Генри Дэвид Торо: Право выбирать – это право выбора себе хозяина
Я никогда не ходил на выборы, потому, что они всегда были – “демократические”, то есть пустые. Парадоксальность в том, что ты голосуешь за ценности, принадлежащие не тебе, за сохранение государства, а потому само право выбирать – это право выбора себе хозяина, и чем больше демократии, тем больше нужно рабов для системы. Государство фатальным образом вмешивается в область моих личных обязательств, не давая возможности реализовать себя в качестве нравственного существа, более того – принуждая к соучастию в преступлениях государства. Если порядок, для которого мы созданы, еще не пришел на землю, какой действительностью можем мы заменить его? Не к чему нам разбиваться о действительность пустую и бессмысленную. Не стремись непременно развиться, подвергнуться множеству влияний – все это суета. На лишние деньги можно купить только лишнее.
Торо (Henry David Thoreau, 1817-1862) родился в Конкорде в бедной мелкобуржуазной семье. Его отец держал лавочку, а мать – пансион. Торо окончил Гарвардский университет в 1837 г, Учился он на стипендию, как нуждающийся студент.
Вскоре после окончания университета Торо познакомился с Эмерсоном и вошел в кружок трансценденталистов. Несколько педель он проработал учителем, но ушел из школы в знак протеста против применения физических наказаний. После этого Торо поселился у Эмерсона, занимался хозяйством.
Уйдя от Эмерсона, Торо некоторое время помогал отцу в выделке карандашей и из этого краткого знакомства с «бизнесом» вынес безграничное к нему отвращение.
В 1845 г. Торо произвел свой знаменитый эксперимент: он поселился в лесу, на берегу Уолденского пруда, и жил там, в течение двух с лишним лет трудом своих рук. Если Эмерсон лишь рассуждал о «правильной жизни», то для Торо было характерно стремление проверить эти рассуждения на практике, показать пример «правильной жизни». Однако в отшельника он не превратился.
Он обладал темпераментом борца и гражданина и живо отзывался на нажнейшие события общественной жизни США. Во время своего эксперимента Торо был брошен в тюрьму (в 1847 г.) за отказ от уплаты военного налога. По выходе из тюрьмы, возвратившись в Конкорд, Торо прочел лекцию «О гражданском неповиновении» (1848), а в 1849 г. опубликовал статью «Сопротивление гражданским властям» («Civil Disobedience»).
В этих документах наглядно проявляется двойственная природа трансцендентализма Торо. С одной стороны, Торо выражает индивидуалистический протест, он борется в одиночку, он не примыкает ни к каким широким общественным движениям. Он возлагает надежды на отдельную личность, которая, живя «правильной жизнью» и отвергая мораль собственнического мира, изменит испорченное общество.
В то же время Торо не замыкается в скорлупе трансцендентализма. Он бесстрашно обличает зачинщиков Мексиканской войны, обличает рабство, что делает его активным участником социальной борьбы своего времени. Более того, Торо негодует по поводу пассивности своих сограждан.
Лекция «Гражданское неповиновение» начинается с осуждения правительства, виновного в двух преступлениях: в рабстве негров и в захватнической Мексиканской войне. В то же время философ понимает, что само правительство является инструментом в руках правящих классов Америки.
«Посмотрите на теперешнюю Мексиканскую войну – она дело рук сравнительно небольшой кучки людей, использующих правительство в качестве своего инструмента, ибо народ с самого начала не дал бы на нее согласия».
Торо призывает американцев к неповиновению властям, к революции: «Когда одна шестая часть нации, объявившей себя убежищем свободных, находится в рабстве, а целая страна несправедливо завоевана и опустошена иностранной армией… я думаю, что настает время для честных людей восстать и провозгласить революцию. И тот факт, что наша армия опустошает не нашу страну, делает этот долг более настоятельным».
