Мкртчян по-армянски значит «Креститель». Лина – «скорбная песнь». Согласно древней легенде, Лин был первым певчим, оплакивающим грехи мира.
Несомненно, что человека с таким именем и фамилией с детства ждет необычная судьба. Ждет какой-то особенный дар Божий. Такой, что «тяжело и… опасно оценивать и, тем более, рассуждать о нем…». Ее называют «космической певицей», и это – правда! Есть люди, у которых души сорваны и парят в красоте. Талант дан им как миссия и как крест, они служат проводниками, соединяющими людей с Божественным началом. «Страшная мука обладать талантом такого масштаба», – восторженно говорил о ней кинорежиссер Александр Сокуров.
Так сложилось, что родилась она в ночь на Рождество Христово, в Одессе, прямо напротив православного храма. С тех пор, сколько себя помнит, всю жизнь – в храме, всю жизнь – певчая.
С 17 лет училась в Москве в Академии музыкального искусства им. Гнесиных, в Московской государственной консерватории им. П.И.Чайковского и в Театральной Академии им. Луначарского (ГИТИСе).
Будучи студенткой, она уже исполняла сложнейшие произведения, в том числе написанные специально для нее и посвященные ей. Голос певицы отличается необыкновенно широким диапазоном и, считаясь одним из лучших современных контральто, позволяет ей также петь в различных диапазонах сопрано. В репертуаре Лины Мкртчян – музыка семи веков (свыше 800 произведений): от итальянских духовных песен XIII в. до произведений, написанных в наше время.
Лина – первая русская певица, исполнявшая русскую духовную музыку в Ватикане. За свою уникальную интерпретацию творчества Франца Шуберта она стала единственной иностранной певицей, приглашенной принять участие в немецком национальном фестивале «Шубертиана».
В 1996 году издательством «Петрополь» и Царскосельским Лицеем певице была присуждена «Царскосельская» премия петербургских поэтов «За бескорыстное и беззаветное служение отечественной культуре».
Всю свою жизнь Лина занимается благотворительной деятельностью. Она выступала с благотворительными вечерами в Германии, Швейцарии, Польше, Италии, Испании, Португалии, Голландии. В 1996 году пела в сопровождении оркестра Евгения Колобова в Карнеги-холл. Ее концерты проходили при неизменных аншлагах на лучших сценах страны (Большой и Малый залы Петербургской Филармонии; Капелла и Эрмитаж Петербурга; Большой, Малый и Рахманиновский залы Московской Консерватории; Третьяковская галерея; Домский собор Риги; Большие залы Киевской и Минской Филармоний, а также концертные залы многих городов бывшего СССР).
Концерты Лины Мкртчян, прошедшие в Париже в сентябре 1998 года, по событийности сравнивались с концертом Ф.И.Шаляпина, состоявшимся 100 лет назад – в 1898 году. Лина также приняла участие в самом известном и престижном фестивале классической музыки в г. Монтрё (Швейцария).
Одним из наиболее знаменательных явлений современной русской культуры представляется цикл «Возвращение на Родину», созданный великой певицей в 1999 году. Этот уникальный и грандиозный проект можно назвать энциклопедией духовного и культурного контекста современной России. Для нашего времени «без героя» он, несомненно, является феноменом, ибо в этом проекте есть герои, при всей своей неповторимости и уникальности связанные одним – великой любовью к Родине, русской культуре.
Однако в официальных кругах «Возвращение на Родину» упорно не замечают, об этом уникальном культурном явлении нигде нет ни слова – ни на телевидении, ни в прессе. Но как же нужен этот цикл! Блистательная идея, блистательно выполнена. И цикл живет! Собирает потрясающие залы, дышащие одним Духом, тем Самым, который мы, православные люди, пишем с большой буквы. На вечерах «Возвращения на Родину» становится совершенно очевидно, что Дух Божий почивает на этом прекрасном, выстраданном и обожаемом детище Лины Мкртчян. Дух почивает и животворит! Тринадцатый год, вопреки всем видимым и невидимым обстоятельствам: без финансирования, без поддержки, без покровительства, без прессы – живет вопреки, и живёт во славу. Не выживает, но именно живёт своей таинственной, полноценной, полнокровной жизнью! Не чудо ли это? Не милость ли Божия? Не пример ли нам, маловерным, достойный всякого восхищения и благоговения перед явленной нам милостью?
Сегодня мы предлагаем вниманию читателей беседу с Еленой (Лина – ее сценическое имя) Владимировной Мкртчян, с этой необыкновенной во всех отношениях женщиной, которую справедливо называют «человеком-загадкой». Загадочного в судьбе Елены Мкртчян действительно достаточно, но сегодня она, живущая, по сути, в затворе (по своей ли свободной воле, или по воле неких роковых обстоятельств), пребывающая в благом молитвенном уединении, приоткрыла для нас сокровенные глубины своей бездонной и воистину прекрасной души…
И, пользуясь случаем, редакция «Русской народной линии» поздравляет великую певицу с днем рождения. Дай Бог, Вам, уважаемая Елена Владимировна, здоровья, сил для новых творческих свершений во славу великой русской культуры.
