В январе этого года ряд отечественных и зарубежных СМИ опубликовали мой бесхитростный рассказ о забавной встрече со старым знакомцем во Львове («Сценарий глазами умалишённого»). С тех пор много воды утекло и в Полтве, заключённой в главную канализационную трубу под Высоким замком, и в Днепре, и в его притоках. Украина уже не та, и украинцы изменились, что я отметил, когда вдруг неожиданно пересеклись наши, с героем названного очерка, пути. Встреча стоит того, чтобы описанием её продолжить тему. Но из-за давности события она наверняка забылась читателем, да и последний обновился. Поэтому я позволю себе вначале пересказать встречу, случившуюся прошлой зимой. Наберитесь терпения. Итак…
*
До начала 2014 года во Львов я не заглядывал лет десять. Собравшись наконец в город своей молодости, придал себе, как мне казалось, неузнаваемый вид: сбрил бороду, обзавёлся очками в пол-лица с тонированными стёклами, отрепетировал перед зеркалом «придурковатый вид», чем в бытность мою отличался средний неистребимо-сельский житель этого некогда польского и австрийского города. А мовой я владею удовлетворительно. Предосторожности были не излишни: хлопцы из Товарыства (общества) поэта Стуса обещали мне «горячую встречу», только сунься я в «Украинский Пьемонт». Причина тому – некоторые особенности моей публицистики.
Вначале уловка сработала: я проехал неузнаваемым на единичке трамвая до центра, там погрустил о прошлом. Город производил впечатление глубокого, надёжного тыла того фронта, что развернулся на Днепре с ноября 2013 года: лица озабочены, но уверены в своей безопасности – Европа рядом, поможет. Потом пешим ходом добрался через знаменитое Лычаковское кладбище до Холма Славы, где у меня была оговорена встреча. По её окончании, сел на трамвайную же двойку, намереваясь выйти на улице, которая раньше носила имя Энгельса, а до того называлась Листопадной.
Трамвайный вагон был переполнен, но на первой остановке возле меня, стоячего, освободилось место. Я с облегчением плюхнулся на сидение. И сразу над моим ухом на чистейшей австроукраинской мове (здесь и далее перевод мой): «Кого я вижу! Пан Сэргий!». Смотрю, рядом со мной мой давний знакомец, имя которого я запамятовал (буду здесь звать паном Романом). Он-то знал меня именно безбородым. И тогда, в самом начале 90-х (вспомнилось), я носил именно такие очки, которые сейчас были на мне для конспирации. Да, годы меня изменили, но, как видите, я остался узнаваем. Правда, мне повезло: пан Роман не был «свидомым украинцем» в той опасной стадии идиотизма, в который массово впали австроукраинцы (т.е. галичане), когда, после благословения Москвы, Львив переживал медовый месяц с неведомой галичанам незалежностью. Мой невольный разоблачитель был из тех, кого можно назвать просвещённым националистом. Я поторопился увести в сторону разговор от моей особы – стал расспрашивать о делах «Товарыства украйинськойи мовы», где он, помнится, подвизался оратором. Он ответил коротко и ёмко: «Набрыдло». Понятно, надоело. И тоже поинтересовался: «Что сейчас пишешь?». – «Исторические рассказы», – ответил я полуправдой. Наконец, что было неизбежно, разговор коснулся Майдана, который стал в Киеве уже не просто площадью и прилегающими улицами, а многосложным явлением, свойственным только современной Украине. Я спросил попутчика, как он думает – чем обернётся эта «революция на майдане биля Рады» (по строке известного стихотворения украинского поэта-классика Сталинской эпохи).
“Peesdets” , – ответил он то ли на мове, то ли на language. Значения этого слова я не знал (и не обнаружил его потом ни в одном словаре), но по лицу собеседника понял, что это очень плохое слово, обозначающее небытие в его самой мрачной стадии. «Что, никакой надежды? – обеспокоился я. – Ведь у Януковича внутренние войска, и Юго-восток за ним. Говорят, в Новороссии началось формироваться народное ополчение. И ещё я слышал, будто ваш президент приказал арестовать лидеров оппозиции на последней с ними встрече. И что в Киеве объявлено военное положение, а западные области в экономической блокаде» – «Какой такой Янукович! – вдруг возбудился пан Роман. – Нет больше твоего Януковича! Его наш новый кандыдат тяжёлого веса уже в первом раунде…нокаут!».
Я не знал тогда, 10 месяцев назад, верить или не верить. Дело в том, что последнюю неделю увлечённо работал над статьёй о вечной дружбе двух братских народов и многое, что вытворяют сейчас братья по ту сторону Днепра, пропускал мимо глаз и ушей. Так, в неведении, и выехал во Львов, а в дороге читал на верхней полке, к купейным разговорам не прислушивался. Сейчас, в трамвае, мой собеседник уже почти кричал, привлекая к себе внимание. Речь его становилась всё более сбивчивой. Чтобы читателю было понятно, я вынужден здесь передать её своими словами.
