14 сентября 1914 года газета «Русский паломник» отмечала: «Среди смелых поборников православия на чужбине в настоящее тяжелое время войны с австрийцами и немцами особенно отличился настоятель русских православных церквей в Праге и Карлсбаде протоиерей Николай Николаевич Рыжков». Статья была озаглавлена «Пастырь-герой», отца Николая ее автор называет «человеком выдающейся решимости».
Все, кто в разные годы писал об этом удивительном человеке, говорят о нем с восторгом: «заслуженным пастырем и другом чешского народа» называет его историк и писатель Владимир Григорич; протоиерей Йозеф Лейкснер вспоминает «с благодарностью о его благодатной деятельности, о том, что он заложил основы нашей сегодняшней церкви в Чехии и Моравии»; диакон Андрей Тепляшин упоминает о «стойкости, с которой протоиерей Николай пережил обрушившиеся на него с началом первой мировой войны нечеловеческие тягости»; Ариадна Николаевна Рыжкова говорит о нем как о «человеке незаурядном, с выдающимися способностями и эрудицией, обладателе прекрасного голоса, оставившем в сердцах всех, кто его лично знал, неизгладимое впечатление». Жизнь этого подвижника, бесспорно, заслуживает того, чтобы о ней рассказать.
Николай Николаевич Рыжков родился 26 сентября 1868 года в слободе Борисовке, Грайворонского уезда, Курской губернии. Его отец, сельский православный священник, скончался в 33 года от менингита, застудив голову после служения чина отпевания, в то время Николай был еще ребенком, мать осталась с четырьмя детьми на руках. Коля был отдан в Курскую духовную семинарию за казенный счет. Учился он прекрасно.
В своих воспоминаниях его дочь Ариадна Рыжкова приводит такой интересный эпизод: «Учителем его в семинарии был Александр Александрович Бронзов, будущий известный профессор Петербургской духовной академии, который настолько полюбил своего талантливого, шустрого ученика, что однажды, подозвав его к себе, сказал ему следующее: «Послушай, Коля, есть у тебя сестры? Я женюсь на твоей старшей сестре, чтобы породниться с тобой!» После утвердительного ответа состоялись домашние смотрины, и сестра отца Юлия становится женой А.А. Бронзова, не смея и подумать отказаться от такой выгодной и почетной партии».
Окончив семинарию как лучший ученик, Николай Рыжков был принят в Киевскую Духовную Академию. В годы студенчества он давал частные уроки и много занимался пением. Любовь к музыке свела его с его будущей женой, молодой пианисткой Ольгой Александровной Ярошевской. После окончания Академии в 1892 году с ученой степенью кандидата — магистранта теологии он в 1894 году сделал ей предложение и, к некоторому недоумению ее родителей, рассчитывавших на более выгодную партию, получил согласие. Молодые поселились в Петербурге, где Николай Рыжков получил место правщика при Синодальной типографии, в которой печатались богослужебные книги для всей России, а также преподавал в Техническом и пиротехническом училище, бывшей Пороховой школе.
Николай, обладавший прекрасным голосом, пел на клиросе в церкви святейшего Синода. Его заметил обер-прокурор Синода Владимир Карлович Саблер и, когда освободилось место псаломщика русского посольского Свято-Николаевского храма в Вене, предложил эту должность Рыжкову, вместе с которой Николай получил работу секретаря Императорского Российского консульства. Так в 1895 году молодые супруги переселились в столицу Австро-Венгерской империи.
Кроме исполнения служебных обязанностей, Николай Рыжков в Вене посещает лекции на филологическом факультете университета, изучает славянские языки, занимается пением, участвует в деятельности различных славянских кружков и обществ. Настоятель Венской посольской церкви протоиерей Александр Николаевский приглашает его в качестве певца, чтеца и псаломщика на церемонию освящения новой церкви свв. первоверховных апостолов Петра и Павла в Карлсбаде 28 мая 1897 года. Там на молодого певчего обратил внимание настоятель Пражского и Карлсбадского храмов протоиерей Николай Апраксин и предложил ему стать своим преемником. Рыжков отвечает категорическим отказом: как утверждает Ариадна Рыжкова, он сослался на слишком высокий сан, к которому он, по его мнению, не был ни призван, ни достоин.
К тому же в эти годы перед ним открывалась неплохая перспектива дипломатической карьеры или творческой реализации на оперной сцене.
