Причины смоленской катастрофы давно известны. Остальное – политика
Интервью с пилотом полковником Петром Лукашевичем
Polska: В интервью, которые вы дали мне на следующий день после катастрофы правительственного самолета, вы сказали, что Ту-154М вообще не должен был вылетать из варшавского аэропорта, и что при тех погодных условиях у него не было никаких шансов сесть на аэродроме в Смоленске. Вы остаетесь и дальше при этом мнении?
Петр Лукашевич (Piotr Łukaszewicz): Да. Говоря это два года назад, я основывался на той отрывочной информации, какая у меня была, и делал выводы, исходя из собственного опыта. Сейчас я могу только с грустью сказать, что все факты, которые вскрылись позже в ходе расследования, лишь подтвердили мое мнение. Оно осталось совершенно неизменным.
– Какие факты вас, как опытного пилота, потрясли больше всего?
– Больше всего меня потрясла сама катастрофа. То, что в ней погибло столько выдающихся людей, среди которых были мои коллеги и знакомые. Как любая катастрофа она стала суммой разных событий, которые, будучи прямым и косвенным образом между собой связанными, привели к ней. Но самым печальным в этой трагедии для меня было и есть то, что перед экипажем Ту-154М на самом деле была поставлена невыполнимая задача, а в ходе исполнения этой задачи эти люди не получили никакой помощи. Они оказались один на один с необходимостью решить проблему, вернее, нарастающий клубок проблем. А ведь вокруг них было много людей, которые могли им помочь, например, изменив принятые ранее решения.
– Как в большинстве катастроф здесь подвели люди?
– Да. Нет никаких сомнений, что основным фактором, который привел к катастрофе, был фактор человеческий – ошибки, совершенные разными людьми в разные моменты и в разных местах. Такова неутешительная правда: человек во всей системе авиации…
– Это самое слабое звено?
– Именно так.
– Как вы оцениваете отчеты Межгосударственно авиационного комитета и комиссии Ежи Миллера (Jerzy Miller)?
– Мне сложно их оценить, т.к. они создавались на основе информации, которой у меня никогда не было, и, наверное, не будет, над этими отчетами работали профессионалы. Хотя есть несколько вещей, с которыми я бы лично поспорил или с которыми я не согласен.
– И какие это вещи?
– Что касается отчета МАК, для меня совершенно недопустимым был тезис (отражающий отсутствие профессионализма у людей, которые вели расследование с российской стороны) о, говоря простым языком, пьяном главкоме ВВС, который вынудил экипаж идти на посадку. Подобные утверждения, не подкрепленные вескими доказательствами, не должны были включать в документ. Вторая вещь, которую обошел МАК, это вопрос роли российских служб. МАК оправдывался отсутствием доступа к информации, представляющей государственную тайну, т.к. она касалась военного аэродрома. Но несмотря на это комитет утверждал, что аэродром был хорошо подготовлен, а обеспечивавшие его функционирование службы работали исправно. Однако из обнародованных фактов и из того, что нам уже известно, никаким образом не следует, что аэродром и службы на нем работали нормально. Это обширная область информации, которая должна быть изучена. Я уверен, что объективные выводы из анализа этой области были бы таковы, что состояние аэродрома, а прежде всего ошибки служб, ответственных за прием самолета, и действия диспетчеров в значительной степени способствовали тому, что эта катастрофа произошла. Исходя из того, что принципы работы российских военных аэродромов во многом базируются на том же, что и наша авиация во времена Варшавского договора (а у меня нет сведений, что это уже не так), в такого рода ситуации, при таком оборудовании аэродрома и при такой погоде, службы, управляющие этим объектом, должны были категорически запретить Ту-154М посадку на «Северном» и должны были отправить его на запасной аэродром.
– С какими тезисами отчета комиссии Миллера вы не согласны?
– Есть один основной тезис, касающийся классификации этой катастрофы. Она была названа «столкновением с землей в контролируемом полете». По определению, такого рода происшествие имеет место тогда, когда экипаж полностью контролирует воздушное судно и осознает все обстоятельства ситуации, но, несмотря на это, происходит столкновение с землей. Я бы поспорил с таким утверждением. По моему мнению, в момент непосредственно предшествовавший катастрофе, экипаж потерял ориентацию в пространстве.
