Роль вертолётов в современной войне

Роль вертолётов в современной войне

 Александр Горбенко 

 В продолжение разговора о роли вертолётов в современной войне хотелось бы сказать о тактике применения вертолётов и способам борьбы с ними. Тем более, что давно собирался написать об аэромобильных  и воздушно-штурмовых подразделениях.

Сначала о транспортной функции вертолётов. Её просто невозможно заменить никакими другими средствами. Авиационный десант требует длительной подготовки, возможен не на любом ландшафте, не имеет скрытности и вообще невозможен в условиях сильного противодействия ПВО. А потому основная нагрузка по переброске подразделений на значительные расстояния и снабжению подразделений, находящихся на удалении от основных сил ложится на вертолёты.

Отдельно следует сказать об опыте, полученном нами в Афганистане. Там вертолётами шло снабжение оторванных друг от друга опорных пунктов и баз 40-й армии, осуществлялась как переброска групп СпН, так и масштабные десантные операции. Вертолётными десантами обеспечивалось оперативное размещение гарнизонов в удалённых местах, на важных дорогах и узловых пунктах. Для обустройства позиций вертолётами завозилось всё, вплоть до стройматериалов. 2 января 1980 года силами крупного вертолетного десанта был взят под контроль Кандагар. В Панджшерской операции, в мае-июне 1982 года, были высажены тактические десанты – 20 советских и афганских батальонов общим числом 4200 человек для захвата господствующих высот. Высадку и снабжение осуществляли более сотни вертолетов. Операция «Пустыня» в июле 1985 года сопровождалась высадкой в горах 7000 человек. «Плотина» осенью того же года: Кунарское ущелье на протяжении 170 км блокировал десант из более чем 12000 бойцов. В ноябрьской операции под Кандагаром вертолеты выполнили за две недели 508 вылетов, высаживая и обеспечивая десантников на 19 площадках.

Также невозможной без вертолетов была бы работа спецназа. Восемь отрядов (батальонов) СпН действовали отдельно, но были организационно сведены в две бригады (15-ю и 22-ю). Им были приданы две отдельные вертолётные эскадрильи (205-я и 239-я овэ). Спецназ при планировании операций пользовался данными разведки, радиоперехвата и агентурными данными. Это позволяло действовать против передвигающихся банд и караванов с оружием на упреждение, используя засадную тактику. А вертолеты обеспечивали скрытность и внезапность выдвижения в назначенный район. Другим эффективным видом боевых действий были поисково-ударные действия вертолетов с досмотровыми группами на борту. Патрулируя окрестности и приграничные районы, вертолеты вели поиск вооруженных отрядов и пресекали пути караванов. При этом воздушное обнаружение противника позволяло его уничтожить либо с воздуха, либо силами высаженной группы десанта, поддерживаемой с вертолётов. Подобная же тактика применялась специально созданными в 82-м году десантно-штурмовыми маневренными группами погранвойск (ДШМГ), имевшими сходные задачи.

Немного отвлекаясь от темы, скажу, что основная нагрузка легла в ходе войны как раз на аэромобильные (как теперь их называют) подразделения, поскольку действовать против разрозненных иррегулярных сил приходилось в основном небольшими же силами. А крупным подразделениям полного состава просто негде было развернуться, и они выполняли в основном функции по контролю территорий самой своей дислокацией в важных районах, то есть функции обороны. К активным действиям (за исключением крупных операций) привлекались небольшие бронеманевренные подразделения или пешие группы, десантируемые с вертолётов. Последние имели большую оперативность применения и возможность «не оповещать» противника о своем перемещении, то есть неожиданность.

