Миндовг – первый великий князь Литовский
Фрагмент из книги: “Великое княжество Литовское. Альтернатива литовско-русского развития Руси”
Развитие Русского государства не могло не проходить в одиночку. Любые внешние отношения, будь то военные или же мирные, накладывали свой отпечаток на процесс становления Московского княжества. Не был исключением и сильный сосед Москвы – Литва. Государство по своей структуре достаточно интересное и необычное. Находясь между Польшей и Московской Русью оно представляло собой симбиоз, в различные периоды своего существования с приоритетом той или иной стороны, политической, социальной, религиозной жизни этих двух стран. В свою очередь Литовское государство и само диктовало свои правила. В том числе и на Руси. Отношения Руси и Литвы были настолько тесными, что существовала реальная возможность развития и существования Русского государства по литовскому пути.
История не дала Великому княжеству Литовскому долгой жизни, но она была очень яркой и насыщенной.
В том регионе, где впоследствии будет образовано Великое княжество Литовское, а именно по Неману, нижнему течению Западной Двины, в области Нижней Вислы и побережью Балтийского моря, издревле обитали литовские племена: летгалы, земгалы, жмудь (жемайты), литва, ятвяги, аушкайты, пруссы.
Создавая очередной очаг наступления на Западной Двине, немецкие крестоносцы, таким образом, вышли в 12 веке в Восточную Прибалтику. Население этих областей находилось на ещё довольно раннем периоде развития. Ни о каком государственном образовании у них не могло быть и речи, хотя литовцы «стояли несколько выше ливов, летгалов, эстов и других племён Восточной Прибалтики по своему общественно экономическому развитию»[1]. Существовали племенные князья, которые и руководили литовскими племенами, совершающими частые набеги на соседние русские и польские земли. Упоминание об этом встречается в «Слове о полку Игореве» и летописях.
Формирование феодальных отношений и возникновение крупного землевладения происходит у литовцев в 11-12 вв.[2] Следует отметить, что процесс формирования литовского государства происходил в период распада на отдельные княжества Киевской Руси, что давало дополнительные преимущества литовским племенам, продолжающим совершать набеги на русские земли, сопротивление которых ослабевало. До этого киевские князья не раз ходили войной на земли литовцев, захватывали их территории, брали дань.
Что касается отношений с Ливонским и Тевтонским орденами, то здесь нужно сделать отдельное отступление, так как на довольно большой период отношения Великого княжества будут связаны с этим непримиримым врагом и выгодным другом. Хотя появление немцев и произошло в конце 12 века, основная деятельность по захвату прибалтийских земель началась с первых лет 13 века с основания Риги и Ордена меченосцев (1202 г.). В начале 13 в. ими были отняты у племён многие земли Восточной Прибалтики. Наибольшее сопротивление орден встретил со стороны Литвы, к этому времени наращивающую свою силу в регионе. Захватчикам приходилось опасаться литовцев, зачастую выступавших совместно с русскими.[3] Вторгаясь в русские земли, меченосцы стали угрожать Новгороду и Пскову, вследствие чего новгородский князь Ярослав Всеволодович пошёл на них в поход и в 1234 году нанёс серьёзное поражение у Дерпта. Окончательный разгром Ордена меченосцев произошёл в 1236 году под Шавлями (Шауляй).[4] После этого в 1237 году остатки ордена объединились с Тевтонским орденом, и отделением его в Восточной Прибалтике стал Ливонский орден.