Правда, Торо имеет в виду некую мирную революцию («когда подданные откажут в повиновении, а все служащие покинут свои посты, революция завершится»), однако признает, что, если мирные способы не помогут, насилие оправдано и необходимо. «Но даже предположим, что должна будет пролиться кровь. Разве не льется кровь, когда ранена совесть?»
Укоряя мещанскую массу в пассивности, Торо не только осуждает прекраснодушный либерализм американской интеллигенции, но и разоблачает американскую буржуазию, лицемерно сочувствующую передовым идеям, а на самом деле заинтересованную лишь в своих барышах: «Называя себя детьми Вашингтона и Франклина, они… откладывают в сторону вопрос о свободе негров, чтобы заняться вопросом о свободе торговли».
Писатель не удивляется этому, замечая, что «богатый человек всегда поддерживает институты, которые делают его богатым».
Торо высказывает смелую по тому времени мысль о фальши американской буржуазной демократии и. противопоставляет ей мечту о подлинной демократии: «Является ли демократия в том виде, как мы ее знаем, последним возможным достижением? Есть ли возможность сделать новый шаг на пути к дальнейшему признанию и обеспечению прав человека? Никогда государство не может стать подлинно свободным и просвещенным, пока оно не признает человека.
…Я тешу себя надеждой, мечтая о государстве, которое, наконец, сможет позволить себе быть справедливым ко всем людям без исключения».
В таких условиях была создана великая книга Торо «Уолден, или Жизнь в лесу» («Walden, or Life in the Woods», окончена в 1849 г., опубликована в 1854 г.). Здесь Торо описывает свой эксперимент, излагает свое понимание «правильной жизни» и убедительно доказывает, что современное общество уродует человеческую личность.
Свою критику капиталистической цивилизации Торо начинает с самых основ. Он напоминает, что для поддержания жизни человека необходимы пища, одежда и жилье. Но при капиталистической системе большинство населения лишено возможности удовлетворить эти элементарные потребности, и обречено на страдания, в то время как немногие процветают в роскоши.
«У птиц есть гнезда,- восклицает Торо,- у лис – норы, у дикарей – вигвамы, но в современном цивилизованном обществе больше половины семей не имеют крова».
Многие граждане Америки, продолжает Торо, живут хуже зверей: «Чтобы убедиться в этом, не нужно далеко ходить за примерами. Взгляните на жалкие хибарки, которые торчат вдоль железнодорожных линий… Ежедневно во время прогулок я встречаю человеческие существа; они ютятся в свиных хлевах, дверцы которых стоят распахнутыми всю зиму, чтобы туда проникал свет».
Капиталистическая цивилизация, заявляет Торо, породила чудовищные социальные контрасты: «Роскошь одного класса противостоит нищете другого. На одной стороне – дворцы, на другой – богадельни и молчаливые бедняки».
При этом Торо подчеркивает, что дворцы населяет ничтожная горсточка богачей, а бедствуют огромные массы населения: «Первый вопрос, который меня подмывает задать собственнику таких до неприличия огромных богатств,- это: кто ты такой? Являешься ли ты одним из 97% терпящих неудачу или одним из 3% преуспевающих?»
Писатель подвергает цивилизацию беспощадной критике во многих аспектах – экономическом, моральном, культурном. В книге рассыпано немало блестящих, остроумных рассуждений о материальном богатстве буржуа и его духовной бедности. Буржуа не довольствуется тем, что имеет кров над головой, одежду и пищу, говорит Торо,- он стремится приобрести еще больше домов, еще больше пищи и еще больше одежды. Но существуют другие, возвышенные цели, к которым должен стремиться человек.
«И вот невольно я думаю об этом кажущемся богатым, но на самом деле ужасающе бедном классе, который накопил весь этот хлам и не знает ни того, как его использовать, ни того, как избавиться от него, и в результате выковал себе собственные золотые или серебряные кандалы».
Великий гуманист решительно отвергает все мнимые ценности буржуазного мира, его мораль, его образ жизни: «Большая часть того, что мои сограждане называют добром, является, по моему глубокому убеждению, злом».