В 1899 году в семье Рыжковых появился долгожданный ребенок, дочь Ариадна. «Ввиду того, что после родов моя мать была больна и очень ослабела, — рассказывала впоследствии Ариадна Рыжкова, — отцу пришлось первое время исполнять материнские обязанности: как часто он ночами не спал, вскакивал, пеленал и кормил ребенка (у матери было недостаточно молока и я с первых месяцев своей жизни была переведена на искусственное питание), убаюкивал колыбельными песнями, нося младенца на руках по комнате».
Когда девочке было чуть больше года, она заболела тяжелой формой дифтерита. Врачи были убеждены, что она не выживет. Оставалось надеяться только на Божию помощь. Всю ночь отец провел на коленях перед кроватью любимой малютки, вознося горячие молитвы к Господу о спасении невинного чада и дав обед посвятить свою жизнь служению Всевышнему, если дочь будет спасена. И свершилось чудо — ребенок выздоровел. Не увидеть в этом Божий Промысел было невозможно. Николай Рыжков спешно написал Николаю Апраксину о своей готовности принять священнический сан.
Все решилось невероятно быстро: Николая Рыжкова вызвали в Петербург, где он был посвящен в диакона, а буквально через несколько дней принял священническую хиротонию и назначен настоятелем православных храмов в Праге и Карлсбаде. Из воспоминаний дочери: «Когда отец заявил своей преподавательнице пения, что идёт в священники, то она расплакалась и с большим сожалением сказала ему, что готовила его к оперной сцене, где-бы он, по её словам, мог зарабатывать своим прекрасным голосом миллионы! А он ответил ей такими словами: «Священник также должен иметь хороший голос для прославления Творца вселенной! Пусть другие поют людям, я же буду петь Господу Богу моему дондеже есмь!» (стр. 6)
Первое богослужение отца Николая состоялось в Петропавловском соборе в Карлсбаде 21 июля 1901 года (8 июля по ст. ст), в день Казанской иконы Божией Матери. С первых же дней молодой священник приобрел необычайную популярность среди прихожан. Двери его дома всегда были открыты для гостей, за чашкой чая у него нередко собиралось большое общество. В помещениях под храмом о. Николай организовал русскую библиотеку с читальным залом, начал издавать иллюстрированный справочник «Карлсбадский ежегодник». Он даже устроил сбор средств на постройку Русского дома в Карловых Варах, но воплощению этой идеи помешала начавшаяся война.
Зимы о. Николай с семьей проводил в Праге (с начала сентября по начало мая), где тоже активно помогал соотечественникам, фактически исполняя обязанности неофициального консула. Среди его прихожан были не только русские, но и представители других славянских народов — мысль о единстве славян была близка ему с ранней юности, и он всегда мечтал помочь порабощенным народам Австро-Венгрии.
Его миссионерская и гуманитарная деятельность была настолько яркой, что даже спустя почти десятилетие после его смерти, в октябре 1926 года, газета «Возрождение» в № 485, рассказывая о храме Успения Пресвятой Богородицы на Ольшанах, вспоминает отца Николая и называет его «выдающимся русским православным деятелем». В этой заметке цитируется статья из оломоуцкой газеты «За правду»: «Памятуя, что русские эмигранты дают возможность молодой православной чешской церкви совершать свои богослужения в их православном пражском храме, нельзя не вспомнить слова св. апостола Павла: „плачущие, но радующиеся; ничего не имеющие, но все раздающие“.
Отец Николай активно участвовал в работе чешской организации «Православная беседа», члены которой стремились приобщиться к русской культуре, литературе, искусству и языку. Только за 1903 год иерей Николай Рыжков обратил в Православие около 300 чехов-старокатоликов. Основы Закона Божиего о. Николай преподавал тоже не только русским детям, но и всем, кто стремился приобщиться к свету Православия, вне зависимости от национальности. Причем занятия он вел на разных языках, поскольку был убежден, что молитвы ребенок должен произносить на своем родном языке. Как пишет Ариадна Николаевна в своих воспоминаниях: «Отец преподавал Закон Божий всем православным детям, сначала у себя на квартире, но когда число учеников значительно возрасло и места в квартире стало недостаточно, то пришлось нанять помещение в одной из ближайших средних школ, где и собирались ученики два раза в неделю после обеда» (стр. 16).