Такого результата в войне с меченосцами литовским племенам удалось достигнуть благодаря именно непрекращающейся агрессии со стороны немецких рыцарей. До этого отдельные княжеские дружины действовали не сплочённо. В результате этого многие племена были либо завоёваны, либо истреблены. Объединение литовских княжеств в единое государство начинает князь Живинбуд, но наиболее успешно действует в этом отношении князь Миндовг (ум. 1263 г.).[5] К объединению под его властью литву и жемайтов подтолкнула возросшая необходимость борьбы с нараставшей агрессией немецких крестоносцев в Прибалтике.[6] Он же и становится первым великим князем Литовским в 30-е годы 13 века. Благодаря его деятельности удалось одержать победу под Шауляем, после чего ливонцы были отброшены едва ли не к границам 1208 года, а литовский князь восстановил своё влияние в Курсе и Земгалии. Под его властью объединились коренные литовские земли Аушкайтия и часть Жемайтии. Хотя он был единоправным властителем литовских племён, кроме него хватало и других князей, действующих если и не самостоятельно, то вполне свободно, так же как и великий князь. Они продолжали совершать набеги на пограничные земли Руси, Ливонии, Польши, Тевтонского ордена. Набеги, в частности на Русь, отличались кратковременностью и малочисленностью, но в то же время постоянством. Но в то же время именно с этого периода принято считать возникновение Великого княжества Литовского.Кровью и силой шёл первый крупный лидер нового государства к власти. По словам волынского летописца «нача избивати братью свою и сыновце свои, а другая выгна с земли и нача княжети один во всей земле Литовской».[7] Устраняя таким образом противников, Миндовг оказался единоправным властителем крупной территории. Всё больше происходит укрепление его власти через устранение соперников. Хитрый и коварный, когда нужно попиравший любые принципы, он был серьёзным противником, как для внешних врагов, так и для внутренних. «Характер Миндовга ручался за успех дела в обществе варварском: … был жесток, хитр, не разбирал средств для достижения цели, никакое злодейство не могло остановить его; но где нельзя было действовать силою, там он сыпал золото, употреблял обман».[8] Что, впрочем, и привело его к гибели. Он был человеком своего времени, впрочем, как и многие литовцы, воинственные и жестокие. По словам Плано-Карпини, папского посла к татарам, который проезжал землями Западной Руси, он во всё продолжение пути находился в беспрестанном страхе перед литовцами.[9]
Внешние отношения князя развиваются в нескольких направлениях: 1) север и запад, где продолжаются захваты литовских земель, как впрочем, и других народов Прибалтики, со стороны немецких рыцарей; 2) восток – русские княжества, Новгород, Псков, куда не прекращаются набеги литовских войск, на которые русские князья незамедлительно отвечают; 3) юг, где происходит становление могучего и серьёзного Галицко-Волынского княжества.
Укрепившись в своих землях, Миндовг начинает проводить внешнюю политику в отношении к русским землям. И здесь несколько причин. Во-первых, под влиянием опасности со стороны Тевтонского ордена, многие литовские вожди кланов видели срочную необходимость в реформах, особенно касающихся политического объединения и создания хорошо обученной армии. Многие из них также понимали необходимость создания укреплённых городов и развития торговли. Во всех этих отношениях образцы русской политической и социальной организации могли оказать большую помощь литовцам.[10]
Отсюда – захват близлежащих русских городов. С этого и начинает Миндовг. Первым объектом его наступления становится Чёрная Русь, где он объявляет себя правителем Новогродка (Новогрудка). В итоге в этих землях к 1250-м годам он контролирует также города Слоним, Гродно, Волковыск. Начинается присоединение Полоцкой земли, находившейся к тому времени раздробленной. В её состав входили княжества Полоцкое, Друцкое, Витебское и другие. В конце 40-ых годов 13 в. Миндовг, пользуясь ослаблением Руси после татарского нашествия, попытался овладеть Смоленском, литовские отряды заняли Торопец, совершали набеги на Торжок и Бежецк у границ Владимиро-Суздалской земли.[11] После ответных действий русских, часть территорий были освобождены. Но в Полоцке остался литовский князь Товтивил, племянник Миндовга[12].
Многие русские города из-за опасения перед новыми набегами татар, сами приветствовали литовцев, слывших свирепыми воинами, и надеялись на их защиту от междоусобиц князей и нашествия татар. Так или иначе, а к 1263 году вся Чёрная Русь оказалась под властью Литвы.
