласны все историки, однако, к сожалению, име­ются и общие возражения этим положениям, и главное — им противопос­тавляется сама сила государственной организации в зоне Дуная, высвечивая те технические и физические условия, которые необходимя для реализации такой мощи. В предыдущих главах уже было указано на некоторые из них, веря в то, что такие соображения пополнят доводы в вопросе о реальной силе теории, которая осмысливает глубокие перемены в структуре оседлых жителей и в их культуре. С возрастанием производства, торговли и возникновением государственных органов появились мотивы по заселению в таких землях, которые осуществляли более высокое качество жизни или предоставляли площади. Такие покушения неми­ну­емо индуцировали ответную реакцию подвергшихся нападению и страх оседлого населения от таких миграций. Кроме того, совершенно ясно, что на всякое такое действие следовало ответное противодействие и результатом в конце концов было уравновешивание этих двух сил.

Открытые до сего дня неолитические поселения (более чем 600) показывают, что Подунавье в периоды, когда существовала культура Винчи, в течение всего этого периода, и в более поздние времена было уже заселено, и что Дунай и плодородные земли были довольно урожайны для производства требуемого количества пищи. Широ­кая распространенность открытых археологами поселений Винчанской культуры показывает, что между население существовало постоянное общение и культурное взаимодействие. Могучее существование Винчанской культуры ясно свиде­тель­ству­ет, что в течение многих веков в широкой области Подунавья и в долине притоков Дуная не было скачкообразных изменений в культуре населения, что указывает на то, что никаких внезапных демографических изменений не было. Исследования великого сербского археолога Милоя Васича [10] (а поздние изме­рения подтвердили, после выяснения древности раскопок методом радиоугле­род­ного анализа), показали, что греческая цивилизация имела своего предшес­твенни­ка в Подунавье, а исследования Нико Жупанича [11-13] показали, что доистори­чес­кая Греция имела много сходства со славянами.

 

Найдены остатки добычи руды и выплавки металла (Рудна Глава, самый древний рудник в мире [14], около 5000 лет до Р.Х.). Также найдены остатки ирригационных сооружений у Мачви [15], которые приводят Подунавье по меньшей мере к равноправному статусу в отношении с Месопотамией.[1] Лингвистические исследования Милана Будимира [16-18], Владимира Георгиева [19], Бранка Гавеле [20-21], Ранки Куич [22], Олега Трубачева [23], Бориса Рыбакова [24], Юрия Миролюбова и других показали великое взаимное родство многих старых подунайских и балканских народов и непосредственные связи с древним населением Балкан, Малой Азии, Италии и Средиземноморья.

Благодаря великому сербскому археологу Драгославу Среевичу [25], мы знаем, что в праисторическую эпоху территория нынешней Сербии дважды была культурным центром Европы. Первый раз это произошло, когда формировалось единство рыбаков и речных ловцов мезолита Джердадза (культура Лепенского Вира) между 7000 и 5500 вв. до Р.Х. Второй раз это произошло во время земледельческой культуры Винча между 4500 и 3200 до Р.Х. Между этими двумя культурами развилась культура Старчево, существовавшая от 5500 до 4500 годами до Р.Х. Культура первых земледельцев на этом пространстве стабилизируется около 5300 года до Р.Х. Археолог Драган Яцанович утверждает, что в культиви­ровании пшеницы в середине V I тысячелетия до Р.Х. появилось и знание кален­даря, и расчет времени, и что оттуда потекло сербское исчисление времени от 5508 года до Р.Х. [26-27].

Весьма убедительно доказывая знание календаря сербами, Яцанович при­водит примерно 100 сербских эпических народных песен, каково и само слово “календарь”, которое имеет некоторое значение только на сербском (славянском), а именно КОЛО-ДАР, то есть СОЛНЦЕВ-ДАР (старое название Солнца — “коло”, что проявляется в огромном количестве слов). Обычное утверждение о том, что слово “календарь” греческого происхождения, не имеет смысла, поскольку греки не знали этого слова, а выражение “до греческих календ” (ad calendam Graecam) означает “никогда”.