– Елена Владимировна, милостью Божией, для беседы нам оказалось уготовано совершенно уникальное место. Мы с Вами находимся в Божием доме! В легендарном Соборе Москвы, – Богоявленском (Елоховском) Кафедральном Соборе. Нас благословили подняться на один из клиросов, и мы пребываем под самым куполом этого величественного Храма, похожего на мистический, гигантский корабль, разбивающий штормовые волны бушующего моря и уверенно грядущий к назначенной прекрасной цели. Просто дух захватывает от одного только вида, открывающегося с этих старинных балконов! Я знаю, у Вас особое отношение к этому Храму. Расскажите, что для Вас значит Елоховский Собор?
– Это самый любимый Храм моей жизни! Кафедральный Богоявленский Собор – храм-легенда. По восприятию того, что находится на каждом сантиметре его пространства, он никогда, никаким иным храмом заменён быть не сможет.
Храм настолько велик, не только по размеру, но по своей духовной значимости, что его могут вместить только те люди, которые не боятся расширять свои сердца. Понятие «расширенного сердца» – сложное, таинственное понятие. «Расширенное сердце» – это, прежде всего, очень больно. Чем шире становится сердце, тем больше болит грудь, но одновременно тем больше ты оказываешься способен вместить в него человеческих судеб и любви. Чем глубже человеческая вера, чем шире сердце (трудами и отвагой расширенное), тем больше можно получить благодати даже от самой убогой, самой крошечной, бумажной советской иконочки, которая вся полита слезами святых русских старух, или, скажем, от фотографии Государя Императора, или Александры Федоровны, или лика святого мучении цесаревича Алёшечки.
Ведь все зависит лишь от того, насколько мы считаем главной в своей жизни способность отдавать. Все, что Господь вдохнул в человека, он обязан вернуть Богу и людям! И в этом смысле я бы сказала, что всё, что каждый из нас оказался способен вместить, пребывая в Богоявленском соборе, он отдает потом людям. Даже если он ничего не рассказывает об этом. Человек становится частью этого мистического пространства, становится вместилищем этой намоленной, никем никогда не прерываемой благодати, накопленной особенно в советские годы, которые люди слишком часто сегодня называют «безбожными», «окаянными», «страшными», «совком» и т.д. Я в храме с четырех лет и поэтому отлично помню: в храмах моего детства я всегда была окружена святыми людьми. Понимаете ли? Святыми! Это могли быть простые старушки в белых платочках, которые плакали от счастья, если им разрешали вымыть пол в храме или почистить подсвечник. Понятие денег в жизни и тем более в храме отсутствовало совершенно. Человек, который упоминал о деньгах и пытался сделать их приоритетом, – он был нерукопожатный. И я это помню. Меня всем этим чудовищным, ныне активно распространяемым обманом о советской безбожной жизни, не соблазнить. Я знаю правду и рассказываю о ней тем, кто по тем или иным причинам ее не знает.
И если во мне есть хоть что-нибудь… Господи, хоть что-нибудь доброе, или что-то, что можно было бы хоть как-нибудь, хоть на «три с минусом» оценить положительно, то этим я обязана исключительно тем годам, когда я воспитывалась, возрастала как человек и музыкант в храме, где я ничего, кроме святости, не видела. Я не знала, что такое стяжательство в храме, или злоба в храме, или непрощение в храме… К великому горю, я все это узнала только сейчас. То, что мы сейчас наблюдаем, Сергей Иосифович Фудель в своё время очень точно назвал «церковным зноем». Это было самое обыкновенное пророчество!
В Богоявленском соборе покоятся два святых гроба, без которых теперь невозможна наша жизнь: это гроб Святейшего Патриарха Алексия II и гроб оклеветанного великого старца, 12-ого Патриарха всея Руси Сергия (Страгородского), ценой своей репутации сохранившего Церковь и непрерывность Литургии на Русской многострадальной земле. Как можно не благоговеть перед чудотворным образом Казанской иконы Божией Матери, освещающим Елоховский собор и весь мир своим неизреченным светом, перед чудотворным образом Николая Угодника, образом Богородицы «Взыскание погибших»? Как не склониться перед мощами святителя Алексия – одного из самых любимых Русских святых, при котором был расцвет русской средневековой культуры?
Сокровищем Богоявленского Собора являются две его капеллы. Этот Собор, быть может, единственный в России, в Москве, в котором сохранился старый Русский канон: правый хор и левый хор. Здесь совершенно дивный регент, большой профессионал и знаток русской и мировой музыки Владимир Владимирович Тагодин, уникальная личность.
Всё это обилие духовно бесценных сокровищ Елоховского Собора создает что-то наподобие множества незримых, непрерывно текущих, теплых волн, свободно парящих и пересекающихся, – они наполняют собой всё пространство Храма, находясь в котором, попадаешь в эти таинственные пересечения благодати, и с каждым мгновением душе становится теплее и теплее, и мир воцаряется в сердце! Здесь пел Иван Семенович Козловский! Какие здесь были службы… Здесь замечательное старинное духовенство. Здесь обилие архиерейских служб, они особенно торжественны.