Расширяя, таким образом, границы своего государства, Миндовгу неминуемо пришлось столкнуться с наиболее сильными в то время русскими князьями. Даниилом Романовичем, князем Галицким, под которым находилась вся Галицко-Волынская Русь, а так же и с Александром Ярославичем Невским. И тот, и другой склонялись больше к миру, чем к войне. С Александром был заключён союз против крестоносцев, выгодный обеим сторонам, пытающимся обезопасить свои границы от грозного врага. До этого же Миндовг нападал на территории Александра, заключая при этом союз с Орденом. Но потерпев неудачу в русских землях, начал борьбу с немецкими рыцарями. Интересно его поведение: чтобы развязать себе руки на востоке, он вступает в переговоры с немцами, принимает от них католичество(1251 г.) и коронуется королевской короной (1253 г.) римским папой Иннокентием IV. Он так же отдаёт Ордену часть непокорной земли жмуди и ятвягов. Но после восстания в Жемайтии и Земгалии, поняв, что есть шанс нанести серьёзный удар противнику, порвал с Орденом, и в 1260 году в битве у озера Дурбе литовские войска наголову разбили немецких крестоносцев. После этого, понимая, что в одиночку врага не добить, он обращается к Александру Ярославичу за помощью. В результате был заключён договор о помощи. Как следствие этого договора стал общий поход на Дерпт, захваченный ливонцами. Но когда войско Миндовга подошло под город, русских там не оказалось, повоевав окраины, литовцы ушли. Александр подошёл позднее, осадил город, но взять не смог. Так что союз не принёс серьёзной пользы, хотя, несомненно, позиции и русских и литовцев на этих территориях улучшились.
Отношения с Даниилом у великого князя литовского складываются довольно интересно. После коронации и принятия христианства, Миндовг, не опасаясь удара в спину, смог переключиться на отношения с князьями Западной Руси. В середине 13 в. там правят Даниил с братом Васильком. Галицко-Волынское княжество хотя и пострадало от нашествия татар, но благодаря умелой политике Даниила, являлось, скорее всего, наиболее сильным среди всех русских княжеств. Отношения литовского и русского князей складываются неоднозначно. Даниил Галицкий нуждался в союзниках для борьбы с монголами, а Миндовг знал, что его мир с тевтонскими рыцарями – не более чем временное перемирие.[13] Около 1251 года Даниил женился на племяннице Миндовга (сестра Товтивила из Полоцка). В 1253 г. дочь литовского князя была выдана замуж за младшего сына Даниила Шварна, а среднему сыну Роману было пожаловано Новогрудское княжество, но в качестве вассала Миндовга. Этим событиям предшествовал поход галицких войск на ятвягов и Литву. Около 1254 г. Даниил принял корону и скипетр от папы и короновался в Дорогочине. Миндовг должен был вернуть Даниилу в качестве лена Чёрную Русь. Союз оставался крепким, даже несмотря на то, что папа римский «позволил» литовцам напасть на Волынь.[14] Миндовг остался верен союзу, по крайней мере, видимо.
Союз был расстроен нападением на Литву татар в 1258 г., в котором по их требованию должен был участвовать и Даниил. После этого Литва вновь стала нападать на юго-западные русские земли.[15] Война на ряд лет расстроила русско-литовские отношения, вплоть до самой смерти Миндовга.
Относительно даты его гибели, данные рознятся в пределах 1264-1266 гг., но все источники дают данные, что Миндовг был убит в результате заговора литовской знати, подвластных ему князей, возмущённых политикой проводимой им централизации.[16] Таким образом, первый великий князь Литовский пал, лишь только начав образование государства. Но он дал крепкий плацдарм, с которого в дальнейшем будет происходить развитие страны.
1 Всемирная история, Мн., 1999, т. 8, стр. 495
[2] Там же, стр. 495
[3] Пашуто В.Т. «Героическая борьба русского народа за независимость (XIII век)», М., 1956, стр. 110
[4] Там же, стр. 143
[5] Всемирная история, т. 8, стр. 495
[6] Заичкиз И.А., Почкаев И.Н. «Русская история: популярный очерк. IX – XVIII в.», М., 1992, стр. 191
[7] Всемирная история, т. 8, стр. 495-496
[8] Соловьёв С.М. «История России с древнейших времён», М., 1988, кн. 2, стр. 165
[9] Там же, стр. 173
[10] Вернадский Г.В. «Монголы и Русь», М., Тверь, 1999, стр. 161
[11] Пашуто В.Т., стр. 231
[12] Вернадский Г.В. «Монголы и Русь», стр. 162. В других источниках Товтивил не является племянником Миндовга.