Но вернёмся к самим вертолётам. Играя ключевую роль в снабжении войск, они могли иметь местами базирования асфальтированные полосы, насыпные «пятачки» щебенки или наскоро уложенные металлические настилы, что позволяло их использовать «на подхвате» даже в интересах небольших подразделений, удалённых от основных группировок. Поддержка войск и собственная защита потребовала оснащения даже транспортных машин дополнительным бронированием и вооружением, что сделало их транспортно-боевыми единицами. Подчас вертолёты являлись единственным средством огневой поддержки, к тому же доступным весьма оперативно. Группы СпН имели связь не только с центром боевого управления, который координировал поддержку дежурными звеньями, но и непосредственно с вертолётами, чтобы иметь возможность выдать курс захода на цель, исходя из быстро меняющейся обстановки.

Активное противодействие со стороны душманов привело к изменению тактики применения. Работа с малых высот, оставляла противнику минимум времени на изготовку и прицеливание как из стрелково-пушечного оружия, так и из ПЗРК (ГСН «Ред Ай» и «Стингеров» вообще захватывает цель на высотах не ниже 30 м). Стал применяться противозенитный маневр и резкий уход на практический потолок, где вертолёт оказывался вне досягаемости стрелково-пулемётного огня. Применялась тактика наведения, когда обнаруженная цель не атаковалась с ходу, а по замеченным ориентирам атаковала вторая волна или дежурная группа вертолётов. При патрулировании пару Ми-8 с досмотровой группой обычно сопровождало на некотором удалении звено Ми-24, чтобы в случае сильного сопротивления оказать огневую поддержку. Групповая атака совершалась замкнутым кругом («вертушкой»): заходя на цель с пикирования, вертолёты прикрывали друг друга при выходе, следующий за первым вертолёт открывал огонь, едва впереди идущий отворачивал в сторону. Этим достигалась непрерывность огневого воздействия и безопасность выходящей из атаки машины от огня вслед. Реже практиковали удар с плоского круга, взяв цель в кольцо и ведя огонь с бортов, поскольку так использовалось только стрелковое оружие и машины подставлялись под ответный огонь. Иногда единичные цели атаковались и по фронту, уступом с ведущей машиной. В узких ущельях и межгорьях атаковали один за другим, с минимальными разрывами, выходя из атаки на минимальной высоте, или наоборот, с резким набором, если курс ухода был небезопасен. Но  никакого зависания на виду у активного противника:  в движении на малой высоте вертолёт – непростая цель, а неподвижный –  хорошая.

Этот опыт теснейшего взаимодействия сухопутных подразделений, транспортно-боевых и боевых вертолётов, когда возможности наземной и воздушной составных частей, по сути, единой группировки удачно дополнялись и умножались – бесценен! Он не привёл к структурным изменениям и созданию отдельных крупных аэромобильных подразделений, получивших распространение по всему миру. Критики часто говорят об уязвимости вертолёта от современных средств ПВО и о том, что опыт подобных подразделений применялся после Вьетнама только в локальных конфликтах против технически отсталого противника. Здесь придётся рассмотреть концепции применения вертолётов в боевых действиях большой интенсивности и противниками имеющими современное оснащение. Это тем более важно, что насыщенность современными вооружениями является практически повсеместной.

Ещё раз обозначу преимущества, которые имеет вертолётная техника. Она имеет короткую реакцию в применении и не привязана к аэродромному базированию. Транспортная функция увеличивает интенсивность боевых действий, поскольку позволяет быстро перемещать подразделения и оперативно их снабжать на удалении. А возможность манёвра войсками всегда даёт преимущество в виде опережения действий противника. Быстрая переброска подразделений в необходимый район, даёт неожиданность, позволяет застать противника врасплох, на марше, на невыгодной позиции, неготовым к обороне, при смене позиций, с неприкрытого направления; нарушить или пресечь снабжение, сковать действия и перемещение, ограничить в маневре; нанести удар по тыловой инфраструктуре, узлам связи, снабжения и управления. В огневой поддержке сочетает мощь вооружения и быстроту применения. При этом небольшая скорость позволяет оказывать непосредственную поддержку ведущим боевые действия войскам. Всё это позволяет всегда вести наступательные действия и действия на опережение, то есть иметь инициативу. Правда у вертолётов есть существенное ограничение в виде относительной уязвимости.