Необходимо отметить, что на Ольшанском кладбище в Праге, в 1906 году был открыт величественный памятник павшим русским войнам сражавшихся против наполеоновских войск, в том числе погибших в крупном сражении под Кульмом в августе 1813 года. Сюда были перевезены останки павших русских героев. Служил панихиду и освящал памятник бытюшка Николай. Им была произнесена великолепная проповедь на трёх языках: по-русски, по-немецки и по-чешски, при огромном количестве народа и официальных лиц!
Протоиерей Николай изо всех сил стремился добиться разрешения совершать богослужения на чешском языке, издавал чешский православный катехизис и чешский православный календарь, вел метрические записи для православных чехов — одним словом, стал одним из видных борцов за обновление чешской православной церкви в XX веке и дело славянства. Спустя много лет, 21 июня1945 года, в письме Ариадне Новиковой-Рыжковой, подписанном председателем и секретарем Совета старейшин Церкви Чехословацкой (CČS), которой тогда уже принадлежал храм св. Николая на Староместской площади в Праге, сказано: «Будьте уверенны, что память Вашего отца, заслуженного пастыря этого храма перед Первой мировой войной, для нас так же свята, как для каждого сына русского народа».
Когда началась Первая мировая война, о. Николай, верный своему пастырскому долгу, не пожелал уехать из страны, хотя многим своим русским прихожанам советовал вернуться на родину. Он как капитан, который на протяжении 15 лет вел свой корабль за звездой истинной Веры, не мог оставить свой пост, несмотря на начавшуюся бурю. «Окруженный врагами, позабывшими все человеческое, — писала газета «Русский паломник» 14 сентября1914 года, — о. Рыжков не покинул своего поста и не убежал в Данию и дальше, но остался охранять престол православных русских церквей в Карлбаде и Праге, и даже более того: совершенно ясно понимая, чем это ему грозит, он торжественно молился об успехе русского оружия».
7 августа 1914 года Николай Рыжков был арестован и отправлен в военную тюрьму в Карлсбаде, затем перевезен в Эгер (Хеб), где жил под военным надзором. В феврале 1915 года он был отправлен в Вайдгофен в Нижней Австрии, а осенью того же года — в военно-дивизионную тюрьму в Вене, в одиночную камеру. Арест не был случайностью. Как утверждала в той же статье газета «Русский паломник», «еще задолго до начала военных действий австрийское правительство весьма подозрительно относилось к о. Рыжкову, который явился горячим сторонником объединения чехов, поляков и других славянских народов Австрии под скипетром русского Государя и в этом направлении энергично работал в Праге и Карлбаде».
Его пытались обвинить в государственной измене, что звучало абсолютно абсурдно, учитывая, что он был российским, а не австрийским подданным, вменяли ему в преступление сношения со Славянским Обществом в Петрограде, с газетами и деятелями, опасными для Австрии и т. д. Находясь в заключении, отец Николай находил утешение в чтении Святого Евангелия и молитвах.
Расследование продолжалось восемь месяцев и было прекращено за отсутствием доказательств. Интересно, что в то же самое время в той же тюрьме, буквально над его камерой помещался арестованный за национально-патриотические и славянофильские идеи доктор Карел Крамарж, будущий премьер-министр Чехословацкой республики, а рядом Винценц Червинка, писатель и редактор.
Однако, этим дело не закончилось. В октябре 1916 года процесс против отца Николая был возобновлен. На этот раз к обвинению был добавлен пункт о том, что он ввел в православное богослужение культ магистра Яна Гуса.
Судебный процесс начался в Вене 19 апреля 1917 года. Обвинительный акт состоял из 387-ми машинописных страниц. Со стороны обвинения было представлено 22 свидетеля, со стороны защиты — 25.
В публикации 1928 года «Православная Церковь в Республике Ческословенской» историк Владимир Григорич отметил: «За свою любовь к чешскому народу отец Николай был жестоко преследуем австрийским правительством, его три года содержали в тюрьме и приговорили к смерти. Все страдания отец Николай переносил с покорностью мученика и с сознанием, что он страдает за правое дело».
7 мая 1917 года был оглашен приговор. Не помогли ни свидетели защиты, ни трехчасовая речь самого обвиняемого — смертный приговор был явно составлен и утвержден заранее. Он гласил:
«Обвиняемый Николай Рыжков виновен в том, что после 26 июля 1914 года в Австрии, а именно в Праге и Карловых Варах,
1) вёл деятельное сотрудничество в панславистской пропаганде и в чешско-русском движении,
2) содействием и культивированием сношений данной страны с враждебной заграницей и сознательным сотрудничеством с особами и предприятиями, направленными к разрушению единого государственного союза и отторжению земель, заселенных славянами от Имп. Кор. Австро-Венгерской Монархии.