[13] Там же, стр. 163
[14] Там же, стр. 164
[15] Всемирная история, т. 8, стр. 496
[16] Карамзин причиной смерти выдвигает заговор родственников. Карамзин Н.М. «История государства Российского», М., 1998, тт. IV-VI, стр. 84ьюь
Полностью читайте
К истории дискуссии о месте коронации Миндовга в 1253 г.
Вот уже 430 лет продолжается историографическая дискуссия о месте коронации короля Миндовга [1]. В определённые периоды эта дискуссия вспыхивала с новой силой.
В летописных источниках 13 в. место коронации не было указано определённо. Не до конца ясным представлялось оно историографам в 16 в. Матей Стрыйковский первоначально в своей поэме « Gonieccnothy» (1574 г.) таким местом называл Кернаву [2]:
Potym się okrzcił, Mendolphus jest nazwan,/ Na Litewskie królestwo koronowan,/ W Kiernowie z dozwolenia Papieskiego,/ I Cesarskiego.
Через два года историограф ВКЛ вновь вернулся к этой версии в хронике-поэме « O początkach…» (1575-1577 гг.) [3]:
Nie dał się długo papież prosić, bo mu milo,/ Iż się tak wielkie państwo i sławne ochrzciło./ Co w skok koronę sprawił i w Rzymie poświęcił,/ A legatom swym z Litwą pilnie ją nieść zlecił./ Tak go z wolą papieską ukoronowali/ W Kiernowie i litewskim królem obwołali./ Hemderyk, legat, nań kładł koronę z inszymi/ Biskupy, z ryskim, z derptskim, z Krzyżaki pruskimi.
Но уже в новом своём новом труде – «Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiej Rusi», которая вышла в свет в 1582 г., М. Стрыйковский изменил первоначальное мнение и определённо заявил, что коронация имела место в Новогрудке: «Tak tedy Innocentius, papież Rzymski, widząc rzecz być pożyteczną Kośćiołowi Rzymskiemu, iż tak wielkie a waleczne państwo pogańskie do Christusa dobrowolnie przystąpiło, zaraz bez wszelkiego odkładania koronę Litewską poświęcił i Mendoga Króla Litewskiego być obwołał, a chcąc mu się tym więcej zachować, posłał legata swojego zakonnego brata Heinderika prowinciała Polskiego, Armakańskiego przed tym biskupa, a na ten czas Kulmienskiego albo Chełmienskiego w Prusiech, który przyjachawszy do Nowogrodka Litewskiego z arcibiskupiem Rigenskim i s Krzyżakami Pruskimi i Liflandskimi, Mindauga albo Mendoka na królestwo Litewskie według zwykłych ceremonij kościelnych pomazał, obwołał i z ramienia papieskiego i cesarskiego, koroną nową Litewską koronował» [4].
Работу над « Хроникой…» М. Стрыйковский начал при дворе князей Слуцких-Алелькавичей, с богатыми собраниями рукописей которых автор имел возможность ознакомиться. Вполне возможно, выявленные там материалы повлияли на формирование представления о коронации Миндовга в Новогрудке. Но в любом случае за этим утверждение стояли если не факты из документов, то по крайне мере историографические взгляды автора и той магнатской среды, из которой исходила поддержка Стрыйковскому. Если учесть, что 16 век был периодом активного создания в ВКЛ историографических и династических концепций, то перемены во взглядах Стрыйковского ни в коем случае нельзя связывать просто с волюнтаризмом и безапелляционностью автора, как это иногда делается в историографии.