– Да, Елоховский Собор – бесценное сокровище Русской духовности, Русской церковной культуры, которая неотделима от культуры светской и является ее эпицентром, это камень основания культуры.
– Вы знаете, для меня не существует и никогда не существовало понятия «светская культура». Если не духовная, значит не музыка; если не духовная, значит не живопись; если не духовная, значит не поэзия. Но между тем, я хотела бы подчеркнуть, что «Тарас Бульба» Гоголя, или «Капитанская дочка» Пушкина для меня такие же духовные произведения, как любимые молитвы; в моём понимании «духовная» культура много шире формального понимания этого явления, так, безусловно, духовны в своём творчестве и Сергей Сергеевич Прокофьев и почитаемый мною великий художник Ван Гог и поэт Мария Сергеевна Петровых. Или, скажем, лирика Пушкина о природе (мне кажется, там больше Бога, чем даже в пушкинских переложениях молитв «отцы пустынники и жены непорочны») и т.п. Или, например, гениальный советский фильм «Приходите завтра», – на мой взгляд, самый христианский фильм всех времен и народов. К сожалению, сегодня православное кино всё стремительнее превращается в индустрию, но до сих пор еще не сняли христианского фильма такого масштаба, как «Приходите завтра», в котором ни разу не произносится слово «Бог», но Им пронизано решительно всё и всё Им преображается. Помните ключевую сцену картины, когда героиня Фрося Бурлакова попадает в дом скульптора, и, по прошествии нескольких дней общения с ней, он уничтожает все, что сотворил за всю свою жизнь? Ведь это – по сути, сцена разрушения идольского капища.
Когда я говорю о культуре, то для меня важно, какие плоды рождаются в человеческой душе после соприкосновения с этой культурой. «По плодам их узнаете их». К чему та или иная культура может подвигнуть человека? Что она несет, к чему склоняет? Ведь можно поставить диск, изданный миллионными тиражами, где «Господи, помилуй» поют целый час под гитару. Единственным исключением в этой индустрии может быть вятская матушка Людмила Кононова, которая так восхитительно поет величальную русскую поэзию, что не остается никакого «зазора» между музыкой, голосом и стихами – в ее исполнении все равновелико. В остальном же, это и не музыка, это и не духовность, – подделка, обман, псевдоправославие. Это та подмена, о которой, опять же, пророчески говорил еще в конце 80-е годы Сергей Сергеевич Аверинцев. Он говорил, что самая большая опасность, которая нам грозит – это грядущее время подмен. И он оказался абсолютно прав! Все самое главное, самое сокровенное, о чем мы бы ни говорили сегодня, заменено на «утку», на фальшивку. И уже выросло целое поколение, которое всерьез воспринимает купленные в православных магазинах детские книги, где самые любимые герои, в том числе былинные, изображены как в американских комиксах, а Машенька и медведь – как кукла Барби. Послушайте, но это чудовищно! Аверинцев называл это утратой культуры стыда.
– Патриотическая тема всегда была близка Вашему творчеству. Скажите, что для Вас Россия?
– Нет! Я не могу называть это патриотической темой. Я вообще не понимаю такого словосочетания. С девятимесячного возраста я воспитывалась у бабушки с дедушкой. Дедушка принимал участие в операции пленения фельдмаршала Паулюса под Сталинградом, а бабушка всю войну была донором. Поэтому для меня, с самого детства, не существовало «темы» патриотизма, для меня с рождения существовала жизнь, посвященная Отечеству! Потому, что так жили мои старики… И меня учили так жить. Очень большое влияние на мое становление оказали рассказы дедушки, его друзей и сослуживцев о военных годах. Поэтому сегодня никакой «теле-ящик», никакие книги, фильмы, журналы, никакие псевдоисторики не могут мне внушить ложь ни о Сталине, ни о советской истории. Я знаю правду из первых уст. Я носитель правды лишь потому, что родилась в такой семье. И, конечно, название цикла вечеров «Возвращение на Родину» отчасти оттуда, из детства. И это не «тема» патриотизма, это то, чем я живу.
– Расскажите немного о Цикле.
– Ему пошел тринадцатый год. Я не пою на этих вечерах, а соединяю героев и публику. В вечерах, устраиваемых мною, принимает участие цвет русской культуры. Не лукавя перед Вами, хочу сказать, что на сегодня у меня уже почти не осталось сил продолжать то, что начато. Заметьте, сезон 2012-13 гг. назван «финал 12-й части»… Дальше по логике должен быть эпилог, но я не знаю, позволит ли мне Бог завершить начатое. Будет ли поставлена точка, или это будет внезапный обрыв?
Святейший Патриарх Алексий II не благословил меня бросать Цикл. И я каждый вечер провожу как последний, по темам и датам это можно проследить, я иду всегда на опережение, иногда даже на целый год.