Доисторическое население Винчи первым систематически исследовал архе­олог Милое М. Васич между 1908 и 1934 годами. Население располагалось на правом берегу Дуная, в 14 км вниз по течению от Белграда, на излучине, которая была в те дни неизывестной ширины. Культурный слой превышает 10,5 м, и его слоистость отражает смену одного периода другим. Около 4000 года до Р.Х. Винчанская культура распространилась на огромную территорию от Транссиль­ва­нии до котловины Скопье, от Боснии до Искры (более чем 300 тысяч км². Со­гласно Среевичу, “она занимала территорию, которая была второй неолитической культурой Европы, а объединение населения, например в местах Винча, Пот­порань, Селевац или Дивлстин превышало величиной и числом жителей не только все неолитические поселения, но и первые города, которые значительно позднее возникли в Месопотамии, Эгее и в Египте” (с. 47 его книги). Винчанский мир имел развитое земледелие и скотоводство, гончарство, ткачество и развитую торговлю. Территория ее охватывала соляные копи в Боснии и Транссильвании, залежи обсидиана в Эрдели, медный рудник Рудная Глава (первый медный рудник в мире), оловянный рудник у Щуплой Стены под Авале и т.д. Из Винчанского пространства в соседние пространства проникало знание полеводства и ремесла, прежде всего о металлургии и о достигнутом уровне культуры. Легко представить себе, что всюду, где в течении веков расширялась металлургия и ряд медных изделий нес одновременно и следы письма, поэзии, религии, появлялись и много­численные топонимы, которые “звучат великолепно”.

После потери примата Винчанской культуры, примерно в 1600 году до Р.Х., в Шумадии, Банате и Бачкой формируется великое единство, так называемая Ватинская культура (Среевич, с. 50). Ватинская культура пала в большой степени под ударом несколько более поздней Микенской культуры, но “можно предполо­жить, что источники Микенской цивилизации находились на севере Балкан и в юго-восточной области Паннонской низины” (Среевич, с. 51). Живоин Анндреич в анализе так называемых “щекастых гривен” [28], находимых на территории тогдашней Винчанской, а затем и Ватинской культур между XV и VII веками до Р.Х., вполне доказал, что творцы этих гривен (весьма вероятно, что их использо­валли в ритуально-религиозных целях, а не как украшение) имели много общего со Славянами и Сербами (знание календаря, пантеон и т.д.). На одной из гривен археолог Драган Яцанович предположил наличие элементов календаря, а Андреич нашел полныйый идентичный пример календаря на бронзовой вазе из Винчи XV века до Р.Х., такой же, как на вазе из Украины, которую Рыбаков приводил в качестве примера славянского календаря. Это — весьма интересный факт, ибо новые раскопки памятника Каменная Могила на Украине показывают, что и в той области имелись записи сходного типа, как на находках Винчанской культуры.

Эти исследования показали, что греческая и римская цивилизации возникли на древнем этническом субстрате, который имел много общего с исторически известными Сербами. Время появления этого пранарода на сегодняшнем сербском пространстве отмечено более чем тысячелетним сдвигом в глубокое прошлое (затрагивая попутно период Винчанской культуры и других цивилизаций По­дунавья). Многие нелогичности, на которые не может ответить историческая наука, получают свое логическое объяснение с учетом этих причин. Все выве­денные заключения ясно указывают на раннетысячелетнюю непрерывность ци­вилизации Подунавья и на ее диффузное расширение в области Балкан, Среди­земноморья и Ближнего Востока. Они весьма легко могут иметь логическое оправдание как процесс переселения населения и расширения культуры, что следует трактовать как реальный физический процесс, а не как обычный вымысел из литературы.