С отвращением и ужасом наблюдает Торо рутину буржуазного существования. Оно представляется ему не только жалким и ложным, но и оскорбительным для человека: «Насколько ясно и очевидно, какую гадкую и подлую жизнь ведут многие из нас, постоянно напрягаясь до предела, стараясь либо влезть в какой-нибудь бизнес, либо вылезти из долгов, обманывая, льстя, голосуя».
Отвращение к современной цивилизации привело Торо в леса Уолдена. Торо ставит эксперимент: он хочет убедиться, способен ли человек сбросить с себя кандалы, надетые на него буржуазным обществом.
Величие Торо в том, что он никогда не был кабинетным ученым. Конечный смысл науки, философии он видел в том, чтобы служить людям практически, помогать им строить новую жизнь. «Быть философом,- пишет Торо,- значит не только высказывать тонкие мысли, не только создать школу… Это значит разрешить некоторые проблемы жизни не только теоретически, но и практически. Философ всегда идет впереди своего века…»
Он построил с помощью топора хижину, выращивал маис и картофель. Часть урожая он продавал, чтобы компенсировать расходы на одежду и строительство дома. Но самый важный результат эксперимента заключался в том, что Торо затрачивал на все это лишь небольшую часть времени: львиная доля оставалась для изучения природы, для чтения, для размышлений и отдыха.
Именно в этом Торо видел смысл жизни человека: удовлетворив насущные потребности, иметь возможности для безграничного расширения умственного и культурного кругозора, смелых научных поисков, богатой духовной жизни.
Но гений Торо не смог перешагнуть границы философского идеализма. Его программа – это наивная робинзонада, призрачная надежда избежать ярма общества в рамках того же общества. Ошибка Торо была в том, что
исключительные условия, в которых он оказался, он предлагал для всех.
Торо полагал, что зло исправимо, если люди добровольно откажутся от собственности и деловых забот. Ему казалось, что люди просто не хотят быть свободными, а если бы они последовали его примеру, то перестали бы быть рабами цивилизации, сделавшись независимыми и свободными.
И все-таки в эксперименте Торо, в его книге «Уолден» заключен глубочайший смысл. Опыт Торо был иллюзорным, но его мечта о справедливом обществе – великой.
В книге «Уолден» попутно затронуты вопросы эстетики и литературы. Торо высказывает интересную мысль о предназначении искусства: «Лучшие произведения искусства есть отражение борьбы человека за освобождение от угнетения».
С высоты этих требований Торо беспощадно высмеивает пошлую, сенсационную литературу, отупляющую ум: «Наша литература, наш разговор и наше мышление находятся на очень низком уровне, достойном лишь пигмеев и манекенов». Торо протестует против того, что в США дельцы взяли в свои руки дело духовного воспитания масс: «Почему мы должны предоставить фирме «Харпер и братья» право выбора книг?» Велики художественные достоинства «Уолдена».
Стиль книги ясен и прозрачен, язык прост, но поэтичен. Торо – великолепный полемист. Его логика безупречна, его ирония беспощадна, его юмор горек, его сравнения образны и убедительны. Торо любит каламбур, тонко обыгрывает сходно звучащие слова.
Блестяще обыгрывает Торо фамилию алчного фермера, некоего Флинта, именем которого назван один из соседних с Уолденом прудов. Торо возмущает тот факт, что чудесный пруд назван именем «какого-то Flint-skin (скряги), который с большей радостью созерцает поверхность доллара или нового цента», нежели зеркальную гладь пруда.
Торо выступает в «Уолдене» как мастер пейзажа. Описания прудов и лесов, их обитателей высокопоэтичны и овеяны глубокой любовью к природе. Близость к природе очищает душу от всего мелочного и наносного, оздоровляет человека.
Вскоре после создания «Уолдена» в Америке произошли события, которые вновь пробудили гражданское негодование Торо и показали, что рамки трансцендентализма были слишком тесными для этого великого гуманиста: был проведен закон о беглых рабах и в 1854 г. был принят билл «Канзас – Небраска», согласно которому население принятых в Союз двух штатов получило право решить, будут ли эти территории свободными или рабовладельческими штатами.
