Тито – история восхождения к власти. Часть 2.
Резкое недовольство Сталина вызвала и деятельность Иосипа Броза Тито по созданию совместно с Болгарией и Албанией так называемой конфедерации, причем ради этой конфедерации партийное руководство КПЮ в ходе переговоров представителя КПЮ Миладина Поповича и руководителей Албанской партии труда Энвера Ходжы и Косты Дзодзе, готовило передачу Косово и Метохии в состав Албании, которая после этого предположительно вошла бы в федерацию с Югославией. Так 28-го января 1948 года газета «Правда» опубликовала открытую критику планов созданий «федераций и конфедераций» на Балканах а 1-го февраля Молотов, как пишет Йокич, передал ноту протеста Тито в связи с планами последнего отправить свои войска в Албанию.
На заседании ЦК КПЮ все члены кроме Жуйовича поддержали Тито и отправили Сталину в ответ письмо, в котором в мягкой форме пытались отвести от себя обвинения в антисоветизме.
В дальнейшем к этой скрытой от народа переписке подключились и ЦК коммунистических партий других социалистических стран.
Советская сторона обвиняла югославскую в дискредитации Советской армии, недостаточности усилий в аграрной области и подержке кулаков, отсутствием демократичности в работе партии, чрезмерной самостоятельности Народного фронта, шпионажем за советскими специалистами, чрезмерной амбициозности, нескромности, в том, что органы безопасности руководят работой партии, как и нарушением идеологической марксистской линии.
Югославская же сторона обвиняла в том, что советские органы вербовали военных и государственных служащих; в том, что СССР не предоставил подержку Югославии в ходе борьбы за город Триест, оккупированный англо-американскими войсками; а также и в империалистическом отношении к Югославии.
В итоге без присутствия представителей Югославии была принята резолюция Информбюро, обвиняющая Коммунистическую партию Югославии в компании, так что в итоге КПЮ была исключена из Коминтерна.
На Пятом конгрессе КПЮ, прошедшем в Белграде с 21-го по 28-ое июля, обвинения были отвергнуты и была выражена полная поддержка Тито и осуждение «великодержавного» советского шовинизма.
СССР, опасавшийся, что пример Югославии подорвет его позиции в других социалистических странах, в ответ расторг Договор о дружбе и взаимопомощи от 11-го апреля 1945 года, а его примеру последовали и другие социалистические страны.
Согласно Йокичу, в ходе конфликта «Информбюро», начатого Тито по приказу Черчилля, из 380-тысячной Коммунистической партии Югославии было исключено 225.160 членов, а из армии было уволено 55.000 офицеров, из которых 21.000 были участники партизанского восстания 1941 года. При попытке перехода границы как сторонник Сталина был убит и тогдашний начальник Генерального штаба генерал Арсо Йованович.
В Черногории где весь Центральный Комитет КПЮ во главе с Блаже Йовановичем подержал Сталина, и где в городах Плевле, Бело Поле и Иванград начались вооруженные восстания против Тито под руководством Милована Джиласа и полковника Савы Йоксимовича убивались не только сторонники Сталина и СССР, но и их семьи. Так, например, были убиты все члены комитетов КПЮ в Бело Поле и в Андриевцах, 90% членов КПЮ в Иванграде.
В 1949 году в Сараево прошел процесс, на котором было осуждено несколько человек за шпионаж в пользу СССР. Руководителя болгарских коммунистов Георгия Димитрова, чья жена была сербка, также отравили по приказу Тито, видевшего в нем опасного конкурента на Балканах, тесно связанного с СССР и по этим же причинам по приказу Черчилля в ходе гражданской войны в Греции Тито дал приказ вывести оттуда югославских диверсантов под командованием Пеко Дапчевича.
В Югославии были созданы лагеря Голи Оток.
Свети Гыргур, Пырвич, Раб, Билеча и другие, где находились десятки тысяч человек, из которых 8800 было убито, а 22 тысячи остались инвалидами.
Впрочем, точные цифры заключенных до конца не выяснены, ибо часто их число занижалось, а садистские методы, о которых писали многие югославские историки, (например, Славолюб Джукич и Драгослав Маркович) скрывались. О пытках в этих лагерях писал и будущий сербский академик Добрица Чосич в своей книге «Поймать ветер».
