Что касается модных сейчас обвинений адмирала Колчака в «феврализме», то желающим узнать, как было на самом деле, предлагаю прочесть небольшой раздел под названием «Верность адмирала Колчака» из части четвертой Книги 3 «Цусима – знамение…», в котором показано, что стоят эти старые и новые клеветы на героя действительно истинного ‒ адмирала Александра Васильевича Колчака.
Сам этот раздел возник достаточно внезапно, когда сама книга была уже написана. Первоначально Колчак упоминался в главе, предшествующей самому описанию Цусимского боя, только в двух абзацах, предшествующих указанному выше разделу. Для полноты и связности воспроизведем и эти абзацы:
«Никому почему-то не приходит в голову, что адмиралу Рожественскому повезло в отечественной историографии куда меньше, чем, скажем, адмиралу Колчаку. О последнем имеется “собственноусто” надиктованная автобиография на нескольких сотнях машинописных страниц, известная под названием “Протоколы допроса адмирала Колчака”. Самые может быть уникальные протоколы допроса в мире, поскольку касаются и детства, и юности допрашиваемого, участия его в полярных экспедициях, защите Порт-Артура, и многого другого вплоть до печальных событий последних лет и дней.
Все же видно в большом авторитете был адмирал Колчак у допрашивающих, что вежливенько задавали вопросы и с похвальной тщательностью записывали ответы.
Верность адмирала Колчака
Следует сказать, что буквально перед сдачей этой книги [«Цусима ‒ знамение конца русской истории»] в издательство, у меня возникли сильные сомнения в этой самой тщательности. Дело в том, что из Протоколов черным по белому следует, что Колчак как-то слишком легко отрекся от своих монархических убеждений, которые по его же протокольным словам он имел до Февраля 1917 года. Да он единственный из командующих фронтами, не давший Государю телеграмму с просьбой, равной требованию, об отречении. Скажем, Командующий Балтфлотом адмирал Непенин, на верность которого очень рассчитывал Государь, такую телеграмму подписал, за что почти сразу и был убит оставшимися без Царя, в том числе в голове, матросами.
Да, и еще … 2 или 3 марта, то есть в те самые дни Февральской Цусимы, когда уже все стало разваливаться, адмирал издал приказ, где призывал всех к верности Престол-Отечеству, требовал [от чинов Черноморского флота и вверенных ему сухопутных войск «продолжать твердо и непоколебимо выполнять свой долг перед Государем Императором и Родиной» и] не поддаваться провокационным слухам. [См., напр.: Кручинин А.С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память. – М., 2010. С. 126].
Но в остальном, если верить Протоколам, он с легкостью признал и переворот, и временное правительство. Тем более что присягу этому малопочтенному правительству Колчак действительно дал, в отличие, скажем от графа Келлера.
Такое поведение адмирала не прибавляло уважения к нему, особенно с учетом того, что именно Государю Колчак был обязан не только своим стремительным взлетом в самые молодые комфлоты Российской Империи, но и просто жизнью.
Царь и адмирал
Адмирал Бубнов, бывший мичман с «Орла» в Цусиме, а во время Великой войны представитель флота в Царской Ставке и типичный февралист, в своих мемуарах рассказывает.
После неразъясненного взрыва «Императрицы Марии», в котором Колчак совершенно безосновательно обвинил себя, адмирал впал в глубокую депрессию. [Колчак прибыл на линкор через несколько минут после взрыва, лично руководил тушением пожара и спасательными работами. А когда стало ясно, что спасти корабль не удастся, приказал команде садиться на шлюпки, не допустив ни одной лишней жертвы, кроме погибших при взрыве. Для сравнения, при взрыве линкора «Новороссийск» в той же Севастопольской гавани в 1956 году, на борт линкора собрались чуть не 10 адмиралов, несколько часов орали и размахивали руками, а в результате утопили 600 человек команды в 100 метрах от берега. Что характерно, наказали почему-то за это ни в чем неповинного благороднейшего и талантливейшего Николая Герасимовича Кузнецова, лежавшего в этот момент в госпитале в тяжелом состоянии. Так что Колчак только за свое поведение при взрыве «Марии» на этом фоне заслуживает прижизненного памятника. ‒ Б.Г]
“Он замкнулся в себе, перестал есть, ни с кем не говорил, так что окружающие стали опасаться за его рассудок. Об этом начальник его штаба немедленно сообщил по прямому проводу в Ставку.
Узнав об этом, Государь приказал мне тотчас же отправиться в Севастополь и передать А.В. Колчаку, что он никакой вины за ним в гибели «Императрицы Марии» не видит, относится к нему с неизменным благоволением и повелевает ему спокойно продолжать свое командование.
Прибыв в Севастополь, я застал в штабе подавленное настроение и тревогу за состояние адмирала, которое теперь стало выражаться в крайнем раздражении и гневе.