То, что могли существовать неизвестные нам источники, свидетельствует «Historiae Lituanae» Альберта Виюка-Кояловича (1650-1669 гг.): «С великим почетом принял послов Иннокентий IV, а корону послал через Геиденрейха (или Генрика), епископа Армаканского, а позже Хелмского; тот с архиепископом Рижским в поле у Новогрудка (так как в Новогрудке не было достаточно просторных костелов) по обычным обрядам короновали нового короля» [5]. Эта деталь о поле под Новогрудком очень интересная и свидетельствует, что Виюк-Коялович в своей работе базировался не только на сообщениях Стрыйковского. Хоть известно, что 1-я часть труда Виюка-Кояловича содержит по существу перевод « Хроники…» Стрыйковского, из которой историограф 17 в. выкинул фантастические сведения и в дополнение более систематически рассмотрел историю дохристианский период истории Литвы.
Ещё один памятник 17 в. Густинская летопись под 1252 г. повторяет новогрудскую версию: «Въ то жъ лето великій князь Литовскій Миндовгъ коронованъ бысть на кролевство Литовское въ Новогродку, за благословеніемъ папы Инокентія, презъ Генрика бискупа Хелмского, въ Прусехъ кардинала папежского» [6]. Густинская летопись, составленная на Украине, в первой своей части имеет много заимствований из Галицко-Волынской летописи; её автор также находился под влиянием работ Стрыйковского.
С возникновением современной историографии уже в конце 19 в. мнения историков о месте коронации разделились. В. Антонович верил в сообщения Густинской летописи о коронации 1252 г. в Новогрудке [7]. С этим сообщением были согласны П. Батюшков [8] и П. Брянцев [9]. Польский историк Лятковский высоко оценивал Галицко-Волынскую летопись в противовес Хроники Быховца; он считал Новогрудок одним из важнейших гродов Миндовга, но не мог представить себе, чтобы в 1252 г. тут состоялась коронация, так как под этим годом отмечен поход князя Даниила в Понемонье [10]. Этот аргумент и в последствии станут активно использовать, хоть эти события могли и не совпадать по времени. По сообщениям Галицко-Волынской летописи поход Даниила в 1253 г. состоялся зимой (ятвяги не смогли придти к нему на помощь из-за большого снега), а время коронации принято относить на лето.
Работа Лятковского в значительной степени повлияла на дальнейшую польскую историографию. В частности, в известной работе Г. Ловмянского, вышедшей в 1931-1932 гг., автор солидаризировался с взглядами Лятковского о невозможности коронации в Новогрудке [11]. Но в центр проблемы ставился тезис «столичность» Новогрудка и её опровержение [12]. Всё же место коронации и столичность не стоит отождествлять. Правда, ещё А. Прохаска объявлял местом коронации Новогрудок [13]. Эта версия получила распостранение и в немецкой историографии [14].
После выходе в свет первых работ белорусского историка и филолога Н. Ермаловича дискуссии разгорелись вновь. Велись они преимущественно о генезе ВКЛ, но так или иначе обсуждалось и место коронации. Известная исследователь археологических древностей Ф. Гуревич не принимала тезис о «столичности» Новогрудка, одновременно не считая его местом коронации [15]. Литовский историк в эмиграции З. Ивинскас полагал, что коронация Миндовга состоялось в Новогрудке, одновременно он отвергал версию «столичности» этого города [16]. В современной литовской историографии из-за неясности вопроса часто избегают конкретизировать такое место [17]. Кстати, такой подход был свойственен и В. Пашуте [18].
В белорусской историографии традиционно местом коронации считается Новогрудок. Это утверждение присутствует в академических и университетских обобщающих изданиях [19]. В. Насевич допускает, что крещение Миндовга состоялось в Кернаве, а коронация – в Новогрудке [20]. Автор биэтнической концепции возникновения ВКЛ А. Кравцевич осторожно избегает указания места коронации [21].