 

По многочисленным фрагментам керамики так называемой “Винчанской культуры” и на некоторых фигурах Винчанского периода обнаружены вырезанные знаки, чья древность — 3500-4000 до Р.Х., а особенно большое число таких знаков обнаружены на черепках керамики местечка Баньица и, вероятно, созданных местным населением. Археолог Йован Тодорович и Алесандрина Цер­манович в 1961 году систематизировали эти знаки и поместили их в таблицу, где приведены в общей сложности 800 различных знаков [29-30]. Милое Васич уже в 1908 и 1911 годах в своих работах объявил об открытии этих знаков и в более поздних работах явно утверждал о существовании письменности. Перед войной в 1941 году русский эмигрант М. Георгиев пред­ложил первую систематизацию этих знаков, но но она прошла незамеченной. В пятидесятые годы сформировалось мнение, что это не знаки письменности, а “знаки собственности” [31], но и сам творец этого положения Милутин Гарашанин в 1973 году констатировал, “что речь идет скорее об обозначении определенного смысла, нежели о знаках собственности”, а в 1992 году он уже однозначно утверждал, что это знаки “протописьма”.

         Профессор Радивое Пешич на основе этих знаков реконструировал “Вин­чанское письмо” [32-33], которое содержит массу словесных знаков, которые прояв­ляются в многочисленных письменностях средиземноморского мира при по­яв­­лении греческого письма (этрусское, лидийское, ликийское, карийское, древне­еврейское, финикийское, пуническое, сахарское, умбрийское, оское, старо­латин­ское, венетское и т.д.). Некоторые переводы этрусских надписей, основанные на сербском (или словенском) языках, дали неожиданно успешные результаты [34], и указали на существование весьма древнего письма у славянских народов, которую сербский историк Йован Деретич называет “сербицом” [35-36].

Предварительный анализ (первое приближение), у которого речь идет о не­прерывности появления знаков, начиная с винчанской керамики через большой период известной истории Европы, Средиземноморья, Малой Азии, Ближнего и Среднего Востока, более широко представленный в книге [1], показывает ко­личественное сравнение степени близости алфавитов и непрерывность письма от винчанской културы до до сего дня.

Для анализа сформировано начальное множество из 101 знака, от­меченных на археоло­гических находках винчанской культуры. В этом множестве прежде всего при­сут­ствуют знаки, которые профессор Радивое Пешич система­тизировал в фоме фонетического винчанского письма, включая кроме того ва­рианты единых знаков. В множество включено и известное число знаков, которые Радивое Пешич не ввел в свою таблицу, но они присутствовали в трудах Йована Тодоровича и Алек­сан­дрины Церманович, или существовали на древностях из Тертерии в Румынии, которые также относятся к Винчанской культуре. Данные элементы множества в анализе не трактуются как буквы некого письма, но лишь как эле­менты начального множества знаков (далее в тексте — НМЗ). Тем самым не остается никакого шанса противникам теории винчанского письма, ибо лишь один такой анализ может быть произведен и соответствовать сводке находок, отно­сящихся к культуре Винча. Поэтому всякое признание элементов НМЗ в неко­торых известных видов письма приводит противника этой теории в неприятную ситуацию, так как очевидно, что есть нечно, на что они смотрят как на обычные “кругляшки”, которые действительно некогда представляли собой элементы письма.