Рабовладельцы пытались силой ввести там рабство. В Канзасе началась вооруженная борьба фермеров против плантаторов.
В этот критический момент, в обстановке капитуляции американского правительства перед рабовладельцами, раздался голос Торо. Мужественный патриот Америки произнес речь под гневным названием «Рабство в Массачузетсе» (1854).
Торо осуждает в этой речи закон о беглых рабах от 1850 г.: «Бостонская судебная палата снова оказалась набитой вооруженными людьми, охраняющими узников; она судит человека, чтобы выяснить, является ли он рабом… хотя этот вопрос уже решен на веки веков».
Торо обвиняет американское правительство, церковь и прессу, объединившихся для черного дела – увековечения рабства. Философ не верит Конгрессу США: «Большинство избирателей Севера, Юга, Востока и Запада не являются принципиальными людьми. Они голосуют не для того, чтобы послать депутатов в Конгресс с гуманной миссией,- их беспокоит лишь состояние дел по добыче леса, железа, камня и золота».
Церковь тоже опозорила себя защитой института рабства, но еще большее преступление совершает пресса, отравляя сознание американцев, «оскорбляя здравый смысл». «Когда я беру в руки газету,- заявляет Торо,- я чувствую, что держу кусок бумаги, подобранный из сточной канавы, или листок из евангелия игорного дома, кабака или борделя, гармонирующего с евангелием купеческой биржи».
Подобно Эмерсону, Торо предупреждает о том, что преступление не останется безнаказанным, что нацию ожидает возмездие. Он находит слова, полные гнева и боли за поруганную родину, которую позорят дельцы и рабовладельцы: «Весь последний месяц я жил охваченный чувством громадной, неизмеримой потери. Сперва я не мог понять, что со мной.
Потом я понял – я потерял Родину». Торо требует объявления бойкота газетам, выступавшим в защиту рабства. Он предлагает, чтобы судьи бойкотировали закон о беглых рабах и не выносили решений в пользу рабовладельцев. Торо призывает граждан своего штата к активному сопротивлению.
Сам писатель на деле показал пример своим согражданам: укрывал негров из отряда Джона Брауна и помогал им бежать в Канаду.
В 1859 г. Джон Браун, схваченный властями после разгрома восстания в защиту негров, предстал перед судом. Приговор был предрешен заранее – смертная казнь. Никто в США не решался выступить в защиту Брауна, аболиционистская печать молчала. Все были напуганы. И вот Торо, презирая угрозы реакционеров и не слушая друзей, совершил гражданский подвиг: он сам созвал митинг в Конкорде и произнес пламенную речь «В защиту капитана Джона Брауна» (1859).
Восстание Джона Брауна для Торо явилось доказательством героического духа, живущего в американском народе, подтверждением величия его эпохи. Весть о восстании Брауна, сказал он,- «лучшая новость, которую когда-либо слышала Америка… Я горжусь тем, что живу в этом веке». В Джоне Брауне и его славных соратниках Торо увидел людей, близких ему по духу, готовых во имя торжества справедливости пожертвовать всем, даже жизнью.
Торо – великолепный оратор. Он прост как правда, он враг риторических красот, но он умеет разить врага беспощадной иронией. «Нет сомнения,- говорит Торо о бойцах отряда Джона Брауна,- что это самые лучшие люди из всех, которых можно было выбрать, чтобы повесить. Страна не смогла бы вознести их выше… Она давно искала жертв и повесила уже многих, но ни разу ее выбор не был таким верным».
Проникновенные слова находит Торо для Брауна, которым он гордится, как великим сыном американского народа. Он говорит о его глубокой честности, светлом уме и активном гуманизме.