Уже в самое последнее время появились две новые версии локализации места коронации и обе эти версии принадлежат литовским исследователям. Создатели первой – археолог В. Урбанавичюс и архитектор Н. Киткаускас, – считают, что коронация имела место в Вильнюсской кафедральном соборе [22]. Эта версия основана на интерпритации результатов раскопок на территории Вильнюсского Нижнего замка и сообщений Хроники Ривиуса о языческих алтарях, сооружённых над первой разрушенной кафедрой, что описывал и Т. Нарбутт [23]. Насколько недостоверным историческим источником является Хроника Ривиуса показал А. Дубонис [24].
Новейшая версия принадлежит Т. Баранаускасу [25], и основана она на отождествлении Летовии из datum грамоты Мендовга Немецкому ордену от 1253 г. ( DatuminLettowiaincurianostraannodominiMCCLIIImenseJulio) [26] с городищем Palatavys на ручье Latava, притока реки Швянтойи. Фактически эта версия развивает идею Э. Вольтера [27], высказанную ещё в 1910 г. Вольтер писал, что местность Латава раньше называлась Летовией. Всё же это очень умозрительная концепция, основанная на внешнем подобии географических названий разных эпох. Нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что в латинско-немецкой транскрипции 13 в. Литва передавалась как Lettowia. Кроме того, для обоснования своих взглядов Т. Баранаускас привлекает грамоты 1260 и 1261 гг., известные как фальсификаты [28].
Подводя итог этому обзору следует отметить тот полемический накал, который вызывает определение места коронации Миндовга. Связано это, похоже, с тем, что локализация такого места даёт основания для различий в этно-политической интерпритации ранней истории Великого Княжества Литовского. При этом в историографии часто происходит отождествление понятий «место коронации» и столица. Можем ли мы в тогдашних условиях говорить о столице как месте размещения центральных органов власти и управления? Да и место коронации, как свидетельствует европейская история, совсем не обязательно должно совпадать со столицей. Уточним, что существует ещё одно автономное понятие – резиденция Миндовга, которое также не покрывается двумя предыдущими. Таким образом, стоит разграничивать эти понятия: резиденция Миндовга – место коронации – столица.
Только в 16 в. были определены два «претендента» на место проведения коронации – Кернава и Новогрудок. Но в целом историографическая традиция 16-17 вв. указывает на Новогрудок. Эту традицию заложил М. Стрыйковский. На что он опирался – нам не известно. Но появление новогрудской версии вряд ли можно списать только на волюнтаристский акт историографа 16 в. в эпоху, когда завершалось формирование единого политически правоспособного сословия Великого Княжества Литовского.
Литература:
[1] В этом тексте имена приводятся в той форме, как они известны по хроникам и летописям.
[2] S t r y j k o w s k i M. Goniec cnothy, do prawych slachciczów // S t r y j k o w s k i M. Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiej Rusi. Warszawa, 1846. T. 2. S. 541.
[3] S t r y j k o w s k i M. O początkach, wywodach, dzielnościach, sprawach rycerskich i domowych sławnego narodu litewskiego, żemojdzkiego i ruskiego, przedtym nigdy od żadnego ani kuszone, ani opisane, z natchnienia Bożego a uprzejmie pilnego doświadczenia / Opracowała J. Radziszewska. Warszawa: Państwowy Instytut Wydawniczy, 1978. S. 197.
[4] S t r y j k o w s k i M. Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiej Rusi. T. 1. S. 289.
[5] V i j ū k a s – K o j e l a v i č i u s A. Lietuvos istorija. Pirma ir antra dalis / iš lotynų k. vertė L. Valkūnas. Vilnius, 1989. P. 103.
[6]Густинская летопись // ПСРЛ. Т. 2. СПб, 1843. С. 342.
[7] А н т о н о в и ч В. Б. Монографии по истории Западной и Юго-Западной Руси. Т. 1. Киев, 1885. С. 14-15, 31.
[8] Б а т ю ш к о в П. Н. Белоруссия и Литва. СПб., 1890. С. 57-60.
[9] Б р я н ц е в П. Д. Очерк истории древней Литвы и Западной России. Вильно, 1891. С. 16.