Так как руководство Югославии ожидало нападения СССР и на границе с Венгрией и Болгарией происходили постоянные вооруженные инциденты, то Тито обратился за помощью к США, откуда последовали в виде военной помощи, танки, самолеты и артиллерийские орудия. В 1952 году между Югославией и США был подписан договор о экономической помощи, согласно которому в Югославии стало поступать зерно и другие виды товаров, ибо коллективизация привела, как писал Захария Тырнавчевич, к резкому падению поголовья скота и урожая пшеницы, так что в Цазине вспыхнуло восстание крестьян.
При этом США не стремились вовлекать Югославию в созданное тогда НАТО. Генерал Монтгомери в ходе визита в Белград сказал Тито, что ему не нужна Югославия в НАТО, ибо Югославия была бы бациллой в этом союзе.
В январе 1953 Тито посетил Турцию и Грецию, где вел переговоры о создании военного союза, действовавшего бы под прикрытием НАТО, как его южное крыло, хотя этот союз был подписан лишь в 1954 году уже после смерти Сталина.
Вместе с тем следует отметить, что Тито, являясь достаточно видным членом Коминтерна, не мог иметь поддержки в самом Коминтерне, в том числе в среде советских коммунистов.
Как подтверждение можно привести строки из книги генерал‑лейтенанта НКВД и МГБ СССР «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930‑1950 годы»: (ОЛМА‑ПРЕСС; М.; 2003)», являвшегося начальником спецслужбы разведки и диверсий при Министре госбезопасности СССР:
«…В конце февраля 1953 года меня вызвали в кабинет Игнатьева, где находились Гоглидзе, его первый заместитель, и Коняхин, заместитель начальника следственной части. Игнатьев сказал, что мы едем в «инстанцию». Был поздний час – Игнатьев, Гоглидзе и Коняхин вошли в кабинет Сталина, а я около часа оставался в приемной. Потом Гоглидзе и Коняхин вышли, а меня попросили вместе с Игнатьевым через два часа прибыть к Сталину для доклада на его ближнюю дачу в Кунцево.
Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на Сталина, как это ощущение исчезло. То, что я увидел, меня поразило. Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами стали длиннее. Видимо, слухи о двух инсультах были верны: один он перенес после Ялтинской конференции, а другой – накануне семидесятилетия, в 1949 году.
Сталин начал с обсуждения намеченной реорганизации зарубежной разведки. Игнатьев спросил, есть ли необходимость оставлять в Министерстве госбезопасности два независимых разведывательных центра: Бюро по диверсиям за рубежом и Главное разведуправление. Мне предложили высказаться. Я пояснил, что для выполнения операций против американских стратегических баз и баз НАТО, окружавших наши границы, мы должны постоянно сотрудничать с разведкой МГБ и Министерства обороны. Быстрое развертывание сил для выполнения специальных задач, таких, как диверсии, требует взаимодействия.
Я подчеркнул, что успех наших диверсионных операций против немцев в большой степени зависел от качества агентурной сети, раскинутой в непосредственной близости от баз, которые нужно уничтожить, добавив, что мы были готовы в соответствии с директивой ЦК взорвать американские склады с горючим в Инсбруке, в Австрии. Мы не просто отправили туда оперативную группу. Наши агенты имели прямой доступ к объектам, но неожиданный приказ Абакумова об отмене операции, которая могла сильно затруднить американские воздушные перевозки в Берлин, сбил нас с толку.
Сталин ничего не ответил. На несколько минут воцарилась неловкая пауза. Потом он сказал: «Бюро по диверсиям за рубежом следует сохранить как самостоятельный аппарат с непосредственным подчинением министру. Оно будет важным инструментом в случае войны для причинения серьезного ущерба противнику в самом начале военных действий. Судоплатова также следует сделать заместителем начальника Главного разведуправления, чтобы он был в курсе всех наших агентурных возможностей, чтобы все это использовать в диверсионных целях».
Сталин спросил меня, знаком ли я с Мироновым, в прошлом партийным работником, ныне ответственным сотрудником военной контрразведки, помощником Епишева, и предложил, чтобы Миронов стал одним из заместителей Главного разведуправления МГБ. Я ответил, что встречался с Мироновым лишь однажды, когда по приказу министра рассказал ему об основных задачах бюро.
