II.1. «Поэма о «Царебожническом» Крестном ходе»
Вот она – сама поэма, тех юродивых и блаженных воистину монархических времен:
Мне отмщение
и Аз воздам
Откровение Иоанна Богослова
Иоанн Опричный
КРЕСТНЫЙ ХОД
(видение конца 90-х годов XX века)
Было время когда на нас лила
Много грязи газета “МК”,
«Царебожниками» клеймила
И гнала желтизны облака:
Мол, сбираются сумасшедшие,
Маргиналы и всякий сброд,
И что в сборище буйнопомешанных
Превращается Крестный Ход!
Шизофреники, параноики,
Малохольники, маньяки,
Половина из них – раскольники,
Остальные – еретики:
Издают газеты ужасные,
Людям “Земщину” раздают,
На народном собрании страшные
Тропари про Царя поют:
“От жидов, – поют, – был умученный,
Искупитель наш Батюшка-Царь!”
И хрипит, мегафоном озвученный,
На ветру седой пономарь.
Как затянут: “Радуйся, Радуйся…”
Как пойдут по Святой Руси,
Так масонам мистических градусов
Хоть покойников выноси.
Русопятые, сиволапые,
Впрочем, дело ещё и в том,
Что Симонович тихою сапою,
Из собраний сделал дурдом!
Да, конечно, странное времечко
Над Россией плыло тогда,
И светила прямо нам в темечко
Шестигранная их звезда.
Мой народ истреблялся пачками,
Миллиона по два на год…
Меж рекламами, банками, тачками
Шёл по улицам Крестный Ходъ.
Всё знакомые странные образы,
Всё блаженный измученный люд,
Там отец Олег, Юра Копосов
Сквозь метель ледяную бредут.
Сквозь рекламы, зовущие в Турцию:
– Брось, ребята, оставь Третий Рим! –
А не то закуем нози-руци вам,
И устроим вам новый Пурим!
И на Троцкого сильно похожие
Всё орали: “Зажги!” да “Зажги!”…
Но смотрели с надеждой прохожие,
Хоть в метели не видно ни зги.
Там во тьме Изумрудно-Рубиновый
Над Россией сверкающий Крест,
А внизу магазины всё винные,
И бутылки пивные окрест.
Люди, Русские песни поющие,
Про разлуку, тоску и любовь,
А по следу волками идущие,
Вурдалаки, сосущие кровь.
Вот идёт мужичок, призадумался,
В небеса устремились глаза,
Где с каким-то таинственным умыслом,
Загорелась большая звезда…
Вот она – моя тихая Родина, –
В полынье отразилась светла,
И бредет по ней Юра-юродивый,
И скрепят на ветру ворота.
Сколько наших святых и застенчивых,
Неприкаянно бродят меж двор,
Сам Христос впереди, в белом венчике,
Поднимает горе тихий взор.
И бредут сквозь метель и шатаются,
И пальтишко весит на костях,
Вот упал в белый снег, улыбается,
Словно он уж у Бога в гостях…
Всё идут и идут, и колышатся,
Впереди кто-то в саване худ,
Херувимское пение слышится…
Отверзается Страшный Суд.
Много Русских невинно загубленных, –
Только косточки всё по полям,
Там за них получают не рублями,
Там за них выдают шекеля.
Воют волки, иль ветер, иль нищие,
Всё поют и поют, и поют,
Нет ни денег, ни дома, ни пищи им,
И всё реже на хлеб подают.
Иль мне это всё только так кажется?
Иль пригрезилось это во сне?
Иль метель белоснежною пряжею,
Навевает видения мне?
Вон мужик стоит с царским посохом,
Вон боярыня в кандалах,
По сугробам плывут аки по суху,
Схимонахи в чёрных гробах,
А за ними – иль это мне грезится? –
Заколенных младенцев ряд,
Вдруг метель снеговая отверзется,
И откроется Райский Сад…
Там Егорыч, там Юра-юродивый,
Снег глубокий, поля и поля, –
Это всё моя бедная Родина,
Нареченная Русью земля.
