Революции ещё не было. Почему элиты не способны организовать выход из кризиса
Я уже много раз возвращаюсь к этой теме, однако она, выражаясь словами одного из основоположников марксизма-ленинизма, «неисчерпаема, как атом», поскольку общее количество глупостей, которые делают сегодня представители элит, явно превосходит все мыслимые и немыслимые пределы, – однако они не останавливаются. Более того, даже понимание того, что нужно радикально менять идеологию, не приводит ни к каким результатам, всё продолжает оставаться по-прежнему – то есть, конструкция власти продолжает расшатываться. Почему же так происходит?
Мне кажется, дело в том, что если элита существует в более или менее стабильных условиях на протяжении жизни одного поколения (условно – 20 лет), то внутренние институциональные связи настолько усиливаются, что преодоление их естественным путём становится невозможным. Ну, давайте посмотрим на сегодняшнюю Россию. В ней есть масса групп влияния, связанных с регионами, отраслями, крупными имущественными комплексами, бюджетными потоками, министерствами. Эти группы на протяжении всего этого времени создавали колоссальный комплекс официальных и неофициальных правил и документов, которыми защищали свои позиции и легитимизировали свой статус. При этом неофициальные правила включают в себя браки детей, совместные инвестиционные проекты, соседские отношения, и так далее, и тому подобное.
При этом большая часть лиц, вовлечённых в эти отношения (например тех, кто управляет личным имуществом чиновников), вообще ничего не понимает о кризисе. В лучшем случае они видят, что доход от имущества падает, и это требует от них большей активности, в том числе с использованием административного положения «патрона», поскольку иначе можно и потерять «хлебное» место. Что касается тех, кто что-то понимает, то они находятся в уже крайне «сбалансированной» системе отношений, в которой от них зависит далеко не всё и, главное, в которой конкретные рычаги управления находятся не у них, а у каких-то конкретных исполнителей.
Я хорошо помню, как в бытность начальником департамента в Министерстве экономики «пробивал» важные бумаги. Приходилось лично ездить по министерствам, договариваться с исполнителями, иногда хитростью подписывать эти бумаги не у курирующих замминистров, иногда – выводить их непосредственно на уровень министров. А ведь был ещё аппарат правительства, где тоже нужно было «шустрить». При этом проблемы были и внутри министерства, и тут тоже нужно было знать, кто, как и почему. Уже на уровне заместителя министра такая возможность практически теряется, для министров она практически исключена. А ведь у нас сегодня министр чисто исполнительная фигура, думать ему не положено – достаточно посмотреть на персоналии. А значит, те, кто думает, вообще не может пробить сквозь бюрократические препоны хоть что-то, что противоречит общебюрократическим интересам.
В этом смысле очень показателен опыт Экономического управления Президента 1997 – начала 1998 гг. Нам (в последний раз, отметим) удалось собрать в администрации президента более или менее цельный «образ» правительства – то есть описать, что, как и почему оно делает. Как с точки зрения стратегических задач, так и по отдельным вопросам. И мы тут же стали объектом невероятно сильной атаки – не потому что мы мешали (не так уж сильно мешали, за всё время работы отменить удалось не больше пары десятков проектов правительственных решений, причём наиболее вредные из них всё равно правительству удавалось протащить), а просто потому, что эта картина была не согласована.
На основании этой картины президент Ельцин много раз пытался как-то изменить цели действия правительства, например, разработать и принять промышленную программу и программу структурной перестройки экономики, однако его просто цинично игнорировали (см., например). Но Ельцин, в конце концов, правительство снял, правда, оставив, по большей части, на месте персоналии, так что принципиальных изменений не произошло.
Отметим, кстати, замечательную ситуацию с промышленной и структурными программами – современная российская элита, прежде всего бюрократическая, категорически отказывается выполнять эту работу, как и 15 лет назад. И это не случайность. Все финансовые потоки уже давно распределены и поделены. Делить их заново – это сложно и нарушает привычный ритм жизни. Если президент что-то хочет – пусть найдёт новые деньги, докажет, что они не взяты у кого-то из действующих кланов, а потом пусть поручает кому что хочет. Полномочий перераспределять «чужие» деньги у него нет.
И понятно, почему такого права нет ни у кого – потому что это стимулирует внутриэлитные войны, которые резко уменьшают устойчивость элиты как таковой, ставя её под серьезную угрозу. И не так уж важно, что эта угроза уже на носу, поскольку она всё равно наступит не сегодня, а, может быть, и не завтра, а перераспределение будет уже сегодня. И по этой причине разрешить его кому бы то ни было “самодеятпльность” нельзя категорически.
Именно по этой причине многие в российской элите так не хотели возвращения Путина. Ключевую роль, скорее всего, сыграла тут «семейная» группа, поскольку именно она в конце 90-х – начале 2000-х годов договорилась с основными представителями российской элиты о том, чтобы решать все проблемы полюбовно. Но лидеры этой группы в экономике не очень разбираются, плотно ориентированы на либеральные модели и по этой причине, скорее всего, считают, что ситуация, конечно, будет ухудшаться, но не критически.
У Путина, скорее всего, мнение другое — он, как я уже не раз писал, скорее всего, понимает, что элиту придется основательно «чистить» (по абсолютно объективным причинам), и это свое понимание он транслирует всем, в том числе и «семейной» группе, которая понимает, что у неё есть серьёзный шанс под эту чистку попасть. И чем сильнее она интригует против Путина, тем больше этот шанс, и тем сильнее она интригует.
Чем дело закончится, нам, в общем, не очень интересно, но просто это очень типовое развитие ситуации для любой элиты. Только на Западе таких групп не одна и не две, а десятки, если не сотни. И по мере развития кризиса такие внутриэлитные разборки только усиливаются, другое дело, что у них, в отличие от нас, они практически не попадают в СМИ. И понятно, что в такой ситуации делать какие-то реформы путём консенсуса просто невозможно, поскольку любые реформы усиливают одних и ослабляют других – и последние вставляют им в колеса все возможные палки.
А до появления жёсткого диктатора, который может систему сломать, ещё очень далеко. Мало того, что современная бюрократическая система жёстко ограничивает карьерное движение «сильных» людей (я это хорошо вижу по тому, как двигаются те, кого я знал по временам работы на госслужбе, все сколько-нибудь толковые люди системой отторгаются, а карьеру делают туповатые приспособленцы и беспринципные циники), так ещё и нет более или менее внятного «образа будущего».
Мы все смотрим, может ли из Путина вырасти Наполеон, Борис Годунов или Сталин, но ведь у последних была программа действий, которую они и реализовывали. При этом и тот, и другой, и третий пришли к власти после революции, а у нас её ещё не было. И в этом смысле главный вопрос – а что, собственно, Путин должен сегодня делать? Чистить элиту под размер сокращающегося «пирога»? Да, конечно, он это будет делать в меру своего понимания. А дальше?
Собственно, в этом и есть главная проблема. Правда, пока, в окружении Путина нет практически ни одного человека, который мог бы её даже поставить – но вот тут-то мы и посмотрим. Если такие люди появятся – перспективы у Путина будут. Если нет – то нет. Кстати, это проблема не только Путина, но и всего мира. Я уже говорил, что мы сегодня в этом смысле типовой пример – там тоже во власти нет людей, у которых есть образ будущего. И существование Запада точно так же зависит от того, сможет ли он таких людей найти и ввести в элиту. А если нет – то уже через несколько десятилетий мир будет совсем другим.
Опубликовано: worldcrisis.ru