Первыми опыт широкомасштабного применения вертолётов в боевых действиях получили во Вьетнаме американцы. Там они уточняли, а в некоторых случаях разрабатывали заново организационную структуру армейской авиации и аэромобильных войск и принципы их боевого использования. Опыт был сходным с нашим, афганским, поскольку сходными были действия противника. Однако  главным противником был Советский Союз, и концепция применения вертолётов адаптировалась к столкновениям с Советской Армией. Главной головной болью были наши танковые войска, которые были способны сломать или обойти любые оборонительные позиции, особенно на европейском театре военных действий. К тому же Советский Союз обладал совершенными средствами ПВО и передовой авиацией, которые могли эффективно защитить сухопутные войска от воздушных ударов. К слову, американцы не так интенсивно развивали свои средства ПВО, именно потому, что возлагали эту задачу в основном на авиацию. И главной функцией боевых вертолётов стала борьба с танками. Здесь вертолёт имел преимущество перед тактической авиацией. Это скрытность и простота базирования, возможности управляемого ракетного вооружения, скрытность перемещения, используя малую высоту и рельеф местности, а так же сложность обнаружения зависшего вертолёта имевшимися тогда радиолокационными средствами. Поэтому первый в мире боевой вертолёт AH-1 «Cobra» имел малые размеры, узкую фронтальную проекцию и малую шумность. Его использование во Вьетнаме было лишь адаптировано к несвойственной задаче. Наш первый боевой вертолёт – Ми-24 изначально задумывался как средство поддержки мотострелков, уступавших танковым частям по огневой мощи, поэтому он имеет десантную кабину, бронирование и превосходные лётно-технические характеристики, что не позволило сделать его в малом размере и весе. То есть американский подход к боевой живучести заключался в тихом и незаметном подкрадывании и отходе, а наш, в маневре и защите от поражения броней.

Но проверка верности подхода боем всё не случалась (кроме серии конфликтов третьих стран, использовавших американскую и нашу технику) а совершенствование шло. Неприятным сюрпризом для американцев стало появление ЗСУ-23-4 «Шилка». Эта зенитно-пушечная самоходная установка должна была защищать колонны войск и техники. Эффективность была повышена за счёт обнаружения целей с помощью РЛС и автоматизации наведения, что позволило резко повысить точность и в разы сократить время реакции. Свою эффективность она показала на Ближнем Востоке. Ответом американцев стало продолжение традиционного для них подхода. Новый вертолёт получил на вооружение ракеты большей дальности, позволявшие не входить в зону поражения, и усовершенствованные системы обнаружения и управления оружием, также увеличившие дальность применения оружия и позволившие действовать ночью, чтобы избежать визуального обнаружения. Им и стал AH-64 «Apache», поныне составляющий основу ударной армейской авиации США.

Здесь следует немного остановиться на основах применения вертолётов в американской армии. Кроме аналогичного нашему опыта боевых действий против иррегулярных соединений, американцы в принципе вынуждены строить применение войск на значительном удалении от собственной территории. А потому вся стратегия и тактика войск носит наступательный характер. Насыщение войск армейской авиацией, призвано получить маневренное преимущество и ликвидировать несоответствие между огневой мощью и мобильностью, которые как известно, имеют противоречие. А американские войска обязаны быть мобильны не только в пределах тактической зоны ответственности, но и на самом широком театре военных действий, которым, в известной степени, является весь земной шар.