Хотя я и был по прежним нашим отношениям довольно близок к А.В. Колчаку, но, признаюсь, не без опасения пошел в его адмиральское помещение.
Однако, переданные мною ему милостивые слова Государя, возымели на него чрезвычайно благотворное действие, и после продолжительной дружеской беседы он совсем пришел в себя, так что в дальнейшем все вошло в свою колею и командование флотом пошло своим нормальным ходом” [Бубнов А.Д. В царской ставке. – СПб., 1995. С. 104].
И вот после такого, ответы на допросе типа: с Государем лично не знаком. Всегда был за Думу и контроль общественности. Присягу временному правительству дал в числе первых и т.п.
Как же так, брат? Ведь это не просто неблагородно и неблагодарно…
И, самое главное − мало сочетается со всем остальным психологическим портретом Колчака, в котором, кстати, много наблюдается похожего, на таковой Государя, особенно в самые трагические минуты их биографий. Как, скажем, Государь не пожелал, чтобы спасали верные части его лично, рискуя ввергнуть страну в гражданскую войну …, так и адмирал, когда 4-го января 1920 года передал звание Верховного Деникину, своим приказом распустил свой конвой, всю охрану, адъютантов и весь свой штаб, объяснив это решение необходимостью всем до последнего воина пребывать там, где каждый защитник Родины на счету: на фронте борьбы с оккупационным режимом III Интернационала [Князев В.В. “Жизнь для всех и смерть за всех”. Записки личного адъютанта Верховного Правителя адмирала А.В. Колчака ротмистра А.В. Князева. – Джорданвилль. 1971. С. 27, 28].
При адмирале было 1 500 готовых на все бойцов. Бригада морских стрелков контр-адмирала Юрия Старка, лично преданных, как и их командир своему вождю, также готова была оказать сопротивление не только внешнему врагу – большевикам, но и внутреннему – чехословацкому легиону [я своими глазами видел соответствующие рукописные записки адмирала Старка и говорил об этих событиях с сыном адмирала протоиереем о. Борисом Старком. ‒ Б.Г.]. Нет ни малейших сомнений, что даже тысяча отборных морпехов, как нож сквозь масло прошла бы через много о себе возомнивший чешский сброд генерала Сырового, и поддерживающих его союзничков, типа Жанена с присными. И адмирала бы спасли и сами до Владивостока, или куда следовало бы, дошли. И большая польза, быть может, Белому делу могла выйти. Так ведь нет. Сам адмирал и запретил: лишнее-де кровопролитие. Прямо калька с Февраля.
В общем странное, двойственное впечатление осталось у меня от «Протоколов», как прочел их первый раз в середине 70-х. И вместе с тем – ощущение очень симпатичной личности самого Колчака. Не рядом как-то все. Оказалось, по счастью, − нет никакой двойственности. Вот что стало мне известно, условно говоря, вчера.
Николай Дмитриевич Тальберг, человек, заслуживающий однозначного доверия своей не раз доказанной преданностью русской православной монархии, в 1967 году написал об адмирале Колчаке следующие строки.
Я никогда не признаю отречения Государя!
“В 1927 году, в Париже, на публичном собрании правого крыла русской эмиграции, поминалось лихом десятилетие преступной февральской революции. Мой большой друг и единомышленник, граф Петр Васильевич Гендриков, недолгое время моряк, потом кавалергард, в момент революции Орловский губернатор, брат фрейлины Их Величеств графини Анастасии Васильевны, самоотверженно пожелавшей сопровождать Царскую Семью в Тобольск и вскоре после Ее гибели убитой большевиками, подчеркнул в своей речи верность Государю вице-адмирала Александра Васильевича Колчака. Последний был единственным из главнокомандующих фронтами [и флотами], который не внял зову генерала М.В. Алексеева просить Государя отречься от Престола. В печати впервые прочел я такое сообщение в статье Н. Кадесникова**, напечатанной в журнале «Русское слово» (февраль 1967 года, № 2/98). [Кадесников Николай Зотикович (1895-1971). Мичман, инженер-механик линкора «Гангут». Участник Белого Движения. В эмиграции служил в югославской армии. С 1955 года в Нью-Йорке. Сотрудник журнала «Военная быль». Автор «Краткого очерка Белой борьбы под Андреевским флагом на суше, морях, озерах и реках России в 1917-1922 годах», опубликованного впервые в серии «Русская морская зарубежная библиотека» (№ 79. Нью-Йорк. 1965). В настоящее время несколько раз переизданы у нас. – БГ].
Долгом почитаю подтвердить это сообщение.
В тридцатых годах князь Сергей Георгиевич Романовский, герцог Лейхтенбергский, пасынок Великого Князя Николая Николаевича, рассказывал мне, что доблестный адмирал Колчак в самом начале смуты отправил его в Тифлис к Великому Князю с предложением, опираясь на командуемые им Кавказские войска и на Черноморский флот, создать контрреволюционное движение.