3) в качестве инициатора, зачинщика, подстрекателя и будучи непосредственным участником предпринял нечто, что было направлено на отторжение некоторых частей от Единого Государственного Союза или же государственных границ Австрийской Монархии, или же к привлечению или усилению опасности извне, или восстания и гражданской войны внутри.
Этим самым Николай Рыжков совершил преступление в государственной измене и приговорен, согласно §59 в, 1 ст. Государственного закона
К СМЕРТИ ЧЕРЕЗ ПОВЕШЕНИЕ».
Как утверждает Ариадна Рыжкова: «7 мая 1917 года, на последнем заседании суда ему был вынесен окончательный приговор. Отец произнёс свою 3-х часовую защитительную речь не немецком языке, но приговор был заранее приготовлен! Когда в судебном зале был во всеуслышание этот приговор к смерти произнесён, то судьи и все присутствовавшие на суде ожидали, что отец упадёт на колени и будет просить милости и пощады!
Протоиерей Николай, выслушав этот чудовищный приговор, скрывая своё внутреннее волнение и владея собой, встал, осенил всех присутствовавших широким крестным знамением и произнес по-немецки: «Видит Всемогущий Бог, что я осужден невинно! Эти слова всех весьма смутили, а один из свидетелей, который приехал из Праги и был членом «Православной беседы», был настолько потрясён, что вскоре сошёл с ума. Он, по приезде в Прагу, всем говорил, что видел в Вене на суде самого Магистра Яна Гуса, величавую фигуру которого он не мог забыть!» (фонд Slovanská knihovna T-Ryž-57-19, стр. дневника 19).
Начался страшный отсчет времени, остававшегося до позорной казни.
Надо отметить, что Российское правительство и Русская Православная церковь с самого ареста священника Николая предпринимали попытки для его освобождения. «Такими пастырями, несомненно, мы должны гордиться, — писала газета «Русский паломник» еще 14 сентября 1914 года. — Но в то же время следует употребить все меры и средства для того, чтобы спасти отца Рыжкова из австрийского плена и сохранить его для родины». Был предложен обмен, австрийское правительство запросило за отца Николая униатского Львовского Митрополита Андрея Шептицкого, который был арестован при взятии Львова. Правительство и Священный Синод пытались также действовать через испанского посла в Вене, чтобы король Испании Альфонс XIII заступился за осужденного перед Австрийским Двором. Сейчас уже трудно установить, что из этого помогло, а может, как утверждал протоиерей Николай в беседе с корреспондентом «Петроградского листка» 20 июля 1917 года, «сами австрийцы устыдились», хотя в это верится с трудом.
3 июля 1917 года дело о. Николая было по высочайшей милости аннулировано, и он был освобожден. Как утверждает его дочь Ариадна, «вышел отец из тюрьмы настоящим стариком с надорванными душевными и телесными силами».
Николаю Рыжкову и его супруге не было разрешено поехать ни в Прагу, ни в Карлсбад, непосредственно из Вены они в сопровождении полиции были отправлены в сторону границы — «как бы по этапу», по словам Ариадны Рыжковой. После месячного карантина в Германии, через Данию, Швецию и Финляндию они добрались до Петрограда, где наконец 18 июля 1917 года встретились с дочерью, которая училась в российской столице. На Финляндском вокзале батюшку Николая встречала депутация от Петроградского Епархиального Собора.
В дневнике есть и такая запись: «Революция 1917 года была в полном разгаре. Однажды отец был задержан во время уличной облавы. Его начали допрашивать революционные власти и видя священника, стали над ним глумиться и говорить такие фразы, как «попили вы нашей народной кровушки» и тому подобное, а когда отец им сказал, что сам сидел в нескольких тюрьмах, то это обстоятельство сразу же смягчило допрашивающих, и со словами: «значит ты наш!» его отпустили домой!» (стр. 21).
Семье протоиерея Николая предоставили квартиру Благовещенского Подворья и иногда приглашали совершать богослужения в различных храмах Петрограда.
В 1918 году Церковное руководство предложило ему место настоятеля двух приходов во Франции, но к сожалению, ему не смогли выдать какого-либо денежного пособия, а средств на такое далёкое путешествие у семьи священника не было и пришлось отказаться.