Мы создавали новый облик аэромобильных войск – ВДВ, совсем для других задач. Тяжелое вооружение приближало их по огневой мощи к мотострелковым войскам, позволяло противостоять мощным силам противника в отрыве от основных сил своей армии. Дивизионный состав с полным вооружением должен был высаживаться парашютным способом глубоко в тылу противника, захватывая плацдармы и разрушая оборонительные позиции изнутри, глубокими рейдами перерезая коммуникации, наводя хаос в тыловой зоне, связывая боем вторые и третьи эшелоны обороны, позволяя основным силам как можно быстрее продвигаться вперёд – к Ла-Маншу. Здесь вертолётам места не было. Они были бы слишком уязвимы в отрыве от основных сил. А транспортная функция сводилась на нет тяжестью вооружения ВДВ. Лишь отдельные подразделения (десантно-штурмовые) могли действовать с вертолётов, но, в этом случае без тяжелой техники. И в результате, десантники использовались в Афганистане как обычные мотострелковые подразделения, конечно с поправкой на качество подготовки. Их даже пересадили на БМП, имевшую лучшую защиту, чем более лёгкие боевые машины десанта. Большой войны, для которой создавались ВДВ, к счастью не было.

У американцев также имеется одна дивизия, которая может полностью десантироваться парашютным способом. Это 82-я ВДД – единственное воздушно-десантное соединение, отвечающее за вторжение корпуса. Задачи сходные, но несколько меньшего масштаба, да и тяжелого вооружения почти не имеет – по сути, это подразделение лёгкой пехоты. Однако, оснащение вертолётами (132 штуки) позволяет ей действовать и как прочие аэромобильные подразделения армии США. Другое дело – насыщенность вертолётами почти всех крупных подразделений. Она позволяет создавать аэромобильные тактические группы практически в любом составе группировки войск. При этом подчинена армейская авиация (то есть вертолёты) непосредственно войскам. Надо сказать, что у американцев вообще не так много бригад постоянного состава. Есть «пустые» штабы бригад в составе дивизий и командований, а наполняются бригады самостоятельными в административно-тактическом отношении батальонами под конкретную задачу, в том числе и под воздушно-штурмовые операции с привлечением транспортных и боевых вертолётов. Система довольно гибкая и позволяет использовать для обеспечения «тяжелых» ударных групп, более лёгких аэромобильных на широком пространстве.

У нас также имелись отдельные десантно-штурмовые бригады (ДШБр) в составе каждого военного округа, с подчинением им эскадрилий транспортных вертолётов. И также для обеспечения гибкости и решения тактических задач. Но в целом армейская авиация входила в состав ВВС, вместе с истребительными и истребительно-бомбардировочными частями. При этом взаимодействие сухопутных подразделений с вертолётами происходило через вышестоящие органы управления. А афганский опыт, когда армейская авиация взаимодействовала с пехотными подразделениями на уровне командира роты-батальона, а в подразделениях армейского спецназа на уровне командира группы, был забыт. И если в Афганистане по запросу командира роты или батальона вертолеты могли появиться над полем боя по истечению нескольких десятков минут, то уже на Кавказе, после прохождения запроса через соответствующие инстанции, на это уходило несколько часов. Согласитесь, что при наличии у общевойскового командира своей армейской авиации наладить с ней взаимодействие и обучить подчиненных работе с вертолётами (наводить на цель, прикрывать их действия с земли) гораздо проще.

