Путешествие в джаз
Андрей Макаревич рассказал о своем новом музыкальном проекте
Имя Андрея Макаревича – известного рок-н-рольщика, бессменного лидера “Машины времени” – в последнее время все чаще всплывает в связи с джазовой музыкой. Уже несколько лет он выступает со своим “Оркестром креольского танго”, а относительно недавно у музыканта появился еще один музыкальный проект – “Джазовые трансформации”. Что значит для Макаревича джаз и как эта музыка связана с другими его увлечениями – об этом он рассказал в преддверии концерта в Москве, который состоится 17 марта.
Андрей Вадимович, вы говорили, что долгие годы считали, что джаз находится на какой-то недостижимой для вас музыкальной ступени и что только недавно вы начали пробовать себя в этом жанре. Не жалеете, что не решились на этот шаг раньше?
Андрей Макаревич: Как джазовый музыкант я сейчас только работаю над собой. Эта музыка мне нравилась с детства, потому что она у нас в доме звучала все время, ее очень любил мой отец. Он восхищался Гленном Миллером – как, собственно, все представители того поколения, которые прошли войну и узнали настоящий джаз из так называемых “трофейных” фильмов (хотя непонятно, почему их называли “трофейными” – они ведь были американскими, то есть союзническими). Но в тот момент, когда мне следовало бы уже начать джазом заниматься, появился рок-н-ролл, который мне совершенно снес башку, и я погрузился в него – в битлов, в роллингов… “Вынырнул” я из рок-н-ролла сравнительно недавно и понял, что в плане джаза очень много времени упустил. Сейчас стараюсь задним числом как-то это наверстывать. Доказательством тому – наши “Джазовые трансформации”. И слава богу, мне очень повезло с командой, потому что со мной играют просто фантастические музыканты!
Есть такое расхожее высказывание: джаз сначала был музыкой для бедных, затем – музыкой для богатых, но он всегда оставался музыкой для умных. Вы с этим согласны? Как вы считаете, почему джаз считается “музыкой не для всех”?
Макаревич: Элитарность джаза – это временное явление. В 30-е и 40-е годы прошлого века джаз не был элитарным – он заменял популярную музыку, под него танцевали… “Музыкой не для всех” он стал позже, когда появился рок-н-ролл – как нечто более агрессивное и примитивное. А может, рок-н-ролл и вытеснил его как раз потому, что в джазе начали появляться направления, более сложные для восприятия – своего рода джаз для музыкантов. Но сейчас я вижу, как к джазу стремительно возвращается популярность, и я страшно этому рад. Десять лет назад, когда мы создавали “Оркестр креольского танго”, я предчувствовал, что это произойдет, что джаз вернется, и, можно сказать, что мы немножко опередили время – это замечательно.
Джаз удивителен тем, что это самый свободный жанр в искусстве. Если ты им владеешь – ты владеешь интернациональным языком. Я всегда завидовал джазовым музыкантам, которые, приехав из разных стран, могут выйти на сцену и сразу заиграть вместе. Им необязательно знать языки друг друга – они и так посредством музыкальной импровизации говорят между собой, и мы можем наслаждаться этим разговором. Кстати, “Джазовые трансформации” тоже были задуманы как джемовый проект – в нем постоянно участвуют какие-то новые музыканты. Когда импровизация – обязательный элемент, тогда это интересно. Так что джаз – это не только история, это музыка, которая все время развивается.
Недавно вы выступили в штаб-квартире Русского географического общества с программой “Джазовые трансформации”. Почему вы выбрали именно эту площадку для своего концерта в Санкт-Петербурге?
Макаревич: Во-первых, я с безмерным уважением отношусь к Русскому географическому обществу. Я впервые оказался в здании Штаб-квартиры РГО и был совершенно потрясен его сохранностью. Здесь чувствуется дух этой организации, которая была создана еще в XIX веке. Я даже по-хорошему завидую Петербургу – у нас в Москве такого нет. И для меня было бы большой честью когда-нибудь стать членом этого общества. А во-вторых, мне кажется, между джазом и географией есть какая-то связь. Джаз – это музыка для тех, кто, как минимум, наделен хорошим вкусом, а у настоящего путешественника не может не быть хорошего вкуса. И потом, джаз – это всегда путешествие в неведомое, потому что он предполагает импровизацию – как бы она ни была хорошо подготовлена. Так и с путешествиями – к ним можно долго готовиться, но в любой поездке, в любом походе может возникнуть неожиданная, незапланированная ситуация.
Андрей Вадимович, а какое путешествие вам запомнилось больше всего?
Макаревич: Трудно выбрать самую интересную поездку. Сейчас ведь очень быстро все меняется, и земной шар обживается со страшной скоростью. Мне вот посчастливилось побывать на острове Пасхи еще с Туром Хейердалом и с Юрием Сенкевичем. Тогда это место было примерно в таком состоянии, в котором Хейердал его осваивал за 50 лет до этого: не было никаких гостиниц, только фанерный барак для археологов и одно такси на весь остров. И было там 800 человек населения – на 1200 статуй. Это все производило тогда сумасшедшее впечатление! А сегодня это уже вполне туристическая “поляна”. Поэтому сейчас я туда просто боюсь ехать, не хочу портить свое первое впечатление…
P.S.
По мнению американского психиатра Томаса Саса, себя найти невозможно – себя можно только создать. Вы с этим согласны? И как вы считаете, не тождественны ли в данном контексте понятия “искать” и “создавать”?
Макаревич: Никогда об этом не думал. Я строением самого себя не занимался. Никогда. Просто были какие-то вещи, которые я любил, и какие-то вещи, которые я очень не любил. И я всегда находил в себе силы заниматься первыми и никогда не заниматься вторыми. Вот и все.