«Несмотря на преждевременные седины, появившиеся у него, голос его по-прежнему звучал моложаво, благородно и при его служении храмы были всегда переполнены», — вспоминает Ариадна Рыжкова. В 1919 году протоиерей Николай получил пост священника в храме Вознесения Господня на Загородном проспекте.
Зима 1919/20 гг. выдалась в Петрограде очень тяжелой: не хватало продовольствия и топлива, в городе свирепствовали тиф и «испанка». Отец Николай никому не отказывал в помощи, ходил по домам, причащал и соборовал. Через некоторое время он и сам тяжело заболел. Но и в горячечном бреду он возносил молитвы к Господу и Пресвятой Богородице.
6 февраля 1920 года, (24 января по ст.ст) на 51-м году жизни, протоиерей Николай Рыжков скончался, был отпет в Вознесенском храме епископом в сослужении десяти священников и похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря Петрограда.
«Земной его путь закончился, — пишет Ариадна Рыжкова, — но память о нем не оскудевала особенно у тех людей, которые имели возможность личного общения с пастырем, который пошел во священники по произволению свыше и отдался своей пастырской деятельности с полным порывом чистого, добрейшего и отзывчивого ко всем человеческим нуждам горячего сердца». Подтверждением этих слов служит открытие в мае 1937 года посвященной ему мемориальной доски на стене храма св. Николая в Праге. Событие было приурочено к 20-летию кончины Николая Рыжкова и широко освещалось как в русскоязычной, так и в чешской прессе.
В чешской газете Národní politika № 137 от 20.5.1937 была помещена заметка «Светлой памяти отца Рыжкова», в которой говорилось: «Русское сообщество до войны в Праге не было настолько многочисленным, как сегодня, и, конечно, многие еще помнят, как австрийские правительственные чиновники относились к русским во время войны. Это было больше, чем просто выражением глубокого уважения, когда Общество славянской взаимности и Чешско-русское объединение установили мемориальную доску в храме святителя Николая на Староместской площади протоиерею Николаю Рыжкову, который был настоятелем этого храма с 1901 до 1914 года и преследовался враждебной властью. Надпись на мемориальной доске гласит „Мученику за православную веру и верность славянству“».
В следующем номере той же газеты № 138 от 21.5.1937 было отмечено: «В память о многолетнем настоятеле православного прихода святителя Николая в Праге Н. Н. Рыжкова вчера во второй половине дня в этом храме состоялась панихида, которую служил епископ Сергий (Королев – примечание автора). Там же была открыта мемориальная доска в память об усопшем. В 18:00 в зале заседаний Чехословацкого национального совета прошло памятное собрание, на котором о покойном славянском труженике Рыжкове после исполнения гимна „Коль славен“ говорили председатель Общества славянской взаимности и Чешско-русского общества д-р Й. Йирасек, патриарх чехословацкой церкви д-р Густав Прохазка, представители чехословацкой православной церкви Петр Кауэр, редактор Винценц Червинка, который был вместе с Рыжковым в заключении, от русских организаций д-р Варшавский, князь Долгорукий и многие другие. От имени семьи покойного слова благодарности произнесла его дочь госпожа Ариадна Рыжкова-Новикова».
К заметке необходимо добавить, что присутствовали также Епископ Сергий (Королев), протоиерей Михаил Васнецов, сын известного художника Виктора Васнецова и писатель Василий Ильинский.
В заключение хочется снова привести слова из уже цитировавшейся здесь статьи «Пастырь-герой» (газета «Русский паломник», 14.9.1914): «Слава доброму и славному герою-пастырю! … Такими пастырями, несомненно, мы должны гордиться».
От себя позволю добавить – Церковная история в очередной раз знакомит нас с подвигом истинного Божьего труженика, миссионера и просветителя.
Протоиерей Николай Рыжков, будучи истинным войном Христовым ярко просиял на ниве укрепления православия и положивший силы и свою жизнь на богоспасаемой Чешской земле! Его пример, да укрепит ныне служащих пастырей-миссионеров, по Промыслу Божьему оказавшихся на чужбине!
Публикацию к 150-летию со дня рождения
священника Николая Николаевича Рыжкова
подготовил в ноябре 2018 года
протоиерей Олег Махнёв (Чехия)
Публикацию к 150-летию со дня рождения и 100-летию отошествия ко Господу
священника Николая Николаевича Рыжкова
протоиерей Олег Махнёв (Чехия)