[…]
– Парламентская комиссия под руководством Антония Мачеревича (Antoni Macierewicz) обратилась к двум американским ученым, которые утверждают прямо: «Не было никакого столкновения с березой, изначально был принят неверный тезис. Причины катастрофы на самом деле до сих пор неизвестны». При этом они ссылаются на свои данные и свои выкладки. Что вы об этом думаете?
– Я принимаю их во внимание. Они даже ссылаются на данные, которые подтверждают принятую версию. В последние два года я довольно активно участвовал в общественном обсуждении темы катастрофы, выдвигал определенные тезисы, формулировал мнения, изучал доступные материалы, более того, я провел много бесед со специалистами в сфере авиации. В ходе таких дискуссий мы иногда расходились в интерпретации некоторых деталей, но я не сталкивался с такого рода возражениями, которые бы опровергали мои тезисы. Я буду и дальше заниматься этой темой и вносить свой вклад в ее публичное обсуждение, основываясь на существенных фактах, лишенных политической подоплеки. Так что я не буду обсуждать тезисы об искусственном тумане, термобарической бомбе, о том, что системы самолета были парализованы на высоте 26 метров, или о том, что столкновения с деревом не было. Я не буду спорить с тезисами инженеров, наверняка являющихся отличными специалистами, один из которых считает своим главным научным достижением доказательство факта, что конструкция космического шаттла могла полностью разрушиться от фрагмента изоляции, так, что при проходе через атмосферу произошла катастрофа. А потом тот же самый человек доказывает, что самолет при столкновении с березой не может получить таких повреждений, которые он получил.
– Но неужели, если эти люди на самом деле не верят в то, что говорят, они подписывались бы под этими утверждениями, они ведь ученые.
– Я довольно внимательно слушал профессора Биненду (Wiesław Binienda), выступавшего на заседании комиссии Мачеревича. Он действительно представлял результаты своих исследований, но они опирались на принятые им математические модели. Первая вещь, которую я услышал в тот день, был комментарий сотрудника другого американского или канадского университета, который сказал прямо, не споря с какими-либо тезисами, что проблема исследования Биненды заключается в слабости математической модели, которую тот взял за основу. Когда мы имеем дело с такой сложной материей, невозможно получить достоверный результат, используя настолько малое количество расчетов, какое использовал Биненда.
Я лично понимаю, что невозможно выстроить математическую модель, показывающую, что произошло на конце крыла, столкнувшегося с деревом. Ситуация была динамичной: самолет летел со скоростью 270 км/ч, крылья испытывали нагрузку. Самая тривиальная ошибка, какую можно сделать, принять массу самолета как целого и отдельно массу крыла. Проблема в том, что масса находящегося в воздухе самолета перенесена как раз на крылья. В результате точечного удара происходит разрушение крыла, что является эффектом самого удара, но сразу же за этим происходят очередные динамические разрушения, проистекающие из того, что крыло испытывает переменную нагрузку. Весь вес самолета распределен на крыльях. И когда одно крыло теряет половину поверхности, происходят разные вещи. Есть и другой аспект – примеры из жизни. Посмотрите, например, на снимки самолета из Таиланда, который после посадки столкнулся с деревом. Достаточно вписать в поисковик «самолет, дерево, столкновение», и мы найдем множество снимков самолетов в подобных ситуациях. Разрушения могут быть огромными даже после столкновения с птицей.
[…]
– Вы думаете, что дискуссии о причинах этой катастрофы когда-нибудь утихнут?
– Непосредственная причина катастрофы была установлена, и тут нет места каким-либо дискуссиям, с этой точки зрения я считаю отчет комиссии Миллера абсолютно достоверным. Вопрос, всем ли будет достаточно этой информации, стоит адресовать политикам. У меня лично, принимая во внимание события, происходившие в связи с недавней эксгумацией останков генерала Сикорского (Władysław Sikorski) в целях расследования причин произошедшей 69 лет назад гибралтарской катастрофы, нет сомнений, что смоленская катастрофа и дальше будет использоваться в политических целях.