От себя добавлю, что к этому фронту примкнул бы, конечно, находившийся на юго-западе конный корпус под командой доблестного графа А.Ф. Келлера. Последний, как известно, отказался присягать Временному правительству.
В упомянутом выше журнале Н. Кадесников приводит следующее свидетельство Князя Сергея Григорьевича Романовского:
«Волею судеб Белое Дело, иначе говоря, − борьба с красной революцией, − для меня лично началась в ночь с 2 на 3 марта 1917 года, когда, вызвав меня на линейный корабль “Георгий Победоносец” (около 2:30 пополуночи), адмирал Колчак преподал мне ряд директив в связи с происшедшим несколько часов назад отречением Государя Императора.
Вот основная сущность того, что было мне сказано тогда адмиралом Колчаком, с которым еще задолго до мартовских событий 17 года мы говорили о возможностях революционного движения, о его предполагаемых формах и методах решительной борьбы с ним:
− Я никогда не признаю отречения Государя – оно незаконно и вынужденно. Сегодня же, по готовности миноносца, Вы отправитесь в Батум и Тифлис к Великому Князю Николаю Николаевичу, который только что вновь назначен Государем Верховным Главнокомандующим, однако… в условиях отсутствующей Верховной Власти, т.к. Государь отрекся от Престола.
Вы так и скажите Великому Князю, что я этого отречения не признал и никогда не признаю, что я считаю это отречение незаконным и вынужденным!.. Что в этих условиях я предлагаю Вел. Князю военную диктатуру, потому что сегодня только авторитет его имени, опирающийся на реальную силу, может еще остановить революцию, с которой мы обязаны всемерно бороться до полного ее поражения». [Речь, заметим, идет о Феврале, а не об Октябре. Так что слова адмирала вполне сохраняют свою актуальность. ‒ Б.Г.].
Что же ответил послу адмирала Колчака Великий Князь Николай Николаевич?
«− Я солдат и подчиняюсь существующей власти, − был ответ Великого Князя…»… [Дядя Николаша, как всегда верен себе. Разыгрывает роль честного солдата. Перед кем? Родзянко, Гучковым, Милюковым, Керенским, авторами Приказа № 1, советами «собачьих и рачьих депутатов» и прочей сволочью? Тут уж даже не воскликнешь: Глупость или измена?! Случай просто клинический. Не мудрено, что все вышло, как вышло. ‒ Б.Г.].
В эти страшные «юбилейные дни» дни, когда начались страдания Царской Семьи, особенно захотелось вспомнить доблестного адмирала А.В. Колчака, оставшегося верным присяге…”. [Тальберг Н.Д. О чем страшно и отрадно вспомнить. Православная жизнь. Джорданвилль. 1967. С. 7-8. Цит. по: Тальберг Н.Д. Перед судом правды. Книга вторая. – М., 2004. С. 517-521].
Так что вполне достоин был Александр Васильевич уважения даже со стороны очевидных врагов. Верный был человек. Понятно теперь, почему и патриарх Тихон благословил на борьбу адмирала Колчака [Князев В.В. Цит. соч. С. 22], и почему адмирал Колчак восстановил в Сибири законы Российской Империи. Понятен становится и отрывок из разговора адмирала с генералом К.В. Сахаровым, приведенный последним в своих воспоминаниях:
«− Не может русский народ, – продолжал адмирал [Колчак], – остановиться ни на ком, ни удовлетвориться никем.
– Как вы представляете себе, Ваше Высокопревосходительство, будущее?
− Так же, как и каждый честный русский. …
Все слои русского народа, начиная с крестьян, думают только о восстановлении монархии, о призвании на престол своего народного Вождя – законного Царя. Только это имеет успех…»
И до сих пор, кстати, не найдено ни одной директивы А.В. Колчака на массовый белый террор в отношении рабочих и крестьян, в чем обвиняли Колчака советские партийные историки, а ныне продолжают обвинять их духовные наследники.
И полное основание имел ротмистр Князев сказать, что погиб Адмирал “за Веру Православную, за Царя, за народ, за славу России”.
За Веру и Верность союзнички и убили адмирала. Руками местных исполнителей. Вспомним самого Государя и его верных слуг графа Келлера и Хана Нахичеванского.
И как всегда, главные виновники до сих пор безнаказанны.
Но, жив Господь! – будущее длится долго.
А вот к Протоколам допроса адмирала Колчака с сего момента советовал бы относиться с осторожностью. Как и к остальным изданным в совдепии в первые послереволюционные годы архивной литературе.
Всегда можно наткнуться на очередную фальшивку типа Дневников Вырубовой,малоталантливо состряпанных Щеголевым и “красным графом”. У кобры не может быть человеческих детенышей. Не могут большевички полностью правдиво напечатать русского монархиста».
[Галенин Б.Г. Цусима ‒ знамение конца русской истории.
Т. II. Книга 3. Часть четвертая. Глава 4. С. 324-328].