Святитель Филарет Московский: Чем дышит “просвещения дух”?
230 лет со дня рождения
Великий святой, известный своими богословскими трудами, пастырской деятельностью, при жизни получивший дары прозорливости и исцеления почти свободен от «докучений» просителей. 2 декабря он – в центре внимания, в блеске службы, к мощам его идет непрерывный поток, но проходит день, и все стихает. Может быть, поэтому он так участлив, когда его молитвенной помощи ищут не в праздник…
Пастырь
…Черный шелк оттенял матовую бледность лица не лишенного привлекательности, однако, не красивого в привычном смысле. Это был тот тип внешности, который, несмотря на «неправильности», может быть назван…прекрасным. Но в тот момент посетительница митрополита Филарета производила иное впечатление: большие широко расставленные глаза казались потухшими и придавали лицу усталое болезненное выражение.
Она приходила уже не в первый раз, вдова погибшего на батареях Бородина генерала Александра Тучкова. Тонкая, аристократичная и совершенно несчастная. Что мог сказать ей Владыка, когда утешить было нечем? – После гибели мужа единственной ее радостью был сын, преданный, любящий, поселившийся вместе с ней в домике на месте Бородинской битвы. Но, вот, не стало и его: Николенька «сгорел» за несколько дней, после консилиума врачей, уверявшего, что болезнь его не опасна, и Маргарита Михайловна осталась «один на один» со своим горем.
Сильный человек, – не так давно сопровождала мужа во время военных переходов, – теперь она ни в чем не находила опоры, и металась в переездах между Москвой и Бородино. Молилась непрестанно, однако не получала облегчения. Наконец, отчаявшись справиться с бедой, она обратилась за помощью к Владыке Филарету. В обеих столицах его знали как выдающегося архипастыря и духовного наставника.
На этот раз, проводив предыдущих посетителей – пожилую женщину с тремя подростками, митрополит обронил: «Тоже бородинская вдова… и ее сироты». Ответом ему стал невольный возглас: «Три сына! А у меня все отнято! За что?» И тут Владыка дал выход чувству, которое сдерживал до сих пор: «Вероятно, она более заслужила своею покорностью милость Божию».
Краткий разговор – еще несколько фраз, и она ушла, но после ее ухода, словно тень, сошла на душу, – Владыка Филарет не мог найти покоя. Невольно вырвавшийся упрек его был вызван тем, что в свое время Маргарита Михайловна выходила замуж за Александра Тучкова после расторжения первого церковного брака. Тогда трудно было добиться развода, еще труднее – получить благословение на венчание во второй раз. Но взаимное чувство, связывавшее ее и Александра Тучкова, было настолько сильным, что все препятствия оказались «преодолимы». Исключительный случай заставил говорить о себе, на венчание съехалось множество представителей высшего общества…
Разум говорил в пользу соблюдения правил, а перед глазами было лицо Тучковой в момент, когда она уходила. Час спустя Владыка был у ее парадного. Лакей ответил: «Барыня не принимает». Пришлось настоятельно просить…Когда же хозяйка вышла в гостиную, митрополит обратился к ней: «Я оскорбил Вас жестоким словом, Маргарита Михайловна, и приехал просить у Вас прощения».
Так же непосредственно и «непредсказуемо» поступил митрополит Филарет однажды и на заседании тюремного комитета, где он председательствовал, когда известный своей сострадательностью доктор Федор Гааз в очередной раз усиленно хлопотал за осужденных. По-видимому, уставший от энергичного наступления «защиты», митрополит сказал что-то вроде того, что «не бывает совершенно невинных», на что импульсивный Гааз воскликнул с места: «Да вы о Христе позабыли, Владыка!» Повисла тишина, и, поднявшись с поникшей головой, митрополит ответил: «Нет, Федор Петрович! Когда я произнес мои поспешные слова, не я о Христе позабыл, — Христос меня позабыл!» – благословил всех и вышел.
Казалось бы, мыслимо ли это? – Архиерей сознавался в человеческой немощи, выглядел «проигравшим». Но в этот-то момент он и приобретал…Приобретал для Церкви людей сложных, тех, чьи «раны» требовали длительного и бережного врачевания. –Маргарита Тучкова становится его духовной дочерью. Из глубины отчаяния и ропота, способного убить физически и духовно, Владыке удается вывести ее на свет. Приходит новое состояние – духовного мира, проясняется смысл, появляется цель в жизни. Еще несколько лет, и в монашеском постриге с именем Мария она возглавит общину сестер Спасо-Бородинского монастыря, где будет совершаться непрестанная молитва об отечестве и о павших воинах.