 

Рис. 1. Начальное множество знаков (НМЗ) для анализа

 

Так сформированный НМЗ показано на рис. 1. В дальнейшем оно трактуется как обычная сводка знаков (математическо множество), а целью анализа было показать, что в упомянутом числе известных видов письменности их упо­рядоченные буквенные обозначения являются элементами ММЗ и имеют то же строение (в том же самом облике, или по меньшей мере модифицированными, повернутыми или зеркально отображенными). Таким способом измененные элементы НМЗ удваиваются при всяком изменении. Проанализированы таблицы символов (алфавиты) до 50 графем периода самой ранней истории и вплоть до Х века после Р.Х. Анализированные графемы представляют большинство из извест­ных алфавитов предантичного и античного мира (Европа, Малая Азия, Среди­земноморье, Ближний и Средний Восток) в период примерно в 4000 лет. В анализе оставлено без внимания малое число знаков, которые в основном мало известны или представляются весьма похожими вариантами некоторых из про­анали­зиро­ванных графем. Для всякого алфавита сформировано множество знаков, которая принадлежит НМЗ и которая является в анализированном алфавите буквой (фонетическим знаком). Вычислено количество общих с НМЗ этих сфор­ми­ро­ва­нной сводки алфавитов для всх 50 графем. Далее следует список таких уточненных множеств. Но некоторые из уточненных элементов НМЗ требуют дополнительных комментариев, которые описывают изменения того элемента, облик буквенного знака которого построен из анализируемой графемы. Эти дополнения таковы: вращение на определенный угол по часовой стрелке (р + 90), зер­кальное отражение относительно вертикальной оси (в.о.), зеркальное отра­жение относительно горизонтальной оси (г.о.), или некоторые другие более мел­кие различия. В конце концов развитие графем дает определенное количество сдвоенных элементов, которые по внешнему виду соответствуют элементам НМЗ.

Результат предварительного анализа очеь ясни: большинство из 50 проана­лизированных алфавитов имеет более 20 букв в своих сформированных сводках, что больше полного числа символов этих алфавитов. Так, в Критском линейном анализ насчитывает 33 общих знака с НМЗ. А далее идут: Критское линейное Б (11 общих знаков), письмо пеласгов— 26 букв + 9 вариантов (это положение создано по аналогии с этрусским письмом у Пешича), этрусско-расенское (26 + 8 вариантов), оскское — 19 букв общих, умбрийское — 18 + 1 вариант, предримские савелийское — 22 + 19 в, месапское — 25 + 17 в, фалийское — 18 + 2 в, сикульское — 18 + 10 в, лепонское 16 + 7 в и прототирренское — 26 + 3 в; ретское — 20 + 28 в, венетское — 18 + 7 в, карийское (28 + 29 в), паракарийское (28 + 6 в), лидийское (24 + 2 в), паралидийское (15), ликийское (23 + 4 в), сидетское (15 + 2 в), старофиникийское (10), финикийское (24), библосское (10), арамейское (21), ста­роеврейское (23), южносемиско-сабейское (17), южносемитско-сафаитское (24), северносемитское (22 + 2 в), аксумское (20), западносемитское (8), па­лес­тинское (23), южноарабское (20 + 3 в), ливийское (21 + 6 в), нумидийско-восточно­ливийское (14), сахарское (13), пуническое (12), древнегреческое (20 + 13 в), восточно-древнегреческое (24 + 7 в), западно-древнегреческое (24 + 15 в), классическое греческое (23+ 6 в), древнелатинское (21 + 2 в), классическое латинское (24), старшие скандинавские руны (24), раннее брахми (24), “черты и резы” (по Г. С. Гриневичу) — 62, кипрское (21), черноморские знаки (20), орхонско-енисейские руны (23 + 3 в), кириллица (35 + 3 в).

Эта только проста статистика и педварительный анализ, но совершенно ясно что алфавиты не возникали случайно, а очень большое число их знаков окажется общим с НМЗ. Анализ также указывает на:

1) Проанализированные алфавиты в качестве своих букв (фонетических зна­ков) содержат элементы НМЗ.

2) Заметно, что число отмеченных элементов постоянно во времени и про­странстве во всех проанализированных алфавитах (что известно науке).

3) Отдельные элементы НМЗ являются буквенными (фонетическими) зна­ками в некоторых из поздних версий алфавитов, но их нет в более ранних версиях, что подтверждается наукой в отношении тех алфавитов, которые ей известны.