Возникла еще одна неловкая пауза. Сталин передал мне написанный от руки документ и попросил прокомментировать его. Это был план покушения на маршала Тито. Я никогда раньше не видел этого документа, но Игнатьев пояснил, что инициатива исходила от Рясного и Савченко, заместителей министра госбезопасности, и что Питовранов в курсе этой акции.
Питовранов резко выделялся своим интеллектом и кругозором среди руководства МГБ. Во время войны он стал начальником управления НКВД в Горьком. На какое‑то время Рюмин засадил его в тюрьму по обвинению в «заговоре Абакумова», но его освободили в 1952 году. Он дружил с моим заместителем Эйтингоном, но был вынужден, подчиняясь приказу, организовать его арест в октябре 1951 года. Спустя два дня он сам попал в Лефортово и сидел в камере напротив Эйтингона. Позже я слышал, что Питовранов написал из тюрьмы письмо на имя Сталина, где обвинял Рюмина в провокационном срыве планов активных операции нашей контрразведки. Его освободили, он вернулся на свое прежнее место, месяц полечившись в Архангельском, в военном санатории для высшего командования.
Я сказал Сталину, что в документе предлагаются наивные методы ликвидации Тито, которые отражают опасную некомпетентность в подготовке плана. Письмо Сталину гласило:
«МГБ СССР просит разрешения на подготовку и организацию теракта против Тито, с использованием агента‑нелегала «Макса» – тов. Григулевича И. Р., гражданина СССР, члена КПСС с 1950 года (справка прилагается). «Макс» был переброшен нами по коста‑риканскому паспорту в Италию, где ему удалось завоевать доверие и войти в среду дипломатов южноамериканских стран и видных коста‑риканских деятелей и коммерсантов, посещавших Италию.
Используя свои связи, «Макс» по нашему заданию добился назначения на пост Чрезвычайного и Полномочного посланника Коста‑Рики в Италии и одновременно в Югославии. Выполняя свои дипломатические обязанности, он во второй половине 1952 года дважды посетил Югославию, где был хорошо принят, имел доступ в круги, близкие к клике Тито, и получил обещание личной аудиенции у Тито. Занимаемое «Максом» в настоящее время положение позволяет использовать его возможности для проведения активных действий против Тито.
В начале февраля с. г. «Макс» был вызван нами в Вену, где с ним была организована встреча в конспиративных условиях. В ходе обсуждения возможностей «Макса» перед ним был поставлен вопрос, чем он мог бы быть наиболее полезен, учитывая его положение. «Макс» предложил предпринять какое‑либо действенное мероприятие лично против Тито.
В связи с этим предложением с ним была проведена беседа о том, как он себе это представляет, в результате чего выявились следующие возможные варианты осуществления теракта против Тито:
1. Поручить «Максу» добиться личной аудиенции у Тито, во время которой он должен будет из замаскированного в одежде бесшумно действующего механизма выпустить дозу бактерий легочной чумы, что гарантирует заражение и смерть Тито и присутствующих в помещении лиц. Сам «Макс» не будет знать о существе применяемого препарата. В целях сохранения жизни «Максу» будет предварительно привита противочумная сыворотка.
2. В связи с ожидаемой поездкой Тито в Лондон командировать туда «Макса», используя свое официальное положение и хорошие личные отношения с югославским послом в Англии Велебитом, попасть на прием в югославском посольстве, который, как следует ожидать, Велебит даст в честь Тито.
Теракт произвести путем бесшумного выстрела из замаскированного под предмет личного обихода механизма с одновременным выпуском слезоточивых газов для создания паники среди присутствующих, с тем, чтобы создать обстановку, благоприятную для отхода «Макса» и скрытия следов.
3. Воспользоваться одним из официальных приемов в Белграде, на который приглашаются жены дипломатического корпуса. Теракт произвести таким же путем, как и во втором варианте, поручив его самому «Максу», который как дипломат, аккредитованный при югославском правительстве, будет приглашен на такой прием.
Кроме того, поручить «Максу» разработать вариант и подготовить условия вручения через одного из коста‑риканских представителей подарка Тито в виде каких‑либо драгоценностей в шкатулке, раскрытие которой приведет в действие механизм, выбрасывающий моментально действующее отравляющее вещество.
«Максу» предложено было еще раз подумать и внести предложения, каким образом он мог бы осуществить наиболее действенные мероприятия против Тито. С ним обусловлены способы связи и договорено, что ему будут даны дополнительные указания.