На морозе Николка Юродивый,
Толпы странников нищих бредут,
Их в газетных глумливых пародиях
Русским “сбродом” потом назовут.
Это всё моя тихая Родина,
Грешный, Русский измученный люд,
Горько плачет Николка Юродивый,
И слепые стихиры поют…
Вздрогнешь вдруг, на ходу остановишься,
Потрясенный ведением сим,
И захочешь угробить Жидовина,
И изменников русских с ним.
Моя бедная тихая Родина,
Толпы странников нищих бредут,
Впереди трое Ангелов вроде бы,
Про Царя и Голгофу поют.
А вокруг – тоже белые Ангелы,
В снегопаде поля и поля…
Гениальные Постники с Бармами,
Вдохновленная Богом земля.
Имена все Исконные Русские,
Исповедники в драных пальто,
А глаза безнадежные, грустные,
Кто поможет беднягам? – никто.
А что я? Я такой же безпомощный,
Что я сделаю? Чем помогу?
Разве только что ноченькой тёмною
Гарри Поттера подожгу.
И сбегу, и в толпе затеряюся,
Затесавшись в тот уличный “сброд”
Над которым “МК” потешается,
Искривляя презрительно рот.
Этот “сброд”, истребляемый “свердловым”,
ТАМ рассудят, простят и поймут.
Потому что за всех исковерканных,
Слёзы горькие Ангелы льют!
Сколько раз я их видел идущими,
Погружёнными в дым полыньи,
В снегопаде стихиры поющие
Еремии, Исайи, Ильи…
Впереди застеклённая свечечка –
Тихо теплется воск в фонаре,
А метель то кружится, то мечется,
То гудит на псалтырной струне.
На ветру развеваются красные,
Стихари в посолонях огня,
Развеваются чёрные мантии,
И звенит, и звенит ектенья…
На хоругви священным знамением
Родионов Евгений герой,
В каноническом изображении
Со своей усечённой главой,
И икона за ним князя Лазаря,
Что на Косовом Поле убит,
Как нам в эпосе Сербском рассказано,
Со главой усечённой стоит…
Так плывут от агарян умучены,
Их встречает Пророк Иоанн,
Где струит изумрудной излучиной
Свои воды поток Иордан.
Вот несут две главы усечённые –
Наш Евгений и Сербский Лазар,
И их светлые лики иконные
Не поглотит метели пожар.
Вдруг метель ледяная над Городом
Полыхнёт лучезарным огнём
И на все на четыре на стороны
Станет ночью светло словно днём.
С нами Бог! С нами Армия Божия!
С нами Ангелов снежная рать!
И Чубайсов бесовские рожи
Начинают в пурге пропадать…
Ближе всё лес хоругвей и знаменей,
Впереди скорбный образ Христа,
А вокруг словно в призрачном пламени,
В снегопаде горят Три Креста.
И Архангел в бою весь израненный,
И Небесного Воинства Рать,
И Владимирский Образ на знамени,
Под которым легко умирать.
Там не скроешь, не сможешь там выспренно
Обозвать сумасшедшим сей “сброд”,
Знают там: без единого выстрела
Истребляется Русский народ.
Помню время, когда клеймили
Нас в “Известиях” и “МК”,
И в глаза напускала пыли
Неизвестная чья-то рука.
Было время, но скоро вышло.
Сбросит морок Русский народ,
Повернётся “закона” дышло
И пойдёт по Руси Крестный Ходъ!
Но пока проступают рожи
“Техно-силы” и “РАО ЕЭС”,
И на рыжего сильно похожий
Над кремлём вырастает бес,
Расстилается морок страшный,
И летит, завиваясь, снег…
Ночь. Куранты, на Спасской башне…
Наступил XXI век.
Новогодняя ночь, 31 декабря –
1 января, 2000 / 2001 г.
+ + +
Да, вот такое замечательное для юродивых и блаженных монархистов тогда было время. Это был, братья и сестры – 2000-й год. Точнее, той ночью он заканчивался, и наступал следующий – 2001-й от Рождества Христова – год…