По словам пана Романа выходило, что правительство Азарова дальновидно сбежало в Харьков. Что Симферополь объявил о выходе Крыма из состава Украины и начал какие-то переговоры с Москвой, а Бахчисарай с округой стал анклавом Большого Стамбула. Севастополь же, ссылаясь на свой особый статус при советской власти, ограничился напоминанием Кремлю о своей безоговорочной принадлежности правопреемнице СССР. Будто бы Владимир Путин отозвался на отчаянный призыв соотечественников спасти их от галичанской орды. С кораблей Черноморского флота РФ высажены десанты в Измаиле, Одессе, Очакове, Николаеве, Херсоне, др. портах Чёрного и Азовского морей. Пан Роман, по его словам, обладал верной информацией о вхождении в Ровно и Луцк танков Лукашенко. Не секрет, что Батька заручился нейтралитетом Польши в обмен за возвращение ей Львува. «Укрпьемонт» остался беззащитным, так как «свободовцы» и «трызубовцы Стэпана Бандеры» заняты установками суперрогаток на ближних подступах к Киеву, окружённому механизированными бригадами Армии РФ под командованием самого Шойгу, усиленными тывинской конницей имени Чингизхана. Штурм столицы-без-страны начнётся сразу, как только закончится Олимпиада в Сочи. Америка удовлетворилась уступчивостью России в ближневосточном вопросе. Франция занята любовницами Франсуа Олланда. Германия боится лишиться в зимние месяцы поставок русского газа, так как все немецкие турки перемёрзнут. На угрозу применения силы (со стороны Литвы, Латвии и Эстонии) Россия ответила приведением в полную боевую готовностью стратегического ядерного оружия в количестве одной учебной ракеты и объявила ограниченную мобилизацию в деревнях на границе с Великой Чухонией.
**
К сожалению, мне не пришлось дослушать до конца своего давнего знакомца. Мешал поднявшийся в трамвае шум, так как каждый пассажир спешил высказать своё мнение. Кто-то сзади стал настойчиво дёргать меня за рукав. Я обернулся. Незнакомец представился другом семьи пана Романа. Шепнул мне, дескать, не возбуждайте его вопросами – вин хворый. Везёт-де львивянина в Кульпарков, в известную дур-клинику, на обследование, ибо Роман последнее время стал заговариваться, проявлять буйство. Даже при ночных любовных утехах с женой по имени Слава (Ярослава) кричит «Слава Украйини!», пугая соседей за звукопроницаемыми стенами.
Я подчинился просьбе – пересел подальше от греха. И скоро сошёл. Пана Романа везли до конечной остановки, а оттуда рукой подать до места успокоения. Сложные чувства овладели мной. С одной стороны, я стал свидетелем бесспорного нарушение психики. С другой… На Святой Руси когда-то умалишённые, которых называли блаженными, нередко оказывались мудрее признанных мудрецов. Помните, как один юродивый предсказал гибель Годуновых и многолетнюю Смуту? Так что, на всякий случай, лучше прислушиваться к словам собеседников, чем затыкать уши.
***
Повторяю, с той встречи прошло 10 месяцев. В Киеве сменились президент, два правительства, Вэрховна Рада и традиционная ориентация под решающим воздействием таких диячыв, как Олег Ляшко. Уточняю: ориентация политическая – гэть от Москвы! На Запад!
И вот я опять во Львове (теперь с бородой, отпущенной на необычную для меня длину, без очков вообще, с бабушкиным лорнетом. Увы, конспирация). На трамвайных остановках скачу, чтобы меня не приняли за москаля, в трамвае напеваю под нос нечто среднее между «Щэ Вкрайина нэ згинэла» и «Еще польска нэ вмырае». Если не примут за «щирого», то сойду за «гонорового», бить не станут. Народы-соседи ведь после Волынской резни в 1943 году стали братскими.
В один из дней второго тайного визита в Укрпьемонт я оказался на улице «Всех Бандеровцев Землю Украинскую Заср… тось, Засеявших», у второй, от начала, остановки трамвайной линии №2. Она долго оставалась пустынной. В толпе ожидающих говорили, что уряд нэзалэжной принял постановление обшить лучшие вагоны городского автопарка фанерой, «под броню», и отправить, под видом «мэрыканщькых танкив», против сепаратистов на Донбасс, для чего протянуть колею от Львова до аэропорта в Донбассе, за счёт скидки на москальский газ. Наконец вдали показались красные вагоны. Бока их раздувались от переизбытка пассажиров. Чудом втиснулся вовнутрь. Едва перевёл дыхание, слышу до боли под ложечкой знакомый голос: «Пан Сэргий!». Ну, что за совпадения! Опять старина Роман – на той же линии, как и 10 месяцев назад, только обратным ходом. Узнать его не просто: отъелся, разгладился, в новой, будто с плеча олигарха, куртке поверх больничного халата. Пробрался ко мне, бесцеремонно, «по ногам», как пушкинский театрал Онегин.