На вечерах я и мои герои пытаемся создать духовный контекст истинной преемственности русской культуры – в живом общении героев Цикла со слушателями, жадно впитывающими каждое слово. Значительны сами темы вечеров, личности, которым они посвящены: святые Русской земли – сладчайший о Господе батюшка Серафим Саровский, незабвенные Царственные мученики, преподобный Антоний Сийский, святой Никола Великорецкий, наши золотые современники – незабвенные Патриарх Алексий II и митрополит Иоанн (Снычёв). Наши вечера посвящены тем людям, без которых Россия просто немыслима: Пушкин, Достоевский, Гоголь, Лермонтов, Хомяков, Ломоносов; великие полководцы России: Суворов, Кутузов, Жуков и многие другие. Герои цикла – воистину золото русской культуры: Распутин, Белов, Личутин, Куняев, Крупин, Михалков, Зульфикаров, академик Шафаревич, Сенин, Конухов, Галактионова, Сегень, наши духоносные батюшки: о. Артемий Владимиров, о. Александр Шаргунов, о. Геннадий Беловолов, о.Александр Захаров, о. Владимир Соколов, о. Олег Стеняев, о. Леонид Сафронов, о. Владислав Свешников, о. Александр Шумский – всех не перечислить, но это наш золотой фонд.
Но что пришлось пережить за эти двенадцать лет? Бесконечные угрозы, запугивания, анонимные звонки по телефону. Цикл изгоняли из 11 залов Москвы! Это прецедент! Но, милостью Божием, Цикл жив.
Кроме того, существует радиоверсия Цикла «Возвращение на Родину» на радио «Радонеж». Последней героиней радиоверсии была выдающаяся женщина – я перед ней как трава, или, скорее, даже какое-то существо, которое щиплет траву забвения у ее ног – Ольга Николаевна Четверикова. Какой мыслитель! Какая душа! Вместилище теплоты, не холодных знаний, но мощного редкого самостояния, которое без знаний невозможно. Героем предстоящей радиоверсии будет Александр Иванович Нотин – мыслитель, человек редкой судьбы, он сейчас возглавляет информационный портал «Переправа», это тоже, конечно, «утес», «человек-эпоха».
– Что для Вас значит название Цикла… «Возвращение на Родину»?
– В моем представлении в словосочетание «Возвращение на Родину» входят такие стратегические лейтмотивы, как, через приближение к Небесному Отечеству, возврат Отечества земного, той одной шестой части суши, которая нам завещана Богом. Воссоединение славянского мира, желание как можно чаще напоминать о том, что Москва – это еще далеко не вся Россия. Скажу откровенно: если бы у меня были попечители, я бы не приглашала московских и петербуржских, даже самых желанных, самых необходимых для меня героев, а приглашала бы только богатырей духа из России глубинной, сокрытой ныне от глаз, ушедшей на дно подобно Атлантиде или граду Китежу. Приглашала бы героев из Архангельска, Вологды, Армавира, Ставрополя, из-под Вятки. «Возвращение на Родину» – это моё слышание мира, моё отношение к миру, эпицентром которого для меня по-прежнему остается Россия, как бы она ни называлась, – Советский Союз, Российская Империя, как хотите, но только не Российская Федерация: такой страны для меня не существует и, конечно, я не признаю никаких ни «сенегальцев», ни СНГ. С одной стороны, я человек простодушный, а с другой стороны – бывалый пессимист. Оптимизм – это отсутствие информации. Хотя я наверняка знаю только то, что ничего не знаю, но, тем не менее, что-то я успела усвоить и от дедушки, и от тех мощных, сильных, светлых, чистых, гениальных людей, с которыми от самого раннего детства на протяжении всей моей жизни сводил меня милостивый Господь. Сколько я себя помню, я всегда была окружена самыми необыкновенными людьми.
– Пожалуйста, расскажите о них…
– Я надеюсь, что по прошествии времени многое станет ясным и, быть может, например, лет через 50 моё имя, а вернее дело, которым я занимаюсь, займет какое-то, хоть самое маленькое, место в отечественной культуре. И вот, если так воспринимать меня, как малую часть Русской культуры, то я скажу, что главными моими учителями всегда были Пушкин и Шаляпин.
Очень многое мне дала Полина Львовна Тронина, мой незабвенный учитель, которая была последним носителем именно русской вокальной школы, а не итальянской, которая сейчас насаждается, как идеал. Русская вокальная школа – это, прежде всего, молитвенное отношение к слову. Тронина училась у Преображенской, знаменитой певицы, носившей почетное звание «Солист Его Величества». Это звание носили всего несколько человек, и первым его получил Ф.И.Шаляпин.
Позволю себе лирическое отступление в прошлое, в блаженные годы моих университетов. Я предстала перед Полиной Львовной 16-летней девочкой, воспитанной на клиросе, с большим опытом пения в Церкви, причем всеми голосами: и басом, и тенором, и альтом, и дискантом. Она меня от себя просто не отпустила. И за годы, которые я провела в доме Полины Львовны, она сделала всё, чтобы не только не сломать меня, но, напротив, сохранить и приумножить данное Богом. Она мне дала главное – культуру, то, чего мне в то время сильно недоставало.