4) Только системы письма Дальнего Востока (китайское, корейское, япон­ское), шумерское клинописное и египетские иероглифы в своих известных ключах и силлабариях не демонстрируют в истории поразительного сходства знаков с элементами НМЗ. Сегодняшние алфавиты имеют иной облик знаков (еврейское, арабское, деванагари), но проистекают из древних алфавитов, где такое сходство очевидно.

5) Если элементы НМЗ не представляют собой знаки какого-либо алфавита, но лишь “знаки собственности”, то появляется великая тайна: какова же та не­обыч­ная система собственности, которая в течении 4000 лет переносила один и тот же прием практически целым цивилизационным мирам с таким размахом; почему эти знаки собственноти были так как похожи друг на друга, и почему они не дошли до нас?

6) Если элементы НМЗ не представляют собой знаки некоторой письме­ннос­ти, тогда вообще полностью необъяснимо, как же вся человеческая цивилизация в течение периода более 4000 лет развила в законченном виде все известные виды письменности на сходной основе с таким размахом с элементами НМЗ?

7) Если алфавит-прародитель возник в Винчанской цивилизации, а такая логика намечается на основе проведенного анализа непрерывной цивилизации, то не взять ли его из нее и не следует ли, что что это по природе будет Винчанское письмо и никакое другое?

8) Если письменность-прародитель всех исторически известных письменнос­тей появилась нигде как в сфере Винчанской цивилизации (после нее или во время нее), то не могло ли оно быть сочинено из элементов НМЗ, ибо все неясности из проанализированных 50 видов письма появились совершенно из одних и тех же причин?

9) Старшая письменность-прародитель также возможна.

10) Анализ не исключает возможность существования старшей пись­меннос­ти-прародителя, но цивилизация которая её породила, на основе здесь изложенном физическо-техническом анализе, должна иметь непрерывность до времени Вин­чанской цивилизации.

 

__________________________________

 

[1] Антић, Драгољуб П.: “Континуитет Винчанске цивилизациjе. Од могућих хиперборејских корена до данас”, Пешић и синови, Београд, 2002.

[2] The World Factbook 1993/94, Central Intelligence Agency (CIA), Brassey’s, Washington-New York-London

[3] Статистички годишњак Југославије за 1982, г. 29, Савезни завод за статис­тику СФРЈ, Београд, 1982.

[4] Војна енциклопедија, Војноиздавачки завод, Београд, 1972.

[5] Војни лексикон, Војно­изда­вач­ки завод, Београд, 1981.

[6] Клаузевиц, Карл фон: “О рату”, поглавље “Маршевање”, с. 261-270, по­глав­ље “Прелази преко река”, с. 460-462, Војно дело, Београд, 1951.

[7] Leciejewicz, Lech: “Jäger, Sammler, Bauer, Handwerker – Frűhe Gescichte der Lausitz bis zum 11. Jahrhundert”, VEB Domowina-Verlag, Bautzen, 1982.

[8] Srejović, Dragoslav: “The Roots of Lepenski Vir Culture”, Archaeologija Yugoslavica, v. 10, pp. 13-21, 1969   

[9] Васић, Милоjе М.: “Кроз културни слоj Винче I и II”, Споменик, књига 100б, Одељење друштвених наука, нова сериjа 2, с. 1-77, САНУ, Београд, 1969

[10] Васић, Милоjе М.: “Клеромантика у Винчи”, Глас САН, 218. Одељење друштвених наука, к. 4, Београд, 1956

[11] Жупанић, Нико: “Систем историjске антропологиjе балканских народа”,  Старинар, Београд, 1907-1909

[12] Жупанић, Нико: “Троjанци и Ариjевци”, Глас Српске Краљевске Акаде­миjе, к. LXXXVI, Београд, 1911.

[13] Жупанић, Нико: “Трагом за Пелазгима”, Narodnе starinе, Загреб, 1922.