Торо разоблачает клевету врагов, объявивших Браун сумасшедшим. С блестящим сарказмом он доказывает, что сумасшедшим является американское правительство, которое держит негров в рабстве: «Сумасшедший! Отец и тесть сыновей, и их соратники – все внезапно сошли с ума, в то время как тиран, находящийся в здравом уме, держит в еще более жестокой хватке четыре миллиона рабов, а тысяча редакторов, его слуг, тоже пребывающих в здравом уме, спасают страну и свое брюхо».
Поистине со свифтовской яростью обличает Торо правительство, которое «притворяется христианским, а само ежедневно! распинает на кресте миллионы христов!..
Это самое лицемерное и дьявольское правительство смотрит с высоты своего трона в судорожно рвущиеся к свободе четыре миллиона людей и с невинным видом вопрошает: «За что ты нападаешь на меня?» От пассивного гражданского неповиновения, от индивидуалистических поисков лучшей жизни («Уолден») Торо пришел к осознанию необходимости массовой борьбы за свободу, народного восстания.
«Браун имел смелость утверждать, что человек вправе совершить насилие над рабовладельцем, чтобы спасти раба. Я согласен с ним… Я не хочу убивать и не хочу быть убитым, но я предвижу обстоятельства, при которых и то и другое будет для меня неизбежным».
Еще в 1856, г. в письме к английскому другу Торо предсказал гражданскую войну в США: «Я только хочу, чтобы Север проявил больше мужества и разрешил бы вопрос (о рабстве) немедленно».
Торо скончался в начале этой войны, на первом ее году. Последнее произведение Торо, опубликованное посмертно, – «Жизнь без принципа» («Life without Principle», 1863) -признано страстным отрицанием буржуазного предпринимательства.
Торо рассматривает буржуазное предпринимательство со всех точек зрения и каждый раз приходит к выводу, что оно основано на подлости, эксплуатации и бесчеловечии: «Столько людей готовы жить, ловя удачу, чтобы за счет этого иметь возможность распоряжаться трудом менее удачливых, не внося своей доли, не создавая никаких ценностей для общества!
И это называется предпринимательством! Я не знаю ничего более мерзкого, чем все более усиливающаяся безнравственность в сфере коммерции и всех аналогичных путей извлечения средств к жизни… Свинья, которая добывает пропитание, роясь рылом в грязи, устыдилась бы такой компании».
И снова, как в «Уолдене», Торо выдвигает социалистический идеал. Труд должен быть не тяжкой обязанностью, а удовольствием, радостью – иначе нет смысла жить на свете.
Так, разрывая путы трансцендентализма, Торо шел от идеи переделки человека в рамках существующего строя к идее переделки самого общества.
Мысли Торо о назначении писателя обогатили американскую эстетику. Сурово осуждая развлекательную литературу, он заявлял, что писательский труд – это не забава, а служение людям, обществу. Торо приравнивал писательский труд к труду пахаря. Оба они кормильцы, оба дают хлеб: первый – для удовлетворения физического голода, второй – духовного. И подобно тому, как пахарь старается глубоко вспахать землю, чтобы, посеяв зерно, собрать хороший урожай, так и писатель должен поднимать глубокие пласты жизни, чтобы создать хорошее произведение. «Если вы вспашете глубоко и смело вы посеете и взрастите хлеб жизни».
Интересны суждения Торо о языке и стиле писателя. Только близость к жизни, к людям труда может, по его мнению, излечить писателя от вялости, невыразительности, пустословия.
Торо считал, что лучшими «украшениями» являются «простота, энергия и искренность», и это точно характеризует его собственный стиль.
Если Эмерсон сумел понять богатства народной речи, то Генри Торо удалось практически использовать эти богатства и придать литературному языку лаконизм, энергию и точность народной речи.
Торо оставил огромное идейное наследство. Его прямым преемником явился великий Уитмен. На книги Торо опирался Хоакин Миллер в своей страстной критике капиталистических отношений. Идеи Торо были огромной моральной поддержкой и творческим стимулом для Теодора Драйзера, о чем свидетельствует изданная им антология «Живые мысли Торо» (1939).