Я почти три года спала на огромном сундуке, том самом, на котором в свое время спал Сергей Александрович Есенин. Есенин был ближайшим другом моей учительницы, в начале 20-х годов Полина Львовна – лучшая камерная певица Москвы, а Сергей Александрович, так же, как и Владимир Владимирович Маяковский, часто выступал в Политехническом музее: именно там они и устраивали свои совместные музыкально-поэтические вечера. Есенин читал новые стихи, Полина Львовна пела, а потом они вместе шли к ней домой и до утра разговаривали. Надеюсь, что я хоть вас не удивлю тем, что, со слов Полины Львовны, она никогда не видела Сергея Александровича пьяным. У нее был крошечный штофик домашней вишневки, который она сама делала, и вот этот штофик они, увлеченные разговорами о России, потягивали до утра. А потом под утро он ложился на огромный сундук, который я, когда появилась в доме Полины Львовны, приняла за кровать.
Возвращаясь к Вашему вопросу о людях, повлиявших на мою судьбу… Конечно же, это Сергей Александрович Есенин, его круг, Анна Андреевна Ахматова – она была духовным чадом старца Николая Гурьянова, сохранилась обширная переписка, в которой он обращается к ней, как к монахине, видимо, она перед смертью приняла тайный постриг. Далее это обожаемая мною Мария Сергеевна Петровых, Михаил Юрьевич Лермонтов, Федор Иванович Тютчев – всё это было моё обетование. Заметьте, я говорю прежде о поэзии, а не о музыке. Для меня прежде всего – слово. Я всегда пела только монографии, как правило, поэтические. Монографии Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Чайковского, Гречанинова, Римского-Корсакова, бесконечно любимого мною Михаила Ивановича Глинки, который, увы, до сих пор в России «terra incognitа».
У меня огромное количество записей, около 40 русских и немецких монографий, каждая из которых является тем, что принято называть теперь чистым эксклюзивом. Никто, кроме меня, например, не пел монографию Шаляпина, но я об этом не знала. Когда я приехала с этой монографией в Англию, где Марфа Федоровна Шаляпина, его любимая и более всех на него похожая дочь, устроила в своем доме банкет в мою честь, то была глубоко потрясена, узнав, что никто ранее не пел монографии Шаляпина: ни гениальный Христов, ни Гяуров, – ни один бас мира, все они, так или иначе, включали произведения Федора Ивановича в свой репертуар, но не более.
– Существуют ли записи этих монографий, о которых Вы говорите?
– Записи есть, но ничего не издано. Кроме трех дисков в Париже и двух в Чехословакии у меня не издана даже монография Александра Сергеевича Пушкина. Нет денег, чтобы издать… А если каким-то непостижимым чудом эти деньги у меня появляются, то я сразу отдаю их в Цикл, потому что Цикл существует в долг. У меня нет ни попечителей, ни помощников, ни жертвователей… И продать мне, к сожалению, тоже нечего.
Но и другие люди оказывали на меня влияние, люди непосредственно моей эпохи. И это тоже россыпи бриллиантов на моем жизненном пути. Конечно, я не достойна ни одного из них, всё это милость Божия…
Более всего в жизни я люблю ученичество. То, что с самого детства было мне свойственно, и было самым пленительным. Но вот парадокс: нормальные люди с возрастом успевают нарастить какой-то защитный слой, а мой же истончился до такой степени, что факт моего существования уже почти недоказуем. Да, наверное, это уже в каком-то смысле не я… Но, быть может, единственное, что во мне осталось от того, что напоминает прежнюю Лину – это именно тяга к ученичеству! Именно поэтому всю жизнь я была окружена людьми много старше меня. У меня никогда не было опыта общения со сверстниками. Я вообще многого не понимаю, не знаю, многого не испытала… Но каждый человек, к которому я, как говорил Тимур Зульфикаров, «прилипала как бинт к ране», был именно тем человеком, у которого я могла чему-то научиться. Тимур Зульфикаров – это тоже особый человек в моей жизни, это душа, разорванная на два полушария мира, на две вселенные: вообразите, отец его перс, мать Людмила Владимировна Успенская родилась во Пскове, она автор уникального учебника русского языка. И вот в нем одном, в Тимуре оказалось возможным это невообразимое совмещение двух необъятных начал. Это потрясающий человек! Писатель, поэт, сценарист и настоящий философ, великие книги которого более известны, увы, за рубежом.
– Когда Вы говорите об ученичестве, то имеете в виду свое духовное возрастание?
– Невозможно оторвать любую профессиональную деятельность от духовной жизни. Все чудовищные крены, вся нынешняя разруха и бесхозяйственность, разорение страны и убийства людей, в конечном итоге, – следствие предательства и бездуховности. Начало гибели любого общества, любой страны, любой личности всегда, независимо от обстоятельств и от времени, происходит, прежде всего, из-за отступления от Бога. Поэтому даже у самого маленького человека, чем бы он ни занимался, плоды его деятельности неизбежно зависят от объема его личности, то есть духовного опыта. Этот опыт и заставляет человека развиваться дальше.