Считали бы целесообразным использовать возможности «Макса» для совершения теракта против Тито. «Макс» по своим личным качествам и опыту работы в разведке подходит для выполнения такого задания. Просим Вашего согласия».
Сталин не сделал никаких пометок на документе. Письмо не было подписано. В кабинете Сталина, глядя ему в глаза, я сказал, что «Макс» не подходит для подобного поручения, так как он никогда не был боевиком‑террористом. Он участвовал в операции против Троцкого в Мексике, против агента охранки в Литве, в ликвидации лидера троцкистов Испании А. Нина, но лишь с задачей обеспечения выхода боевиков на объект акции. Кроме того, из документа не следует, что прямой выход на Тито гарантирован. Как бы мы о Тито ни думали, мы должны отнестись к нему как к серьезному противнику, который участвовал в боевых операциях в военные годы и, безусловно, сохранит присутствие духа и отразит нападение. Я сослался на нашего агента «Вала» – Момо Джуровича, генерал‑майора в охране Тито. По его отчетам, Тито был всегда начеку из‑за напряженного внутреннего положения в Югославии. К сожалению, «Вал» в связи с внутренними интригами, не так уж отличавшимися от наших, потерял расположение Тито и в настоящее время сидел в тюрьме.
Будет разумнее использовать разногласия в окружении Тито, отметил я, лихорадочно придумывая, каким образом ввести в игру находившегося под арестом Эйтингона, чтобы он отвечал за исполнение операции, так как Григулевич очень ценил его – они в течение пяти лет работали бок о бок за границей.
Игнатьеву не понравились мои замечания, но я внезапно почувствовал уверенность, поскольку упоминание высокопоставленного источника информации из службы безопасности Тито произвело впечатление на Сталина.
Однако Сталин прервал меня и, обращаясь к Игнатьеву, сказал, что это дело надо еще раз обдумать, приняв во внимание внутренние «драчки» в руководстве Югославии. Потом он пристально посмотрел на меня и сказал, что, так как это задание важно для укрепления наших позиций в Восточной Европе и для нашего влияния на Балканах, подойти надо к нему исключительно ответственно, чтобы избежать провала, подобного тому, который имел место в Турции в 1942 году, когда сорвалось покушение на посла Германии фон Папена. Все мои надежды поднять вопрос об освобождении Эйтингона мгновенно улетучились.
На следующий день в министерстве мне выдали два литерных дела – «Стервятник» и «Нерон», содержавших компромат на Тито. Там также были еженедельные отчеты от нашей резидентуры в Белграде. Досье включали в себя идиотские резолюции Молотова: искать связи Тито с профашистскими группировками и хорватскими националистами. В досье я не нашел никаких реальных фактов, дающих возможность подступиться к ближайшему окружению Тито, чтобы наши агенты могли подойти достаточно близко для нанесения удара.
Когда меня вызвали на следующий день в кабинет Игнатьева, там было трое из людей Хрущева – Савченко, Рясной и Епишев, – и я сразу же почувствовал себя не в своей тарелке, потому что прежде обсуждал столь деликатные вопросы лишь наедине с Берией или Сталиным. Среди присутствующих я был единственным профессионалом разведки, имевшим опыт работы за рубежом. Как можно было сказать заместителям министра, что план их наивен? Я не поверил своим ушам, когда Епишев прочел пятнадцатиминутную лекцию о политической важности задания. Потом включились Рясной и Савченко, сказав, что Григулевич как никто подходит для такой работы, и с этими словами показали его письмо к жене, в котором он говорил о намерении пожертвовать собой во имя общего дела. Григулевича, видимо, страхуясь, вынудили написать это письмо.
Я понял, что мои предостережения не подействуют, и сказал, что как член партии считаю своим долгом заявить им и товарищу Сталину, что мы не имеем права посылать агента на верную смерть в мирное время. План операции должен обязательно предусматривать возможности ухода боевика после акции, нельзя согласиться с планом, в котором агенту приказывали уничтожить серьезно охраняемый объект без предварительного анализа оперативной обстановки. В заключение Игнатьев подчеркнул, что все мы должны думать, думать и еще раз думать о том, как выполнить директиву партии.
Это совещание оказалось моей последней деловой встречей с Игнатьевым и Епишевым. Через десять дней Игнатьев поднял оперативный состав и войска МГБ по тревоге и конфиденциально проинформировал начальников управлений и самостоятельных служб о болезни Сталина. Через два дня Сталин умер, и идея покушения на Тито была окончательно похоронена».