Оказалось, Роман по-прежнему состоит пациентом клиники на Кульпаркове. На мой горестный вздох решительно возразил: «Розумиешь, пан Сэргий, я сам не хочу домой. Только в нас, в лекарне, остались ещё нормальные. А там, – Роман махнул рукой в сторону окон вагона и выразительно покрутил пальцем у виска, – все того…».
В тот день, 21 ноября, по словам Романа, ходящих пациентов знаменитого дурдома львовские подмайданные власти направили в центр города на празднование 1-й годовщины Евромайдана – для усиления массовки. Перевозка трамваями, ввиду трудностей с затянувшимся АТО. Замечено было, что после специнъекций штатовскими снадобьями патриотические чувства свидомых украинцев возбуждаются сильней, чем от булочек Виктории Нуланд и обещаний Джо Байдена, который теперь при президенте Порошенко вроде кардинала Ришелье при Людовике XIII.
После объяснения Романа, я понял, почему пассажиры трамвая показались мне какими-то, как теперь говорят, неадекватными, будто везли их в армейском эшелоне сразу на фронт. На меня, как на лицо новое, обратили внимание, стоявшие рядом стали представляться.
«Прэзыдэнт Порошэнко», – сказал один, действительно похожий на президента Украины и одновременно на рабби Фальтсмана из местечка Болград. И, выплюнув на ладонь иссосанный леденец, предложил мне купить его (на зимние кальсоны славогероям доблестной украинской армии, – пояснил прэзидент, принимая от меня бумажку в одну грывню). Другой, напоминающий лицом жертву врождённого инфантилизма, представился Арсэном Яценюком, графом Мажино фон Маннергеймом. «Не могли бы вы, пан турыст (так я представился), уговорить Пекин перенести Великую китайскую стену на восток незалежной, бо Путин ходыть туды-сюды, туды-сюды… Я заплачу». И стал шарить по пустым карманам соседей. Пожилая девушка с крашеной под золото косой, в виде короны, которая (шепнул мне Роман) заслуженно отдыхает в Кульпаркове после службы в Украинском национальном борделе в Брюсселе, спросила, профессионально улыбаясь: «Не узнаёте? Так я ж Юля». И предложила (нет совсем не то, что вы подумали, читатель)… предложила присоединиться к ней в деле создания самостийной атомной бомбы, «чтобы расстреливать москалей» (дословно). И все, кто протягивал мне руки, называли себя именами украинской политической и экономической элиты. Да, прошли времена, когда жильцы жёлтых домов мнили себя Наполеонами и чайниками. Другие времена, другие предпочтения…
Мой знакомец Роман явно отличался от других сидельцев клиники. В одном глазу – проблески ума, в другом – без проблесков. Снисходительно улыбаясь, освободил меня от назойливых приставаний своих однопалатников и протолкнул в угол салона, прикрыл широкой спиной. Заглядывая мне в глаза зашептал доверительно: «Розумиешь, пан Сэргий, Украйины вжэ нэма… Украйина – цэ Европа». Я не мог понять, начался ли у моего собеседника приступ безумия или это присущее ему ироническое выражение мыслей. И решил продолжить разговор, будто всё сказанное им принимаю за чистую монету: «А Европа – что?» – «Европа – цэ Амэрыка». – «Понимаю, пан Роман. Так что же вы празднуете сегодня?» – «Дэнь гидности и свободы». – «Достоинство», мысленно перевёл я слово «гидность» и задумался под стук колёс на рельсовых стыках, пропуская мимо ушей слова собеседника.
Есть ли ещё в мире другая общность людей, которая рушит памятники основателю своей державы? Избавляется от материальных и духовных свидетельств своей реальной истории? Рвёт многовековые связи со спутниками на общем историческом пути ради химер и лживых соблазнов? Назначает праздниками дни, события которых приводят к разрухе, голоду, падению экономики, обнищанию населения, беззаконию, торжеству агрессивного меньшинства над униженным им большинством, к гражданской войне, к потери территорий, к неизбежному при таком развитии событий государственному небытию?
Не найдя мысленно в истории человечества другого такого примера и не в состоянии ответить на возникшие вопросы, спросил Романа при выходе из трамвая на многолюдном в этот час проспекте Свободы:
– Спасибо за разъяснение, Роман. Но скажи, если Украина – «цэ Европа», а Европа – «цэ Америка», то Америка…
– Цэ наш Кульпаркив. Именно отсюда правят Украиной, – поспешил с ответом мой давний знакомец и, ухмыльнувшись, исчез в толпе, чьё поведение буквально на глазах всё сильнее наводила на мысль о сходстве с внутренней жизнью в палатах известного львовского дома умалишённых. Так я и не понял, безумен ли Роман на самом деле или только прикидывается, чтобы не выглядеть чужим среди своих.
Источник: http://sozidatel.org/