[14] Jовановић, Борислав, Петровић, Александар: “Рудна глава — технологиjа преображаjа”, Постер ПИНУС — Путевима инжењерства у Србиjи (и у Срба). За­вод за уџбенике и наставна средства, Београд, 1998.   

[15] Трбуховић, Воjислав, Васиљевић, Миливоjе: “Наjстариjе културе у По­дрињу”. Народни музеj, Шабац, 1983.

[16] Будимир, Милан: “Са балканских источника”, Српска књижевна задруга, Београд, 1969

[17] Будимир, Милан: “Грци и Пеласти”, САН, посебна издања књ. 167. Оде­лење литературе и jезика, књ. 2. Београд, 1950.

[18] Будимир, Милан: “О стариjим поменама српског имена”, Глас САН, 236, књ 4, Београд, 1959.

[19] Георгиев, Владимир: “Праславянский и индоевропейский языки”, Слав­янская филология, т. 3, София, 1963.

[20] Гавела, Бранко: “Из дубине векова”. Техничка књига, Загреб, 1977.

[21] Гавела, Бранко: “Предања и знања о старом Балкану”, Нолит, Београд, 1978.

[22] Кујић, Ранка: “Црвено и бело – српско-келтске паралеле”, Глас српски, Бањалука, 2000.

[23] Трубачев, Олег Н.: “История славянских терминов родства”. АН СССР, Москва, 1959.

[24] Рыбаков, Б. А.: “Язычество древних славян”. Москва, 1981.

[25] Среjовић, Драгослав: “Кад смо били културно средиште света”, Сре­диште културе III миленијума, публикација бр. 52, с. 39-70, Галерија САНУ, Београд, 1985.

[26] Јацановић, Драган: “Књига постојања – Српски ка­лен­дар”, Браничево, бр. 1-3 (1996), с.74-93.

[27] Јацановић, Драган: “Српско календарско знање у епској народној поези­ји”, Центар за митолошке студије Србије, Рача, 2000.

[28] Андрејић, Живојин: “Гривне живота – Континуитет и кос­мо­го­ни­ја Индоевропљана на примеру гривни типа Јухор”, ИПА Мирослав – Центар за митолошке сту­ди­је Србије и Центар за културу, Београд – Рача, 1997.

[29] Тодоровић, Jован, Цермановић, Александрина: “Бањица — насеље винчанске културе”, Музеj града Београда, 1961.

[30] Тодоровић, Jован: “Written Signes in the Neolithic Cultures of Southeastern Europe”, Archaeologica Yugoslavica, v. X, pp. 77-84, 1969.

[31] Кљакић, Љубомир: “Ослобађање историjе. I-III – Почетак пута”.  Архив Кљакић, Београд, 1993.

[32] Пешић, Радивоjе: “Винчанско писмо”. Пешић и синови, Београд, 1995.

[33] Пешић, Радивоjе: “Завера порицања — предавања и записи 1985-1992”. Пешић и синови, Београд, 1996.

[34] Билбиjа, Светислав: “Староевропски jезик и писмо Етрураца”, The Institute of Etruscan Studies. Chicago, 1984 (фототипско издање ИПА Мирослав, Београд, 2000)

[35] Деретић, Јован И.: “Серби – народ и раса”, c. 364-372, Музеон, Publishing International, Chicago, 1996.

[36] Деретић, Јован И.: “Античка Србија”, с. 228-237, Југо-ПИРС, Темерин, 2000.

---

[1] “Эти факты, неизвестные большинству читателей, действительно дают весьма интересные представления о могуществе Живиной Руси в неолите” (коментар В. А. Чудинов: “О книге Антича и Винчанском письме”, Акаде­мия Тринитаризма, М., Эл № 77-6567, публ.10680, 10.09.2003, http://www.trinitas.ru/rus/doc/0211/005a/02110011.htm )