Как можно понять из данного текста Судоплатова само проведение операции по устранению Тито затягивалось, что было не слишком типично для Сталина.
При этом показательно, что сам конфликт Информбюро совпал по времени с «делом врачей», как и убийством Соломона Михоэла в январе 1948 года и с процессом по делу Еврейского Антифашистского комитета, начатого в конце 1948 года, и очевидно был частью куда более глубокого конфликта в самих недрах Коминтерна.
Тито притом себя считал истинным коммунистом, тогда как Сталину его близкий соратник и министр иностранных дел Югославии Эдвард Кардель приписывал «великорусский шовинизм».
Другой ближайший соратник Тито Милован Джилас как раз и писал, что именно в Югославии построен истинный социализм и как раз во имя строительства этого социализма была выдумана теория «самоуправления», согласно которой народ сам должен строить в обществе социализм. В рамках борьбы за идеи «самоуправления» в 1952 году на Шестом конгрессе КПЮ она была переименована в Союз Коммунистов Югославии, а в 1953 году была принята новая конституция Югославии, согласно которой Тито был выбран президентом Югославии.
В дальнейшем Тито был вынужден покончить со ставшим через чур радикальным Джиласом, требовавшим дальнейших левых реформ и отмены номенклатуры как класса, что вступало в противоречие с интересами самих партийных кадров. После серии статей Джиласа в партийном органе – газете «Борба», вышедших с 1-го ноября 1953-го года по 7-ое января 1954 года, содержавших резкую критику политики партии, как и статьи в журнале «Нова мисао», тогдашний председатель парламента Югославии Милован Джилас на Третьем пленуме СКЮ был подвергнут разгромной критике своих вчерашних единомышленников Эдварда Карделя и Владимира Бакарича. После этого он был снят со всех постов и затем отправлен в тюрьму-
Идеи Джиласа продолжались развиваться Карделем, главным идеологом СКЮ, занимавшем сначала пост председателя комитета по законодательству и строительству народной власти (1946-1953), а затем ставший заместителем председателя, а с 1963 года и председателем парламента (Скупщины) СФРЮ.
Показательно, что Н.С.Хрущев после смерти Сталина в марте 1953 года достаточно быстро восстановил дружеские отношения с Иосипом Брозом Тито, которого десять дней принимал в Крыму, хотя сам Тито во время смерти Сталина демонстративно 16-го марта 1953 года посетил на своей яхте «Галеб» Лондон, где его лично принял Черчиль, пообещавший помощь в случае советского нападения, тогда как британская пресса писала о Тито в положительном свете, как о политическом лидере, выступившем и против Гитлера, и против Сталина.
С началом конфликта в Венгрии в 1956 году Хрущев лично посетил Иосипа Броза Тито в его резиденции на Брионах в Хорватии, заручившись поддержкой Тито в решении конфликта с Венгрией. Хотя до этого Иосип Броз Тито неоднократно выражал поддержку новому руководству Венгрии во главе с Имре Наджем, после визита Хрущев в югославской прессе события в Будапеште, описанные будущим сербским академиком Добрицей Чосичем в книге «Семь дней в Будапеште», стали занимать куда меньше места, нежели вести о «Суэцком кризичсе», куда Югославии впоследствии отправила своих миротворцев под мандатом ООН.
В данном случае югославские коммунисты точно так же, как и советские коммунисты, восприняли восставших венгров в качестве контрреволюционеров, «националистов» и «мракобесов». Причина – в том, что венгры выдвигали националистические и религиозные лозунги, характерные для довоенной Венгрии.
Также как советские коммунисты и югославские коммунисты не собирались на идеологическом фронте делать компромиссы с любого видами национализма и христианства, а помимо этого югославский партийный аппарат, и, прежде всего, сербские кадры, боялись распространения идей венгерских повстанцев на венгров, живших в Югославии.
В силу этого, Тито не разрешил бежавшим в Югославию участникам восстания в Венгрии, заниматься какой-либо политической деятельности, а Имре Надь, скрывшийся в посольстве Югославии был оттуда обманом выдан советским войскам, осадившим здание посольства. Причем в ходе осады был убит атташе по культуре Югославии в Венгрии Миленко Милованович.