Но вернёмся к развитию самой техники. Чтобы ещё уменьшить уязвимость боевых и транспортных вертолётов в боевых действиях против сильного противника, была существенно улучшена разведывательная часть армейской авиации. Лёгкие вертолёты разведки с возможностью визуального наблюдения за полем боя, были заменены на разведывательно-боевые OH-58D «Kiowa Warrior», оснащенные средствами радиоразведки и оптико-электронной станцией разведки над втулкой несущего винта. Вертолет должен вести разведку, укрываясь за предметами на местности (дома, деревья, холмы), выставляя над ними лишь блок датчиков, и летать в режиме огибания рельефа на минимальной (до 15 м) высоте. При наведении ударных «Апачей», задачей «Кайов» кроме обнаружения целей, была подсветка их лазерным целеуказателем с большого расстояния. Это позволило применять новые ракеты «Хелфаер» (с дальностью пуска до 10 км.) не только издалека, но и с минимальным временем нахождения в зоне видимости противника. По оценке наших специалистов, это время могло составлять всего 25-50 секунд. «Апачи», конечно, могли и самостоятельно находить цели и наводить ракеты, но в этом случае время увеличивалось на необходимое пилоту для идентификации и прицеливания. Скажем в Ираке, на вертолёты армейской авиации легла основная работа по нахождению и «отстрелу» именно средств ПВО, прикрывавших войска. Работали ударные группы в основном ночью, подкрадываясь на малой высоте. В общем, эта тактика себя оправдала, чего нельзя сказать о функции поддержки войск на поле боя. Здесь «Апачи» понесли серьёзные потери. Вертолётам приходилось долго оставаться в зоне поражения, выискивая и обстреливая не слишком контрастные цели. И куда лучше себя показали вертолёты корпуса морской пехоты (КМП) – уже устаревшие «Кобры». КМП внимательно изучил советский опыт в Афганистане. К тому же морпехи не могли полагаться на «навороченные» средства разведки/управления оружием – бортовой комплекс «Кобр» сильно уступал «Апачам». А КМП требовалась именно поддержка на поле боя. В результате ставку сделали на взаимодействие с пехотой, причем разведку и целеуказание осуществляли передовые наблюдатели и БПЛА. Вертолёты подходили к цели на малой и сверхмалой высоте и на большой скорости. И только в районе атаки слегка набирали высоту, а отстрелявшись сразу уходили. При этом режим зависания не применялся вовсе и был запрещен во время атаки, во время которой следовало сделать несколько боевых заходов (желательно двумя-тремя волнами атакующих вертолётов или первой волной, уходящей на повторный заход на малой высоте для атаки с другого направления). В результате, несмотря на преимущественное использование днём, боевые потери «Кобр» оказались незначительными. Здесь советский опыт доказал своё преимущество. Транспортные вертолёты отработали хорошо, перебрасывая иногда крупные десанты, лишавшие иракские войска манёвра. Здесь разведка маршрутов подхода и мест высадки оказалась весьма кстати.

У нас новая американская тактика применения вертолётов не осталась незамеченной. На смену «Шилкам» пришла «Тунгуска» с расширенной до 8 км. зоной поражения и ещё большей автоматизацией, сократившей время реакции. В вертолётной технике появились Ми-28 и Ка-50/52, продолжавшие отечественный принцип высокой защищённости и маневренного боевого использования. Плюс к этому были серьёзно улучшено вооружение и бортовые комплексы, позволившие подобно «Апачам» действовать с большего расстояния. В камовской версии вертолётного комплекса планировалось применение американской идеи с отдельным вертолётом наведения совместно с ударными. Но она не получила развития – более перспективным будет развитие средств интеграции на поле боя разных компонентов, которое позволит теснее взаимодействовать с войсками и в качестве средств разведки использовать беспилотники и общие сведения о противнике, и оперативно получать целеуказание от подразделений находящихся на земле. Здесь снова можно говорить об осмыслении афганского опыта, остававшегося долгое время невостребованным. К преимуществам отечественных вертолётов следует прибавить относительную слабость западных средств ПВО поля боя – она строится на ПЗРК и комплексах на их основе, а отечественные вертолёты имеют станции оптико-электронного подавления, эффективно противодействующие инфракрасному наведению этих ракет. Ставку на авиационную защиту от вертолётов компенсирует наше преимущество в ПВО, а моделирование «дуэльных» ситуаций с «Апачами» показало, что высокозащищённые маневренные вертолёты имеют преимущество перед слабо защищёнными «крадущимися».

Ещё надо отметить, что пришло понимание необходимости возвращения армейской авиации непосредственно в войска. Пока идёт давно назревшее разделение воздушно-десантных сил по принципу применения и видам проводимых операций с учётом реальных ТВД. Воздушно-штурмовым подразделениям будет возвращена армейская авиация, воздушно-десантным – военно-транспортная. То же самое ждёт и остальные сухопутные войска, когда произойдёт насыщение их современной вертолётной техникой и средствами управления и связи.