Президент Республики Ингушетии Герой России Юнус-Бек Баматгиреевич Евкуров в интервью, данном Игорю Смыкову, характеризует актуальные и болезненные аспекты политики, такие как терроризм, экстремизм и взаимоотношения с внутренней оппозицией. Данная беседа состоялась 21 июня, за день до покушения на президента Ингушетии, и в свете этого многие ее моменты приобретают особую драматичность и многозначительность.
Юнус-Бек Баматгиреевич, Вы человек героической биографии, десантник, Герой России. С чего началась Ваша военная карьера?
Я был призван на срочную службу в 1982 г. и там решил стать кадровым военным. Поступил после армии в Рязанское воздушно-десантное училище – так началась моя военная карьера.
В 1999 г. Вы возглавляли подразделение российских десантников, которое заняло международный аэропорт в Приштине, опередив миротворцев из других государств. Эта операция вошла в историю российских ВДВ. И второй вопрос: Вы, как публичный политик, могли бы дать оценку технологиям и целям “оранжевых” революций?
Сначала отвечу на первый вопрос: отряд десантников возглавлял не я, там было кому возглавлять. Я командовал отдельной группой из 18 человек, не более. Те, кто возглавляли этот отряд, когда мы встречаемся, смеются: мол, мы тебя там не видели. Это шутка такая.
Теперь об “оранжевых” революциях. После распада СССР Соединенные Штаты Америки и блок НАТО взяли на вооружение определенную технологию, чтобы собрать под свои знамена осколки советской империи. Надо признать, что во многих случаях они ее успешно использовали. Технология несложная, и такой исход дела российские спецслужбы прогнозировали. Если судить по ситуации в Украине и в Грузии, то можно сделать вывод, что процесс этот продолжается. Идет он и в среднеазиатских республиках, хотя они являются членами ОДКБ. Думаю, что силы, которые стоят за “оранжевыми” революциями, на достигнутом не остановятся, и мы должны быть к этому готовы. Ведь они пытаются изменить в свою пользу ситуацию не только в граничащих с Россией государствах, но и в российских регионах, например на Кавказе и в Поволжье. Экстремизм и терроризм – это то, что сегодня расшатывает общество.
В аналитической записке председателя Московской Хельсинской группы Людмилы Алексеевой по результатам поездки в Ингушетию 16-19 сентября 2008 г., адресованной уполномоченному по правам человека в Российской Федерации Владимиру Лукину, говорится: государственный террор, практикуемый в Ингушетии, вызывает естественный протест, в республике создан оргкомитет по проведению митингов против захватов и гибели людей. Но митинги эти разгонялись с применением силы. Поскольку власти действуют неправовыми методами и при этом подавляют цивилизованные формы протеста, неизбежна партизанская война и усугубление нестабильности в Ингушетии. Объективна ли, на Ваш взгляд, такая оценка ситуации в республике?
Я читал доклад Алексеевой и беседовал с людьми, которые устраивали митинги. Все, о чем говорится в докладе, имело место до того, как я возглавил Ингушетию. Позиция моя такова: никому не дано право творить беззаконие. Хотите организовать митинг – обращайтесь за разрешением, урегулируйте все вопросы с властью, а не с проходимцами и провокаторами. Проводите митинги, но не создавайте проблемы окружающим. Уже при мне люди провели два санкционированных митинга – один по случаю похищения, другой по случаю сокращения.
В связи с похищением мы возбудили уголовное дело. Знаем, кто похитил, идет следствие. Что касается сокращения, то я считаю, что люди имеют право высказать свое мнение.
Людмила Алексеева – великолепный человек, ей надо поставить памятник при жизни. Однако ее дезинформировали, что якобы похищают и убивают молодых людей. Но все убитые – это члены незаконных вооруженных формирований. Да, наша цель – не убить, а задержать их, но когда не удается, приходится уничтожать. В этом году мы взяли в плен 35 боевиков, и 10 человек сдались сами, а в прошлом году не сдался ни один. Одно это уже свидетельствует о том, что власть ищет и находит разные пути в борьбе с бандформированиями.
Митинги, которые проводит население, должны быть цивилизованными, все должно быть по закону, но лучше не доводить до митингов. Такую простую мысль я стараюсь донести и до общественных организаций, и до правоохранительных органов. Если мы этого добьемся, все будет хорошо.