Тито, как писали британские историки, предпочитал «сидеть на заборе», не влезая в конфликт между СССР и НАТО, хотя, скорее всего, именно британцы и посадили Тито на этот «забор».
В годы «Холодной войны» Тито действовал в интересах как британских, так и американских спецслужб и как раз в интересах ЦРУ он установил наблюдение за Эрнестом Че Геварой посетившем Югославию в 1961 году, что способствовало убийству последнего в Боливии.
Вместе с тем, близкий Тито хорват Иосип Копинич, сотрудничавший с британской разведкой Ми-6 и являясь военным аташе Югославии в Турции, одновременно осуществлял сотрудничество с СССР.
Так же и Иван «Стево» Краячич, генерал-полковник запаса и бывший министр внутренних дел Хорватии и ближайший сотрудник Тито, имел в доме радиостанцию для связи с Москвой и практически не скрывал этого. Даже после своей отставки с должности члена ЦК Союза коммунистов Хорватии в 1968 году. Неудивительно, что связи хорватских коммунистов с Москвой сохранялись до самого распада СФРЮ.
Таким образом, спецслужбы СФРЮ были своего рода посредником между США и Великобританией с одной стороны и СССР с другой стороны, с тем, что закономерно интересы первых, главным образом, доминировали и так как раз ради интересов Великобритании Тито и создал вместе с Неру и Насером «Движение неприсоединения», дабы освобождавшиеся от колониализма страны не оказывались под влиянием СССР.
В конечном итоге сами объемы западной международной финансовой помощи говорят сами за себя и так, согласно Йокичу, Запад создал из Югославии своего рода «Потемкинскую деревню», в которую вложил около 130 миллиардов долларов.
На Седьмом конгрессе СКЮ Тито в 1958 году выступил с резкой критикой СССР, чье руководства считало руководство Югославии в ревизионизме и в то что как писалось в журнале «Коммунист» Югославия не только не желает идти совместно с другими членами социалистического лагеря, но и хочет чтобы следовали ее путем.
Внутри страны Тито заручился надежной поддержкой прежде всего сербских кадров, одновременно устранив «партизанские» кадры времен войны в ходе партийных чисток против сторонников «Информбюро» продолжавшихся и после смерти Сталина. Так всего согласно Йокичу с 1948 по 1956 год из партии было исключено 75% членов с тем, что еще 275 тысяч человек прошли через «обработку» органами безопасности как лица выражавшие симпатии к Сталину и СССР.
Для восстановления числа партийцев, Тито отменил партийный стаж, так что в партию вступали все, кто имел соответствующие связи, что привело к разложению партии и наводнению ее карьеристами и интриганами, которые и подчинили интересы Югославии США и Великобритании, противопоставив Югославию СССР.
Вместе с тем с точки зрения этих партийных кадров советская политико-экономическая модель выглядела для них не слишком привлекательно и отмена Тито коллективизации, разрешение поездок на Запад и отказ от «ортодоксального» марксизма обеспечили югославам высокий жизненный уровень.
Одновременно югославской общество не знало такой борьбы против религии и национализма, которая велась и в СССР, и в соседней сначала «просоветской», а затем и «прокитайской» Албании. Щадились чувства сербов: те же сербские восстания против турок, а также прорыв Солунского фронта в 1918 году в югославской исторической науке трактовались как «прогрессивные общественные явления».
Вместе с тем совершенно ошибочно считать, что Тито вел антикоммунистическую политику, как раз наоборот: и тут была очевидна правота советских марксистов, считавших руководство Югославии троцкистским. Идеалом для Тито, как и его главного идеолога Эдварда Карделя, в какой-то мере был тот образец леволиберального общества, о котором писал Маркузе и который в значительной мере следовали идеологи шведского социализма – своего рода предтечи современного Европейского Сообщества.
Данная модель подразумевала общество мультикультурное и многонациональное, без «пережитков прошлого» в виде партийной номенклатуры и государственного суверенитета.
Тито в данном случае был последовательным учеником Маркса и Ленина и последовательно боролся со всеми «пережитками прошлого», начиная от национализма и христианской церкви, и до великодержавных амбиций центрального государственного аппарата СФРЮ.