А отсутствие духовного опыта при совершенном владении ремеслом оставляет человека ремесленником навсегда. И никогда не сделает его профессионалом. Я решительно не понимаю людей, которые могут разделять эти понятия. Нельзя утверждать: он злой человек, бесчестный, зато – настоящий профессионал. Так не бывает.
…Конечно, огромное влияние на мою душу оказала Анастасия Ивановна Цветаева, с которой я имела счастье дружить последние годы ее жизни. Когда я уезжала на гастроли, она становилась перед огромным своим киотом и не менее получаса стоя молилась, чтобы меня никто не обидел, – ей почему-то казалось, что меня все обижают. В некотором смысле это так и было, так и есть. Я всегда была, как это теперь называется, «неформат».
Совершенно уникальные документальные шедевры Артаваза Пелешяна оказали на меня огромное влияние.
Работа с Сокуровым была значительным событием в моей жизни. Физически это было очень тяжело. Он арендовал на всю ночь уникальный зал питерской Певческой Капеллы. Это мой любимый зал! Именно в нем начиналась моя судьба. Это тот самый зал, который расположен в нескольких метрах от дивана, на котором умер убитый Пушкин. И вот всю ночь в Капелле я пела, а он писал. Видимо, он тоже как-то мистически ко мне относился, воспринимал меня как человека, который в любую секунду может умереть. Я рада, что в одном из лучших фильмов Александра Николаевича «Тихие страницы» звучит моя транскрипция Малера в сопровождении оркестра Мариинского театра.
Такое же восприятие было у последнего русского композитора Валерия Александровича Гаврилина, монографию которого я, конечно, тоже пела. И в эту монографию входило его завещание «Русская тетрадь», – вокальный цикл, равного которому мир не знает, ничего подобного нет даже у Свиридова. В монографии Гаврилина я пела все песни Офелии и «Военные письма», – абсолютно все. Так вот, Гаврилин однажды пришел послушать, как я пою Глинку, и одна моя знакомая встретила его в антракте со слезами на глазах; она подумала, что у него болит сердце, или еще что, предложила помочь, на что он ей ответил: «Если Лина будет так петь, то больше года она не проживет». И он был в какой-то степени прав. Я не могу сказать, что живу нормальной жизнью. Сегодня я… как петух с отрубленной головой: он какое-то время еще бежит…
Среди множества замечательных людей, дирижеров, органистов, не говоря о моем незаменимом аккомпаниаторе Женечке Талисмане (с которым мы стали последним камерным дуэтом России, на нас камерное творчество как-то закончилось), мне довелось общаться с такими выдающимися людьми, как София Асгатовна Губайдулина, Николай Николаевич Каретников, Владимир Иванович Федосеев, с очень многими замечательными музыкантами, артистами, в том числе с неповторимой Ией Сергеевной Саввиной и многими другими. Я имела счастье общения с выдающимся русским ученым, которая для меня, как для музыканта, воспринимающего мир звуками, олицетворяет последний голос великой русской культуры, – это супруга выдающегося русского философа-космиста, непревзойденного филолога Алексея Федоровича Лосева – почетный профессор московского университета Аза Алибековна Тахо-Годи. Своей душой, своей несокрушимой верой, своим громадным жизненным опытом (недавно ей исполнилось 90 лет) Аза Алибековна питает меня по сей день… И не только меня, разумеется. Если бы я была наделена такой уникальной памятью, какой обладает она, если бы в моей душе жил такой же свет, какой сияет в ее душе и в ее разуме, если бы я обладала такой необычайной способностью хранить своего внутреннего человека в состоянии постоянного трезвения и рассудительности, в коих пребывает ее душа, – сколько же я могла бы сделать доброго и необходимого для моей несчастной Родины! Аза Алибековна воистину последняя из могикан. Больше людей такого уровня нет.
А сколько удивительных батюшек и матушек Господь послал на моем пути! Сколько раз они мне не позволяли умереть от горя в прямом смысле этого слова! Конечно, все они – бесценные сокровища моей жизни. Все эти люди стали тем камнем основания, на котором, вопреки всему, вопреки всем видимым, материальным законам жизни был возведен храм моей души…
– Это прекрасно! Действительно, Библия называет нас храмом Господним, в котором пребывает Дух Святой: «…тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои. Ибо вы куплены дорогою ценою. Поэтому прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божии» (1 Кор. 6: 19-20). Бог желает, чтобы сердце каждого из нас было храмом, в котором пребывает Дух Святой. Однако мы не можем жить без Церкви. Особенно сейчас, во времена лихолетья и великой смуты на Руси. Церковь – нам единственная опора и спасительное упование.
– У меня нет того защитного слоя, который, с годами уплотняясь, уберегал бы меня от сыплющихся то и дело ударов. Храм – вот моя радость, поддержка и защита.