Великое дело – пример духовника! Годы пройдут, и в ответ на дерзость простой, грубоватой сестры матушка сможет сказать: «Что же это мы с тобой сотворили?», и, не дожидаясь извинений, первая будет искать примирения. Урок Владыки Филарета был усвоен твердо: милость – больше справедливости, правда Божия – выше положения.
Благо образования
Начало XIX в. в России было связано с распространением влияния ордена иезуитов, нашедшего прибежище в России в царствование Екатерины II после запрещения его деятельности в Европе. Образованные, обладавшие светскими навыками, иезуиты приобрели связи в высшем свете, и безраздельно царили в гостиных графини Головиной, чей дом пользовался славой «католического штаба», m-me Свечиной, княгини Александры Голицыной и др. Это послужило причиной ряда тайных переходов в католицизм.
Одновременно в Петербурге появился аббат Николь — член ордена иезуитов и известный педагог* [2]. К нему устремился поток именитых родителей, и на попечении отцов-иезуитов оказались отпрыски известнейших фамилий: Трубецкой, Толстые, Голицыны, Любомирский, Нарышкин, Гагарин, Орлов, Меньшиков, Кочубей и др.* [3]*
Тем значительнее оказался пример таких православных пастырей, как Святитель Филарет, в ту пору ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии, или митрополит Евгений (Болховитинов)* [4]**. В этих случаях все привычные упреки иезуитов «метили мимо цели».
Митрополит Филарет заслуженно считался одним из самых образованных иерархов Русской Православной Церкви. Выпускник семинарии Троице-Сергиевой Лавры, отмеченный вниманием митрополита Платона, в годы ученичества он занимался в философском и богословском классах, превосходно знал греческий и еврейский языки, а пером владел так, что вызвал признание у митрополита: «Я пишу по-человечески, а он пишет по-ангельски». Он не только преподавал, но и много писал.
Наибольшую известность приобрели его «Катехизис» и работа «Разговор между ищущим и уверенным о Православии восточной греко-российской церкви». Святитель не только рассматривал существенные догматические различия Православия и католицизма, но и отражал обычные для иезуитских проповедников приемы убеждения. Последняя из названных работ давала ответы на вопросы сомневающихся не утвердившихся в вере. Не меньшее значение для своего времени имели богословские труды митрополита Филарета и выполненный им перевод Библии на русский язык. Обширное духовное наследие было предназначено не только пастырям и семинаристам, но и вниманию образованной части общества, восполняя общий недостаток знаний в области церковной истории и догматики. [5]
Благодаря фундаментальным знаниям и хорошему языку, Владыке удавалось достойно оппонировать в жесткой интеллектуальной полемике тех лет. И, все же, для характеристики Святителя Филарета одного слова «образование» было бы не достаточно. Ценность его примера для нашего времени состоит в том, что он оставил образец всестороннего христианского просвещения: ума, души и духа, когда «многая премудрость» оправдана евангельской простотой, а стремление к стяжанию знаний – внутренним духовным воспитанием.
Благодаря этому, Владыке Филарету удалось избежать «фомизма», схоластики, и приобрести то состояние, при котором разум, напитанный знаниями и облагодатствованный непрестанной жизнью в Церкви, становится «другом» и «помощником» веры. (В XX веке о собственном опыте соединения духовного и рационального замечательно напишет митрополит Вениамин (Федченков))* [6]***.
Святитель легко сочетал академическую деятельность и пастырское служение, будучи для одних в большей степени – богословом, публицистом, «экспертом», для других – молитвенником и наставником. За помощью к нему шли люди всех состояний, разного культурного уровня; случалось так, что даже удалившиеся от веры, каким-то внутренним чувством угадывали в нем «небесного человека».
«Исповедь»
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?…
– прозвучало пастырское слово, облеченное в стихи, проницательное и обнаруживающее знание души «сынов века»:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, Забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум, —
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум. [7]
И что же Пушкин? – В его ответе не было и следа иронии! Обычные для «дендизма» правила игры были отринуты, поэт отозвался по-детски, искренне:
…Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей <…>
Твоим огнем душа согрета
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.
Просвещенность века сего «снимала шляпу» перед просвещенным духом Христианина.