[10] L a t k o w s k i J. Mendog, król litewski // Rozprawy Akademii umejętności. Seria 11. Wydział Filozoficzno-Historyczny. Kraków, 1892. S. 307-406.
[11] Ł o w m i a ń s k i H. Studia nad początkami spoleczeństwa i państwa litewskiego. T. 2. Wilno, 1932. S. 346, 352.
[12] K ę t r z y ń s k i W. Najdswniejsza stolica litewska // Kwartalnik historyczny. Lwów, 1907. XXI. S. 604-611.
[13] P r o c h a s k a A. Dwie koronacje // Przegląd Historyczny. 1905. T. 1. S. 274.
[14] H e l l m a n n, Manfred. Grundzüge der Geschichte Litauens und des litauischen Volkes. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgeselschaft, 1986. S. 17: “…vielleicht in Nowogródek”).
[15] Г у р э в і ч Ф. Д. Летапісны Новгородак (Старажытнарускі Наваградак). СПб.-Наваградак, 2003. С. 50-56).
[16] I v i n s k i s Z. Lietuvos istorija.Iki Vitauto Didžiojo mirties. Roma, 1978 (Vilnius, 1991). P. 178.
[17] G u d a v i č i u s E. Mindaugas. Vilnius, 1998. Р. 241-256, 337; K i a u p a Z., K i a u p i e n ė J., K u n c e v i č i u s A. The History of Lithuania before 1795. Vilnius, 2000. Р. 57.
[18] П а ш у т о В. Т. Образование Литовского государства. М., 1959. С. 379, 406.
[19]Нарысы гісторыі Беларусі. У 2-х частках. Ч. 1. Мн., 1994. С. 103; Гісторыя Беларусі: У 2 ч. Ч. 1. Ад старажытных часоў – па люты 1917 г. Мн., 1998. С. 86.
[20] Н а с е в і ч В. Л. Пачаткі Вялікага княства Літоўскага: Падзеі і асобы. Мн., 1993. С. 41.
[21] К р а ў ц э в і ч А. К. Стварэнне Вялікага Княства Літоўскага. Rzeszów, 2000. С. 158-159.
[22] U r b a n a v i č i u s V. Vilniaus Perkūno šventovės klausimu // Iš baltų kultūros istorijos. Vilnius, 2000. P. 23; K i t k a u s k a s N. Vilniaus arkikatedros požemiai. Vilnius, 1994. P. 10-18.
[23] N a r b u t t T. Dzieje starożytne narodu litewskiego. T. 1. Wilno, 1835. S. 206-207, 226, 283, 375-377.
[24] D u b o n i s A. The Case of the Chronicle of Rivius // Lithuanian Historical Studies. Vol. 5, 2000. P. 7-20.
[25] B a r a n a u s k a s T. Lietuvos valstybės ištakos. Vilnius, 2000. Р. 194-196. Ещё один тематически близкий полемический материал этого автора: Б а р а н а у с к а с Т. Новогрудок в ХIII в.: история и миф //Castrum,urbisetbellum: Зб. навук. прац. Баранавічы, 2002. С. 29-44.
[26]PreußischesUrkundenbuch. Politische Abtheilung / Ed. A. Seraphim.. Königsberg, 1909. Bd. 1. H. 2. № 39, S. 35.
[27] В о л ь т е р Э. А. Город Мендовга, или где искать Летовию ХIIIвека? СПб., 1910.
[28] О фальсификатах см. подробней: M a l e c z y ń s k i K. W sprawie autentyczności dokumentów Mendoga z lat 1253-1261 // Ateneum Wileńskie. 1936, r. 11. S. 1-60.
Публикация: Тезисы Международной научной конференции “Литва эпохи Миндаугаса и ее соседи: исторические и культурные связи и параллели”. 11-12 декабря 2003 г. / Посольство Литовской Республики в РФ; “Дом Юргиса Балтрушайтиса”; Ин-т истории Литвы (Вильнюс); Ин-т славяноведения РАН (Москва); Ин-т всеобщей истории РАН (Москва). – М., 2003. – С. 15-19.