– Наблюдая за Вашим творчеством, можно сказать одно – Вы очень богобоязненный и совестливый человек. Вы не можете делать что-то плохо, всегда выкладываетесь из 100% на 100%.
– Если бы я работала на 100%, то это было бы на три с минусом, а чтобы дотянуть хотя бы до трех, нужно от себя требовать 140%. Меня дедушка учил: к смерти готовься, а поле засевай. Полина Львовна учила распеваться в 3,5 октавы, хотя за всю свою жизнь я не исполнила ни одного произведения, в котором мне пришлось бы использовать весь диапазон. Если распеваться, скажем, до симбикара, то очень тепло будет звучать соль наверху (а выше соль в контральтовом репертуаре не бывает). Словом, если распеваться только до соль, то эта нота прозвучит просто как нота, а для того, чтобы ноты стали музыкой, их нужно одухотворить. В них нужно влить свою кровь, свое сердце, свою судьбу, свое слышание мира. Распеваться нужно на две, на три, на четыре ноты дальше, иначе соль прозвучит просто как холодный, просольфеджированный звук.
Поэтому не только мое творчество, не только цикл «Возвращение на Родину», но вся моя жизнь прошла вот в таком режиме, – иного я не знаю, и поэтому со мной очень трудно, я часто хочу от людей почти того же, чего требую и от себя, не каждый это может выдержать.
И о совестливости. У меня один критерий: я пою только то, что не могу не петь, пою, когда чувствую, что именно я обязана это спеть. Я брала себе в единомышленники всегда только тех композиторов и тех поэтов, в мировоззрении которых я находила отклик собственным чувствам, мыслям, своему миропониманию.
– Преподобный Серафим Саровский пророчествовал: «Россия вновь станет великою страною и процветет аки крин небесный. Наследник последнего царя Николая Второго править будет во время возрождения России». Вы верите в воскрешение России?
– Россия никогда не умирала. Для меня Россия – это в высшем смысле даже не страна, а некое мистическое тело, которое можно сравнить разве что с телом Самой Матери-Церкви, врата ада которую не одолеют.
Последний вечер цикла «Возвращение на Родину» был посвящен октябрьским событиям 1993 года. Даже тогда, в кровавом 93-м, когда израильские снайперы с крыши американского посольства стреляли в горло русским мальчикам, в том числе, Александру Васильевичу Сидельникову, выдающемуся русскому режиссеру-документалисту, которому был посвящен киноэпиграф этого вечера, – даже тогда мы побеждали.
Я знаю, что почти 25-летний опыт горя притупил в русском человеке способность восприятия чего-то положительного, созидательного, внушающего надежду, веру, упование. И, тем не менее, я все же надеюсь на то, что Владимир Владимирович Путин усвоил опыт русской истории в период с 1939 по 1953 годы, что сумел для себя сделать определенные выводы. Если это действительно так и мы можем надеяться на смену курса власти, тогда все зависит только от нас. Поймите, если Путин получит поддержку народа, то несчастная, оплеванная, оболганная, униженная, попранная Россия снова станет непобедимой и великой.
– Как Вы считаете, что каждый из нас должен сделать, чтобы наша Родина обрела достойное ее будущее?
– Это самый важный вопрос, потому что начинать всегда, во всех обстоятельствах, нужно только с себя! Так, если бы каждая мать воспитывала своих детей в духе любви и служения своему Отечеству (как это, собственно, всегда и было в России), то она сделала бы для своей Родины неизмеримо больше, чем самые гениальные поэты, художники, писатели или композиторы. И второе: человек должен уметь самоорганизовываться, как этому учил незабвенный Вячеслав Михайлович Клыков. В наше время важно уметь не зависеть от среды! Напротив, – сам человек должен создавать среду вокруг себя! Потому и сказано у Святых Отцов, что чистому – все чисто, а грязному – все грязь.
– Если бы Вы вдруг стали министром культуры, какой первый указ бы издали?
– Я опущу 20 страниц на тему о том, что такой человек как я никогда не мог бы стать министром. Мне не разрешают даже преподавать, не то что… Я везде для всех – другая, иная. Но всё же, если предположить такой факт, то я бы вот что сделала: я бы узнала, на каком острове земного шара сохранились еще настоящие, а не игрушечные каннибалы, и с полной конфискацией имущества отправила бы туда Михаила Ефимовича Швыдкого. Это был бы мой первый указ. Второй указ: высшая мера наказания врачам, делающим аборты, и мужьям, позволяющим своим женам совершать это преступление. Раньше за подобное на 15 лет отлучали от Церкви. Сейчас этого делать нельзя: Церковь без нас проживет, а вот мы без нее погибнем. И третий указ – расстрел педерастам и извращенцам. Алексей Михайлович Тишайший, если находил раз в десять лет какого-нибудь приблудного с другой стороны, он его тут же сжигал на костре. Потому что понимал, что это такое и какова от этого может быть опасность государству… А еще я создала бы все условия для того, чтобы Дмитрий Харитонов, Владимир Чернов и Ольга Бузина пели и преподавали на Родине, а заведующая вокальной кафедрой Консерватории пригласила бы моего любимого певца Роберта Холла. Сегодня никто не умеет так петь по-русски.