О помощи
Институт, где должны были обсуждаться результаты исследования, находится на Волхонке, напротив Храма Христа Спасителя. Правда, мое обращение к святителю Филарету определялось не близостью места, а тем, что несколько лет жизни в Москве были связаны с храмом Большое Вознесение, куда я обычно приходила. – «Филаретов храм», и ныне действующий, расположен у Никитских ворот. – Святитель Филарет мне давно близок. [8]
С защитой были связаны определенные волнения. Для краткости скажу только, что передо мною был пример одного знакомого, тему которого Большой совет «пропустил» лишь после того, как известный специалист, академик трижды выступил в его поддержку. Перед обсуждением темы зашла в храм. У раки почти никого не было, и я не спеша помолилась у мощей святителя Филарета, пока не появилось внутреннее удостоверение: «все будет хорошо». А перед самым заседанием оказалось, что недостает какой-то малости, бумаги, которую необходимо срочно распечатать. Когда же через несколько минут вернулась в зал совета, оказалось, что тему мою уже утвердили единогласно, без малейшей заминки.
Защита была поставлена…на Вознесение [9]. Причастившись за Литургией в день праздника, отправилась в Институт. Возможности зайти в храм уже не было, но я снова обращалась к святому. (Окна зала заседаний выходят прямо на купола Храма Христа Спасителя). Совет оказался настроен исключительно благожелательно, правда, последовали и вопросы, серьезные, «не детские», но иначе и быть не могло, и все прошло благополучно. Все это время святой будто был рядом… Непередаваемое чувство спокойствия и защищенности.
2 декабря – день памяти Святителя Филарета Московского. Замечательный повод для студентов, исследователей поучаствовать в соборном прославлении святого, попросить его помощи в учебе и научной работе. Правда, для внимательной молитвы лучше выбрать не самый день праздника…Святитель, «покровитель учащихся», великий пастырь, у мощей которого в будни нет очередей…
* [10] Его пансион очень скоро стал одним из самых престижных образовательных учреждений столицы (плата за обучение в нем составляла 2000 рублей в год).
* [11]* Судьбы этих людей впоследствии сложились по-разному. Среди выпускников пансиона аббата Николя и иезуитского коллежа, а со временем и их родственников, нашлось место и для будущих декабристов (М.Ф. Орлов), и для тайных католиков (И.С. Гагарин).
* [12]** Будучи студентом Московской славяно-греко-латинской Духовной Академии, Болховитинов одновременно слушал лекции в Московском Университете. Диапазон его интересов был чрезвычайно широк. В 1805 г. он был избран почетным членом Московского университета, в 1806 г. — действительным членом Российской Академии, в 1808 г. — почетным членом СПб. Медико-Хирургической академии, в 1810 г. — почетным членом СПб. Общества любителей наук словесности и художеств, в 1811 г. — почетным членом СПб. Общества беседы русского слова, в 1813 г. — почетным членом Общества истории и древностей при Московском университете, в 1814 г. — почетным членом СПб. Духовной Академии, в 1815 г.. — почетным членом Московского Общества врачебных и физических наук, в 1817 г. — почетным членом Казанского университета, в 1817 г. — почетным членом Харьковского университета, в 1818 г. — членом Комиссии по составлению государственных законов, в 1822 г. — почетным членом Виленского университета, в 1823 г. — почетным членом Киевской Духовной Академии, в 1827 г. — почетным членом философии Дерптского университета, в 1829 г. — почетным членом С.-Петербургского университета, в 1834 г. — почетным членом Копенгагенского (Датского) Королевского Общества северных антиквариев. Митрополит Евгений приобрел известность и как автор трудов по археологии, русской церковной и гражданской истории, древностям российским, археографии и краеведению…
* [13]*** «Поставленный в законные рамки, ум уже сделался добросовестным и скромным помощником веры, как низший орган для высшего (духа).» (Цит. По: Митрополит Вениамин (Федченков). О вере, неверии и сомнении // «А сердце говорит мне: верь!». М.: «Правило веры», 2004. С. 209-210).
Период пребывания Филарета в С.-Петербурге оказался самым плодотворным в его философско-богословском творчестве. Здесь он создаёт: 3-томник «Записки на книгу бытия»; «Начертание церковно-библейской истории», «Изложение разности между Восточной и Западной церковью в учении веры»; «Разговоры между испытующим и уверенным о Православии Восточной греко-российской церкви». Здесь же он пишет «Краткий» и «Пространный» катехизисы, принимает активное участие в переводе Библии на русский язык, придав межконфессиональному Библейскому обществу православное направление, составляет подробное «Обозрение богословских наук» — первый опыт их стройной систематизации на русском языке.
В своём философско-богословском творчестве Филарет продолжает антиномическую, апофатико-катафатическую линию Платона (Левшина), усиливая её крёстную и эмпирико-метафизическую направленность, что было обусловлено всё возрастающим натиском секулярной культуры: её претензией на «истину», а порой и «спасение» без креста (см.: Учёно-монашеская школа; Платон [Левшин]).