Вы родились в селе Тарское Пригородного района ныне Северной Осетии – Алании. Каково положение ингушей в Пригородном районе? Не кажется ли Вам, что вопрос о беженцах зачастую политизирован? Можно ли в настоящее время что-то сделать, чтобы беженцы могли вернуться в Пригородный район?
Положение в Пригородном районе стабильное, мы сейчас делаем все, чтобы уменьшить там безработицу. За последние полтора года был только один неприятный инцидент и больше ни одного случая проявления национализма или экстремизма не зафиксировано. Т.е. налицо положительные сдвиги.
Проблема беженцев, конечно, политизирована, и это вписывается в схему “цветных” революций. Наличие беженцев предполагает присутствие на территории Ингушетии представителей всевозможных международных организаций. И они не просто так приезжают, они являются прикрытием для спецслужб. Сегодня республика напоминает Швейцарию во время Второй мировой войны. Только в этом году у меня на приеме побывали 18 руководителей международных организаций.
И всё едут и едут. Я далек от мысли, что они искренне пытаются нам помочь – скорее всего, преследуют свои шкурные интересы, т.е. предпринимают усилия, чтобы развалить Россию. И умело используют для этого проблему ингушских и чеченских беженцев. Чтобы у наших врагов не было оснований для спекуляций и провокаций, надо вернуть беженцев в места постоянного проживания и решить наконец проблему, которая никак не решается уже 16 лет. По этому вопросу мы договорились с руководством Осетии-Алании и с Администрацией Президента России, задачи поставлены. Мы не ставим вопрос о Пригородном районе как о части Ингушетии, но хотим вернуть беженцев в их дома, независимо от того, одобряют ли это осетины. Есть закон, его надо соблюдать.
Я согласился с тем, что будет два населенных пункта и между ними – зона водораздела, где не будут жить ни осетины, ни ингуши. Поехал, сам посмотрел. Уже выбрали две площадки, куда могут переселяться ингуши, и в этом году там поселилось около 50 человек. Все произошло без шума, без телевидения, люди спокойно живут. Но есть еще один вопрос: надо найти на территории Ингушетии без вести пропавших осетин – их 11, а также без вести пропавших ингушей – их 195. Мы собрали всех родственников пропавших без вести и спросили у них: Вы будете политизировать этот вопрос, будете поднимать шум, если мы найдем тела? Они ответили: нет, мы не станем искать виноватых, хотим найти и захоронить останки. Таким образом, было достигнуто принципиальное соглашение. Этим вопросом занимается мой спецпредставитель, бывший депутат Госдумы, опытный политик, который хорошо знает проблемы как осетинской, так и ингушской стороны, Руслан Аушев. Учитывая его опыт и авторитет как среди ингушей, так и среди осетин, можно предположить, что проблема беженцев будет решена успешно. И если это произойдет, я первый буду выступать за то, чтобы Аушеву поставили памятник при жизни.
Считаете ли Вы возможным объединение Южной и Северной Осетии?
Трудно сказать. Это вопрос, связанный с деятельностью высших эшелонов власти. Ходят слухи о том, что объединятся Ингушетия и Чечня. Так вот, я не сторонник подобного объединения. Почему? Потому что это не приведет ни к чему хорошему. И не из-за возможности межнациональной розни, а потому, что вся промышленность осталась в Чечне. Ингушетии сейчас 17 лет, она развивается, растет. Но для успешного автономного существования нашей республике потребуется еще лет 100 такого роста. То же самое относится к Южной Осетии – она должна состояться как государство и подняться до уровня Алании. А в том, что северные и южные осетины могут объединиться, нет ничего страшного.
В 2000 г. Вам было присвоено звание Героя Российской Федерации с вручением медали “Золотая Звезда”. Какие заслуги были столь высоко отмечены нашим государством?
Неэтично рассказывать о том, какой я мужественный парень. Скажу просто: наградили. Наверное, был для этого повод.
С 2004 г. Вы являлись заместителем начальника разведывательного управления Приволжско-Уральского военного округа. Что чаще всего вспоминается из екатеринбургского периода Вашей биографии?
У меня остались самые хорошие впечатления об этом крае, и прежде всего о людях. Недаром Урал называют “опорным краем державы” – уральцы настоящие патриоты, они любят Родину, для них это не пустые слова. Второе: они очень целеустремленные, всегда доводят начатое дело до конца.
И третье: народ там очень гостеприимный.
Весь силовой блок на Урале – и ФСБ, и МВД – высокопрофессиональный. Приятно было работать с этими людьми. Мы до сих пор созваниваемся, поддерживаем отношения.