Данные амбиции были разрушены известным «Брионским пленумом» – четвертым заседанием ЦК СКЮ, на котором создатель государственной безопасности Югославии – УДБ, носившей сначала название ОЗНА. А затем был сменен со всех своих постов и отправлен в отставку вместе со всем руководством УДБ Югославии серб Александр Ранкович – секретарь ЦК и вице-президент Югославии
Причиной тому послужила афера с подслушиванием самого Тито, которые осуществляло Управление государственной безопасности Югославии. Показательно что данную аферу, в истинности фактов которой многие сомневались, разоблачила военная контрразведка – «Органе безбедности» Управления безопасности Министерства обороны Югославии. Это управление, созданное в 1946 году из третьего отдела ОЗНА, традиционно находилось под влиянием лично Тито, потому можно предположить, что Тито и организовал эту аферу, так как огромная мощь УДБ основывалась на ее всевластии и огромном числе штатных и внештатных сотрудников. Это всевластие конторы стало угрожать власти самого Тито.
Вместе с тем, вскоре последовал удар и по руководству СКЮ в Хорватии, которое в 1966 году активно выступило в поддержку Эдварда Карделя, бывшего инициатором снятия с должности Ранковича.
В 1970 году в Хорватии, в том числе в рядах ССКЮ в Хорватии началось движение, направленное на достижение большей самостоятельности Хорватии, названное MASPOK (masovni pokret). Несмотря на то, что в Сербии Тито считали хорватом, на самом деле последний особой привязанности к Хорватии не испытывал, и уступки хорватам в 1944-45 годах были вызваны давлением Ватикана на Черчилля.
Хотя часть военнослужащих НДХ действительно перешла в партизаны, значительная их часть, вместе с чиновниками администрации НДХ, их семьями и иными «буржуазными» элементами были репрессированы после победы коммунистов. По разным данным в самой Хорватии было убито до 90 тысяч контрреволюционеров, тогда как в Словении, согласно данным самих югославских офицеров, как, например, комиссара 51-ой Воеводжанской дивизии Милана Басты, были расстреляны десятки тысяч хорватских усташей и домобранов, в том числе из состава элитной «Черного легиона» Рафаэля Бобана. Естественно, для небольшой Хорватии это были значительные цифры и естественно, что в Хорватии, так же как и в Сербии, отличавшимися тесными родственными связями, существовало больше количество недовольных коммунистической властью.
Убийство в тюрьме 11-го июня 1949 года бывшего секретаря организации КПЮ в Хорватии Андрии Хебранга, арестованного 7-го мая 1948 года как советского агента и как пособника хорватских усташей, вызвало в среде хорватских коммунистов раздражение против Белграда.
Постоянный рост недовольства в партийном руководстве СКЮ Хорватии политикой Белграда по отношению к Хорватии, усугублялось полной доминацией сербских кадров в центральном аппарате СФРЮ, так что в 1969 году в нем хорватов было 22 %, а сербов 73,6%.
Из Хорватии шла тогда массовая эмиграция в Австрию и ФРГ, где многие новые эмигранты устанавливали связи с «усташской» эмиграцией.
Амбициозные хорваты не желали мириться с подчинением сербам и это недовольство и выплеснулось в 1970 году, когда партийная борьба части руководства СКЮ Хорватии против центрального аппарата послужило началом общественного движения по всей Хорватии, ставшей приобретать националистические характеристики.
В декабре 1971 года на 22 пленуме ЦК Союза коммунистов Хорватии под руководством Владимира Бакарича и при поддержке Тито с движением MASPOK в партийных рядах было покончено чисткой «национальных» кадров во главе с Савкой Дабчевич и Мико Трипало. Органы государственной безопасности Югославии провели массовые аресты сторонников этого движения: как в Хорватии, так и в соседних Боснии и Герцеговине и в Воеводине.
Таким образом Тито умело покончил с амбициями партийный организаций СКЮ как в Сербии, чьим неофициальным вождем считался Ранкович, так и в Хорватии. После этого на него уже просто некому было оказывать какое-либо политическое давление.
Созданная под влиянием Эдварда Карделя Конституция 1974 года, как и само введение в правовые нормы возможности выбора национальности «югослав», было вполне логическим развитием идей югославской модели социализма.
Конституция 1974 года дававшая большие, нежели раньше, права республиканским организациям Союза коммунистов Югославии в значительной мере расширяли базу поддержки Иосипа Броза Тито, в котором руководители республиканских организаций СКЮ видели защитника их прав от своеволия центрального аппарата.
