«Вертикаль» Европы
В то же время экономический союз, паршивая овца этой системы, является «союзом» лишь по названию. По сути, он сводится к слабо интегрированной (и, значит, неэффективной) координации разнонаправленных национальных экономических курсов (неоптимальная валютная зона). Такое отсутствие внутренней координации и лишение государств контроля над валютными рычагами автоматически создает риск неразрешимого системного противоречия. За неимением какого-либо регуляционного механизма асимметрия между сильной единой валютой (она связана с единым рынком, который в свою очередь опирается на экономику Германии) и слабыми национальными экономиками (Греция, Португалия…) может свободно расти вплоть до точки разрыва, когда доверие рынков окончательно рушится (по конъюнктурным, внутренним или внешним причинам). В условиях пошатнувшегося доверия рынков (взлет процентных ставок) государства, которые поддерживают свою экономику дешевыми кредитами (и уходят от трудностей структурных реформ), оказываются в ситуации дефолта (риск системного краха). Этот риск был известен с самого начала, однако был оттеснен убытками и прибылью во имя единой валюты (необдуманное решение руководства тех времен, которое волновал лишь ветер истории или стратегическая слабость Франции по отношению к Германии). Сегодня же эта опасность получила реальное подтверждение.
В текущих условиях создание экономического правительства Европы представляют как средство последней надежды. Оно будет способно одним ударом разрешить заложенный в основу экономического и валютного союза парадокс и поставить его на ноги, создав, наконец, достойный своего названия экономический союз. На этом этапе рассуждений даже экономистам становится ясно, что подобный качественный скачок в строительстве единой Европы требует чего-то вроде согласия народов или по крайней мере формирования легитимной европейской политической системы: европейской демократии. Таким образом, они логически делают вывод о необходимости создания федеральной Европы, единственной политической системы, которая способна поддержать бюджетный федерализм.
Тем не менее, во всех этих рассуждениях о кризисе заложена фундаментальная ошибка. Европейская демократия находит свое место в нынешнем уравнении как условие или функциональная переменная решения проблемы макроэкономической эффективности. Европейская демократия представляет собой не начало или конец какого-либо политического проекта, а средство завершения строительства экономической системы (формирования оптимальной валютной зоны). Таким образом, политическая Европа оказывается в подчинении у экономической. Европейская демократия в таких условиях становится «плоской», попадает в зависимость от горизонтального вектора экономической политики и ее логики эффективности, логики решения проблем.
Подобная смена осей уходит корнями в «неофункционализм», который прослеживается на протяжении всей истории строительства единой Европы и сегодня вновь выходит на первый план. Знаменитый «метод Монне» (другое название неофункциалистского метода), который заключается в медленном, но верном движении к поставленной цели, по сути, основывается на одной гениальной идее. Идее о том, что наднациональная интеграция целевых и не играющих большой роли в общественном мнении секторов (сначала были уголь и сталь, а затем вся экономика в целом) создает функциональное давление на соседние сектора, которое в свою очередь подталкивает уже их к интеграции. Такое давление является функциональным, потому что речь идет о самопроизвольном механизме, который не зависит от политической воли правительств. Интеграция сектора позволяет повысить его эффективность, однако вызывает дисфункции на его периферии, в точках соприкосновения с соседними, но неинтегрированными секторами. Интеграция последних в свою очередь не только позволяет избавиться от этих дисфункций, но и повышает общую эффективность нового интегрированного образования, на периферии которого возникают очередные дисфункции, что ведет к дальнейшему расширению периметра интеграции. Это линейный процесс, который мог бы идти вперед практически бесконечно, если бы не горизонт общей интеграции. По этой логике пришествие европейской демократии станет результатом функционального давления от учреждения экономического правительства Европы, которое в свою очередь возникнет как ответ на дисфункции экономического и валютного союза.
Такое рассуждение, безусловно, не лишено доли истины. Тем не менее, многие забывают, что теоретики неофункционализма делали ставку не только на эту функциональную динамику, но и одновременное возникновение чисто политической динамики и в частности переход политического доверия от национального уровня к наднациональному. Чего, как мы видим, до сих пор не произошло. Единство экономических интересов не ведет к единству самосознания. Кроме того, не меньшая проблема заключается в ограниченности самой функциональной динамики: в определенный момент повышение эффективности перестает справляться с (реальными или беспочвенными) опасениями потерять независимость. Несмотря на тяжелейшие условия, суверенные и гордые народы до сих пор скорее предпочтут пойти на риск, но остаться самим собой, чем спастись, но раствориться в общей массе. Их можно обвинять в недальновидности и эгоизме или же понять привязанность любого народа к своему коллективному самосознанию, то есть достоинству. Сегодня Европа зашла в тупик, и метод Монне подступает к пределам своей аксиоматической эффективности.
Другими словами, пришло время поставить на центральное место вопрос легитимности Европейского Союза. Для этого нам нужно выбраться из бесконечных споров о политическом праве ЕС, которые погрязли в институционной инженерии и рассуждениях о природе и месте суверенитета, и вплотную заняться общественно-политической стороной европейского проекта и в частности вопросом значения европейцев и Европы.
И если Европа сводится, прежде всего, к переходу через границы, различиям между людьми, нужно набраться политической смелости и признать, что из-за очевидных экономических и общественных барьеров лишь небольшое число европейцев имеют доступ к подобной Европе. В то же время подавляющее большинство европейцев не живут в Европе, а только испытывают на себе ее отрицательные или положительные последствия. Такой вывод подводит нас к логической перестановке в понимании стоящих задач: распространение общих университетских и профессиональных программ – это не только хорошая идея для продвижения Европы вперед (и прекрасное бюджетное местечко в кризисные времена), но и первейшее условие для формирования европейского «мы», которое является залогом любой долгосрочной демократической конструкции. Кроме того, существенный европейский бюджет – это не финальный этап (в настоящий момент все это больше похоже на утопию) строительства единой Европы, а обязательное условие возникновения основанного на политической солидарности сообщества. Нужно повернуть оси нынешних рассуждений о кризисе так, чтобы включить вопрос экономической Европы в проблему политической Европы, то есть понять, что экономическое правительство Европы неразрывно связано с легитимностью ЕС. Другими словами, нам нужно создать «вертикальную» Европу, у которой будет смысл, а не только экономические интересы.