Вы стали президентом Ингушетии в период резкого обострения обстановки в республике. Не является ли Ваше назначение, по сути, продолжением военной биографии?
Я бы так не сказал. Сейчас на приграничной территории Ингушетии и Чечни мы совместно с Рамзаном Кадыровым проводим антитеррористическую операцию с участием ФСБ, МВД и внутренних войск и с привлечением войск федеральной группировки Северо-Кавказского военного округа. Но моя задача как руководителя республики – это не только борьба с бандформированиями, но прежде всего – решение социально-экономических проблем. Нужно поднять в Ингушетии уровень образования, здравоохранения и тем самым укрепить доверие народа к власти. Вот основная моя задача.
Первые две недели после моего прихода к власти сопровождались относительным затишьем со стороны “оппозиционных” сил.
Я думал – это временное затишье. Тихо может быть только в том случае, если не пытаться ничего менять, оставить все как есть, если у власти будет человек – ближайший соратник лидеров банд-
формирований. Остальное все – это от лукавого. А вот то, что бандиты активизировались, это уже понятно – заработала правоохранительная система. Только за две недели мы задержали 8 активных членов бандформирований, которые занимались убийствами и грабежами, и склонили к сдаче в плен 12 человек. Но и бандиты не хотят сдаваться, стремятся показать, что они еще живы. Однако я думаю, что сил у них не хватит. Мы не просто ведем войну на уничтожение, а проводим комплексные мероприятия: разговариваем с родителями, с родственниками, с теми, кто сидит в тюрьмах. Ведь они завтра выйдут на свободу и должны понимать, что власть к ним отнеслась нормально. Такая тактика приносит плоды. Судите сами: по нашим данным, в этом году в лес должно было уйти 60 человек, а ушло только 16. Из этих 16 ушедших четверо уже сдались, один лежит раненный и трое убитых. Это тоже о многом свидетельствует.
Очень важно поднять авторитет власти. Я чиновникам всегда говорю: если мы сами не будем воровать и никому не позволим воровать, то народ поверит нам и будет к нам иначе относиться. Мы сейчас создаем рабочие места для молодежи – студенческие, молодежные бригады, которые заняты на сезонных работах, в том числе на строительстве в Сочи. Или вот призыв на срочную службу: нам дали квоту на 400 призывников, а мы можем призвать хоть десять тысяч. По другим регионам людей не могут набрать, а у нас очередь стоит, ребята хотят в армии служить. Я готовлю письмо министру обороны с просьбой повысить квоту хотя бы до тысячи человек. Нужно сделать так, чтобы молодежь была чем-то занята, чтобы ее не обманывали.
“Евкуров – человек военный, порядочный, ингуш. Думаю, что он сможет справиться с ситуацией. Все силы мы готовы направить на то, чтобы помочь Евкурову. Мы встанем вместе с этим человеком, если он этого захочет”, – заявил один из лидеров оппозиции Магомед Хазбиев. Какие государственные назначения Вы планируете предпринять, чтобы поддержать этот конструктивный диалог?
Я не признаю понятия “оппозиция”. Есть люди, которые стараются что-то сделать для республики, и те, кто им мешает. Бесспорно, и Аушев, и Хазбиев в свое время много сделали для того, чтобы поправить ситуацию. Став президентом Ингушетии, я с ними встретился и поговорил, сказал, что все в республике будет по закону. Из их команды взял в свою команду восемь человек, в том числе советника Плиева и пресс-секретаря. Но при этом я не приемлю никаких условий, а тем более шантажа – меня никто к власти не приводил, я пришел своим путем, поэтому мной никто манипулировать не будет. Когда сегодня тот же Хазбиев говорит, что Евкуров не оправдал оказанного ему доверия, мне смешно. Кто они такие, чтобы мне оказывать доверие? Подобные слова свидетельствуют о том, что это люди неискренние, но я все еще готов к диалогу с ними. Я им объяснил: в течение года осмотрюсь, подумаю и решу, что с Вами делать. Но они – ребята горячие, хотят быстрей чего-то добиться. Поэтому я им в этом интервью, если они его прочтут, конечно, советую не торопиться, будем все делать по закону. А если выйдут за рамки, я найду законный способ наказать любого.
Для меня нет хороших и плохих, а есть жители Ингушетии. Будьте добры работать в одной команде на благо республики.