В противовес секуляризму св. Филарет создает теоцентрическую, христоцентрическую концепцию человека и его свободы, когда только через синергический крест покаяния мы обретем право на вольное самовыражение и даже самобытие; когда только через личную «голгофу», предполагающую постоянное умерщвление любых плотских и секулярных страстей, мы можем рассчитывать на свое спасение. «Прежде собственные усилия познать истину едва производили в [человеке] слабый, кратковременный свет, оставляющий по себе сугубую тьму; теперь из самой тьмы, в которую он подвергается пред Отцом Светов, рождается для него внезапный свет, а если остается он иногда и во тьме, то и в ней познает непостижимую близость Того, Который есть Свет превыше света» («Слово в день Благовещения Пресвятой Богородицы», 1822).
Из-за того же натиска секулярной культуры Филарет уделил особое внимание теории государства, создав первую в России историософскую концепцию монархизма на основе святоотеческой «симфонии» духовных и светских властей, но с новым акцентом на принципиальной необходимости их добровольно-нравственного, если не кенотического самоограничения. В этой историософской сфере у Филарета нашлось много последователей: от К. П. Победоносцева и Л. А. Тихомирова до архиеп. Серафима (Соболева) и И. Л. Солоневича. Что же касается эмпирико-метафизической и весьма суровой составляющей философско-богословского творчества Филарета, то её — как и в целом учёно-монашескую школу в России — ждало однозначное и по сути разрушительное разделение на собственно скитское и отшельническое безмолвие, с одной стороны, и на чисто культуроносное христианство (особенно в лице белого духовенства и т. н. богоискателей к. XIX — н. XX в.), с другой.
Филарет предвидел подобный поворот событий, отмечая «любовь к миру» в качестве главной причины появления чисто культуроносного и «мирского» христианства, когда «любовь к Богу» «соглашается приносить жертвы Богу, только чтобы ей не возбранялось принимать жертвы от мира; готова творить дела человеколюбия, только чтобы мир видел и одобрил их, даже любит ходить в храмы Богослужения, только чтобы мир за ней последовал» («Слово на второй день праздника Рождества Христова», 1814), вот почему Филарет с годами всё больше склонялся к полному уединению или в построенном им Гефсиманском скиту (недалеко от Троицко-Сергиевой лавры), или в Голутвином монастыре (под Коломной). Т. о., учёно-монашеская школа эпохи Платона (Левшина) видоизменялась в собственно скитскую общность. Антиномическая целостность по-святоотечески новой православной культуры терялась в крайностях сугубо монашеского и сугубо мирского порядка.
И всё же Филарет и его сподвижники в лице св. Игнатия Брянчанинова, Антония (Медведева), Иннокентия (Смирнова), Макария (Глухарёва), А. В. Горского, А. Н. Муравьёва, Н. В. Гоголя (порой просто пересказавшего некоторые проповеди Филарета в своих «Выбранных местах из переписки с друзьями») и многих др. успели «распнуться миром» и создать полувековую эпоху в истории учёно-монашеской школы в России, которая ознаменовалась публикацией первого русского перевода Нового Завета и Псалтырей в 1858, а затем, в 1876 и всей русской Библии; усилением миссионерской деятельности не только среди некрещёных народов, но и среди светской интеллигенции (вплоть до основания Общества любителей духовного просвещения); повсеместным распостранением и благословлением скитской жизни в России, особенно в лице прп. Серафима Саровского, дивеевских сестёр и оптинских старцев. В результате духовный авторитет отечественного монашества, и в первую очередь Филарета, сильно вырос, так что даже заведомые противники Православия не имели серьёзного повода критиковать монахов святофиларетовского круга. Однако вплоть до настоящего времени учение св. Филарета и его последователей подвергается цензурно-секулярному и интеллигентскому умолчанию.
Соч.: Слова и речи. В 5 т. М., 1873—85; О государстве. Тверь, 1992; Пространный христианский катехизис. Белосток, 1990.
Лит.: Городков А. Догматическое богословие по сочинениям Филарета, митрополита Московского. Казань, 1887; Смирнов А. Петербургский период жизни митрополита Филарета. М., 1900; Чистович И. А. Руководящие деятели духовного просвещения в России… СПб., 1894; Виноградов В. П. Платон и Филарет, митрополиты Московские. Сергиев Посад, 1913; Введенский Д. И. Митрополит Филарет как библеист. Сергиев Посад, 1918; Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937; Вильнюс, 1991; Серафим (Соболев), архиеп. Русская идеология. Свято-Троицкий монастырь, 1987.