Тем самым власть Тито подкрепляемая к тому же аппаратом безопасности стоявшего над органами партии не имела каких-либо серьезных противников ни внутри страны, ни вне её.
Югославская Народная Армия хорошо обеспечивалась всем необходимым, ее командный кадр благодаря высокому уровню материального довольствия занимал в обществе привилегированное положение, а военная промышленность Югославии в интересах США осуществляла поставки в те страны, куда США по политическим причинам отправлять оружие не могли.
Аппарат государственной безопасности к тому времени превратился в государство в государстве и (согласно книге «Югославская тайна полиция 1945-1995» Марко Лопушины) этот аппарат поставил под свой контроль уголовный элемент в Югославии, многим представителям которого разрешалось выезжать в Европу, где югославы создали большое количество ОПГ. Под предлогом борьбы против «врагов народа» фактически югославские спецслужбы создали огромную мафиозную структуру, чьи представители пользуясь тесными отношениями югославских спецслужб со спецслужбами США, Великобритании, Франции и Израиля безнаказанно грабили и убивали по «фашистским» ФРГ, Австрии, Италии, Голландии и Швеции, но, правда, избегая появляться лишний раз в Великобритании.
Известный Желько Ражнатович как раз и смог стать в дальнейшем достаточно влиятельным политиком именно благодаря подобной политике спецслужб СФРЮ и дружбе своего отца с полковником запаса военной безопасности словенцем Стане Доланцем (ставшем в 1982 году министром МВД СФРЮ).
Сам югославский паспорт обеспечивал безвизовые поездки в большинство стран мира, и свыше двух миллионов югославских граждан, выехав на заработки в страны Западной Европы и Северной Америки, обеспечили большой приток валюты, отсылаемой их родным и близким в Югославию.
Положение Югославии – как своего рода посредника в торговле с СССР – обеспечило многим югославам достаточно высокий жизненный уровень, тем более что предприимчивые югославы в ходе своих служебных командировок в СССР нередко занимались различного вида и частным бизнесом со своими «славянскими братьями».
Морское побережье Югославии и ее горные курорты делали из Югославии привлекательное место для туризма, тогда как ее географическое положение обеспечили ей положение центра транзита грузов из стран Ближнего Востока в Западную Европу.
Все это обеспечивало высокий жизненный уровень населения, и в силу этого Югославия просуществовала и некоторое время после смерти Тито.
После этого заработали заложенные той же Конституцией 1974 года механизмы и государственно-партийные органы республик достаточно быстро СФРЮ демонтировали согласно начерченным Иосипом Брозом Тито границам социалистических республик и автономных краев. Судьба всей СФРЮ была запрограммирована Тито: как до ее распада, так и после нее.
Момчило Йокич в своем интервью журналу «Светлост» (номер от 28 октября 2010 года) сказал:
«Броз мертв но значительная часть его политических незаконнорожденных потомков активны в культуре, искусстве и СМИ в виде так называемых «демократических кланов», которые определяют общественное мнение и осуществляют изоляцию всех тех, кто этим кланам не принадлежат».
Конечно, в данном случае тяжело сделать какие-либо предположения без серьезной работы в архивах, но учитывая число исследователей современной истории Югославии можно предположить, что как истоки конфликта Тито и Сталина и история происхождения самого Тито, так и предпосылки распада СФРЮ будут в достаточно скорое время исследованы.
Источники
1. “Тајни досије Јосип Броз”. Момчило Јокић. “Графопак”. Аранђеловац. 2004. Друго-допуњено издање
2. «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930‑1950 годы»: ОЛМА‑ПРЕСС; М.; 2003
3. «Лицо тоталитаризма». Милован Джилас. Издательство «Новости». Москва, 1992. Переводы с сербо-хорватского: П.А. Щетинин, Е. А. Полак, О. А. Кириллова.
4. «Ubij bližnjeg svog (Jugoslovenska tajna policija 1945. – 1995.».Marko Lopušina, Beograd, 1997
5. «Солдат столетия». Илья Старинов. Москва 2002 год.
6. «Сарадња партизана са немцима, усташама и албанцима». Милослав Самарџић. НИП «Погледи», Крагујевац, 2006.
7. «Bleiburška i vetrinjska tragedija, Počasni bleiburški vod». Dr. Florian Thomas Rulitz, Zagreb, 2012.
8. «Маршал».Рајко Ђурђевић. «Дама -принт».Београд.1997 г.