По словам президента Чечни Рамзана Кадырова, он готов оказывать Вам всяческую поддержку. Каковы основные приоритеты предполагаемого сотрудничества с Чечней?
И я готов поддержать Рамзана: у нас прекрасные, братские отношения. Думаю, что в дальнейшем они будут только развиваться на благо двух наших народов. Чеченская и ингушская милиция проводят совместные операции в горах. Мы тесно сотрудничаем на уровне Министерства внутренних дел и УФСБ, договорились об обмене информацией, чего раньше не было. Ну и, естественно, вместе решаем проблему беженцев. Сегодня Рамзан ждет возвращения чеченских беженцев на родину. Знаете, среди беженцев есть провокаторы, которые годами живут в МКП и не хотят возвращаться – у них там налажен бизнес, есть съемные квартиры, да и международные неправительственные и другие организации, которым нужны эти беженцы, поощряют их оставаться в МКП.
Согласны ли Вы с тем, что оппозиция в Ингушетии имеет не политический, а клановый характер? Если да, то оцените, пожалуйста, возможности и способы восстановления межкланового баланса в республике.
Нет, не согласен. Мы, ингуши, народ достаточно малочисленный и все приходимся друг другу родственниками, даже представители разных кланов, тейпов или вирдов, поэтому о клановой оппозиции речи быть не может. Оппозиция у нас политическая, а не клановая. Но в любом случае кланы, тейпы, вирды должны быть гармонично представлены и в парламенте, и в правительстве республики. Когда речь идет о распределении должностей, я всегда интересуюсь, какой тейп или вирд живет на данной территории, и из него назначаю, например, главу местной администрации. Мы стремимся к тому, чтобы в парламенте работали представители всех национальностей, живущих в Ингушетии. У нас там четыре чеченца и двое русских. Русских очень мало, но я сейчас поставил такую задачу: найти русских специалистов с высшим образованием, которые здесь жили, и пригласить их на работу в республику.
Вопрос о традиции кровной мести. В одном из интервью Руслан Аушев высказал предположение, что она в свое время была хорошим тормозом для насилия. Какова Ваша позиция по этому вопросу?
Кровная месть не для того придумана, чтобы убивать ради удовольствия. Тот, кто хочет убить, понимает, что получит равнозначный ответ, и это должно предостеречь его от убийства. Но сейчас о кровной мести речи быть не может. Надо простить своих врагов. В республике много семей, которые именно так и поступили.
Как Вы оцениваете уровень коррупции в Ингушетии?
Коррупция у нас есть, но ее уровень на порядок ниже, чем раньше. Мы убрали прежних чиновников, а остальным дали понять, что наказание в случае чего неотвратимо. На сегодняшний день восемь коррупционеров находятся в розыске, и их рано или поздно поймают, поэтому им лучше сдаться добровольно. Возбуждено около 30 уголовных дел. Конечно, взятки брать будут, в военкоматах в том числе. Мы создали телефоны доверия, чтобы люди могли звонить и сообщать о проявлениях коррупции, и это позволяет отслеживать ситуацию. Самая главная задача у меня, как у руководителя – не брать. Если я решу эту задачу – значит, и другим не позволю брать.
Понятно, что в консолидации ингушского народа не последнюю роль играет идеология и религия. Какая идея может сплотить народ?
Сложно сказать, что сегодня может сплотить наш народ. Мы делаем упор на ингушские традиции и обычаи. И, конечно, важную роль в этом деле играет ислам.
Каким Вам видится сотрудничество двух крупнейших конфессий России – ислама и православия на Кавказе?
Думаю, что в плане сотрудничества ислама и православия многое еще предстоит сделать. Мы в Ингушетии работаем в этом направлении – провели круглый стол, куда пригласили и муфтия, и представителей православного духовенства. Религиозные деятели могут помочь нам в оздоровлении обстановки в республике.
Есть ли у Вас дети? Каковы Ваши приоритеты в их воспитании?
У меня сын, ему шесть месяцев. Как каждый отец, я хотел бы, чтобы он был здоров и вырос хорошим человеком.
У Вас есть любимая притча или пословица?
Девиз ВДВ: “Никто кроме нас, и если не мы, то кто?” И еще: “Удача нужна неудачливому, а нам – успех”.
Я желаю и себе, и народу успеха во всем. Ну и Вам тоже, естественно, успехов во всех Ваших делах и в Вашей благородной миссии.
“Экономические стратегии”, №4-2009, стр. 08-13