Значение Торо выходит далеко за пределы его родины. Он оказал влияние на мировую литературу и общественную мысль. Им восхищался Лев Толстой, его книги изучал Махатма Ганди.
—————————————————–
Генри Дэвид Торо. Цитаты и aфоризмы.
Богаче всего тот человек, чьи радости требуют меньше всего денег.
Большинство предметов роскоши и так называемых жизненных удобств не только не являются необходимыми, но и определенно служат препятствиями к развитию человечества.
Буйной любви надо страшиться так же, как ненависти. Когда любовь прочна, она всегда ясна и спокойна.
Возможности человека не измерены до сих пор. Судить о них по предыдущему опыту мы тоже не можем – человек еще так мало дерзал.
Делайте то, что вы любите. Познавайте собственные кости, грызите их, хороните их, выкапывайте их из земли и грызите снова.
Доброта – это единственное одеяние, которое никогда не ветшает.
Если вы хотите убедить человека в том, что он живет дурно, живите хорошо, но не убеждайте его словами. Люди верят тому, что видят.
Если ты построил воздушные замки, это вовсе не значит, что твой труд пропал напрасно: именно так и должны выглядеть настоящие замки. Осталось лишь подвести под них основание.
Если человек уверенно движется по направлению к своей мечте и стремится жить такой жизнью, какую он себе вообразил, то успех придет к нему в самый обычный час и совсем неожиданно.
Если человек шагает не в ногу с остальными – это, возможно, потому, что он слышит другого барабанщика. Пусть себе шагает под ту музыку, которая звучит для него, какой бы она ни была.
За любовь нет другой платы, кроме возможности любить еще сильнее.
И Бог тоже одинок, а вот дьявол, тот отнюдь не одинок, он постоянно вращается в обществе, и имя ему легион.
И вера, и опыт говорят мне об одном и том же: поддерживать свое существование на земле – это не тягостный труд, а развлечение, если мы живем просто и мудро.
Как много людей, которые по прочтении иной хорошей книги открывали новую эру своей жизни!
Книги следует читать так же неторопливо и бережно, как они писались.
Люди становятся орудиями своих орудий.
Мечты – это краеугольные камни нашего характера.
Мы должны читать лучшее, что есть в литературе, а не повторять без конца ее азы и не сидеть всю жизнь в подготовительном классе.
Мы часто бываем более одиноки среди людей, чем в тиши своих комнат. Когда человек думает или работает, он всегда наедине с собой, где бы он не находился.
Найди, где твои корни, и не суетись насчет других миров.
Настоящие люди служат государству своей совестью.
Не будем недооценивать значения факта: когда-нибудь на нем распустится цветок истины.
Не надо быть чересчур нравственным, иначе ты рискуешь предаться самообману. Твоя цель должна быть выше нравственности. Надо быть не просто хорошим, а хорошим ради чего-нибудь.
Не печаль наша печальна, а наши дешевые радости.
Не стремись непременно развиться, подвергнуться множеству влияний – всё это суета. В смирении, как во тьме, ярче светит небесный свет.
Нельзя убивать время, не вредя этим вечности!
Ничто не пахнет так отвратительно, как подпорченная праведность.
Оденьте чучело в платье последнего фасона, и сами станьте рядом в простой одежде, и посмотрите, кому поклонятся раньше – чучелу или вам.
Одиночество не измеряется милями, которые отделяют человека от его ближних.
Правда – качество, крайне редко встречаемое в эпитафиях.
Пробовал я и торговать, но установил, что тут требуется лет десять, чтобы пробить себе дорогу, но тогда уж это будет прямая дорога в ад.
Самые нежные растения прокладывают себе путь через самую жесткую землю, через трещины скал. Так и доброта. Какой клин, какой молот, какой таран может сравниться с силой доброго, искреннего человека! Ничто не может противостоять ему.
Судите о своем здоровье по тому, как вы радуетесь утру и весне.
Я никогда не встречал партнера столь общительного, как одиночество.