– «Музыка есть видение преображенного мира благодатью Божией, Славой Божией, явленной Господом Иисусом Христом на Фаворской Горе», – писала выдающаяся пианистка Мария Юдина. Вот кредо глубоко верующего художника, который одновременно и философ, и поэт. Таково и Ваше творчество: оно в высшей мере духовно. Незабвенная Мария Сергеевна Петровых писала: «Я при жизни пережила такое забвение, что по смерти оно мне не грозит», а Анна Андреевна Ахматова говорила: «Познав совершенную славу и полное бесславие, я поняла, что в сущности это одно и то же…». Ваша жизнь посвящена Богу и людям. Судьба Ваша и прекрасна, и трагична. Вы и любимы, и нелюбимы на Родине. Вы всемирно известны и одновременно неизвестны. О Вас старательно замалчивают вот уже многие и многие годы. Где Лина Мкртчян, где поет, кому? Ведь она не может не петь. Жива ли она вообще? Помните, в комедии Островского «Без вины виноватые» Кручинина говорит известную фразу: «Сначала горе да слезы, лавры потом». В какой мере это можно сказать о Вас?
– Я не имела ни званий, ни регалий – ничего. У меня в жизни никогда не было даже трудовой книжки. У меня никогда не будет пенсии. Я обречена на бедственное существование. Я нигде не получала и не получаю никакого жалования. Я бедствую. Но у меня есть Пушкинская премия! Что это такое? В моём представлении без воли самого Александра Сергеевича это чудо никак не могло произойти. Да, было время, когда после вечеров я давала сводные мастер-классы (для студентов консерваторий и для певчих церковных хоров), это было очень интересно и, конечно, в этом смысле я могла бы оказаться полезной. Но представьте себе, как это может быть при сегодняшних обстоятельствах, при сегодняшней программе обучения в музыкальных заведениях? Это невозможно! Во всех классах будут говорить одно, а я в своем – совершенно другое. И что? Ну, может быть, месяц я так продержусь, а потом или уволят, или еще что-нибудь. Да меня и не примут никуда. Вот если бы я жила при государе-батюшке Николае Александровиче, который был покровителем культуры, русского искусства и у которого, кстати, граф Шереметев отвечал за так называемое «пушкинское дело» (он отдельно занимался Пушкиным, выкупал все его архивы, парижские рукописи). А Александра Федоровна до 1916 года вела пушкинский дневник. Разве не чудо? Это же поразительное явление! Она справедливо считала, что только зная Пушкина, можно понять душу русского человека.
Да, в моей жизни не было «лавров». Череда бесконечных смертей, больниц, предательств. Тысячу раз меня убивали Архиповы, Швыдкие с Лужковыми, но самые тяжелые удары были всегда от своих, от братьев-патриотов. Почему я почти жива? Потому что милостию Божиею, каким-то непостижимым чудом, я сумела сохранить любовь.
Моя бабушка всю войну была донором. Я привыкла относиться к людям вне зависимости от того, как они относятся ко мне. И очень многие люди, которых я обожаю, за которых я умереть могу, – меня просто ненавидят, на дух не переносят. Ну и что? А я служу им, как могу (о чем они даже и не знают). Я стараюсь быть похожей на бабушку, ведь это тоже в какой-то степени «донорство». А раз сохранилась любовь, так кто знает, может, за то короткое время, что мне осталось, я еще успею сделать что-то для своей Родины, которую я никогда не покидала, что бы мне не предлагали, а предлагали огромные контракты, по условиям которых я не имела права пять лет петь в России. Для меня это, конечно же, было невозможно!
– Нет пророка в своем отечестве…
– Воистину прав был Пушкин, «они любить умеют только мертвых».
Нет, знаете, я очень счастливый человек! У меня есть моя святая Родина, мои незабвенные гробы, есть люди, которых я бесконечно люблю. Есть самое великое в мире – моя родная русская культура, к которой меня, быть может, когда-нибудь сочтут причастной. И есть, наконец, клочок неба над моим Храмом и надеюсь, хоть этот клочок неба у меня никто не отнимет.
+ + +
Ах, люди-люди! Как мы расточительны! Известный культуролог А.Тер-Гворкян в одной из своих публикаций о Елене Владимировне вспоминал некоего болгарского певца, совершенно ошеломленного, растерянного после ее концерта, который только твердил: «Что вы делаете? Почему ее не знают, почему она не гремит по всему миру? Да у нее же три горла, а не одно; она же вся золотая – с ног до головы!».
Воистину – средь бела дня убийство очередного гения! О, как мы расточительны на гениев! А ведь она еще живая… Убитая живая!
Да, всё та же трагедия, всё та же роковая сцена… Всё то же пушкинское бессмертное: «народ безмолвствует». Доколе, Боже? Доколе?
