На 2011 год приходится невеселый для большинства жителей постсоветского пространства юбилей — 20-летие распада СССР, крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века. В течение всего этого года экспертное сообщество «отмечает» эту дату серьезным анализом причин, приведших к распаду СССР. Особое внимание уделяется анализу специфики становления и развития сепаратистских движений в отдельных республиках СССР.
Республики Прибалтики в истории распада СССР сыграли, вне всякого сомнения, заглавную роль. Мануэль Кастельс, говоря о сформировавшихся в 1988—1991 годах в Латвии, Литве и Эстонии народных движениях, главной целью которых была политическая независимость от СССР, называет их так: «самая мощная и бескомпромиссная националистическая мобилизация»1. При этом важно понимать, что серьезных внутренних предпосылок для развития сильного сепаратистского движения в Латвии, например, не было. Мощь и бескомпромиссность националистической мобилизации в республиках Прибалтики в значительной мере были обусловлены поддержкой идеологии сепаратизма со стороны США и других стран Запада, а также влиянием обосновавшейся на Западе после 1945 года прибалтийской эмиграции.
«ПЕРЕСЧИТАТЬ ПО ПАЛЬЦАМ…»
В годы Советской власти в Латвии диссидентского движения практически не было. Писатель Юрий Абызов отмечает в этой связи, что «крамола» шла не из Риги в Москву, а наоборот: широким потоком текла сюда самиздатовская продукция, которая была востребована. Ловили каждое слово российских диссидентов, но своих не выдвигали (репрессированных можно было пересчитать по пальцам, да и те были тесно связаны с Москвой)»2.
Среди собственно латвийских диссидентов можно назвать лишь несколько человек. Среди них: Владимир Слушный, который выступил против подавления революции в Чехословакии в 1968 году; Гунарс Астра, Инт Цалитис, Юрис Зиемелис и еще несколько человек. Но широкая общественность о них почти ничего не знает. Примечательно, что даже Рижская дума в своем ответе на предложение назвать одну из улиц Риги именем Юриса Зиемелиса указала, что не располагает информацией о «широкой известности и выдающемся значении упомянутых лиц в истории Риги и Латвии». Одну из улиц Риги предлагалось назвать также именем писателя Валентина Пикуля3.
Отсутствие диссидентского движения стало причиной появления после 1991 года разных оценок отношения народа и правительства Латвии к Советской власти. Одни (политик Андрейс Пантелеевс) указывают на то, что в бывшем СССР «Латвия была самой услужливой»4. Другие (историк Дайна Блейере) считают, что сопротивление Советской власти было на протяжении всего времени существования ЛССР, но проявлялось в форме «морального нравственного релятивизма и социального нигилизма»5.
Что бы там ни говорили, но отсутствие в стране собственного, демократического по своей природе, диссидентского движения неизбежно привело к тому, что идеологию народного движения за независимость в конце 1980-х, в начале 1990-х годов в значительной мере определила радикально настроенная часть западной латышской эмиграции. Ее политические взгляды основывались на необходимости отделения от СССР, возрождения идеологии и практики этнократического режима Карлиса Ульманиса, а также оправдания своей деятельности в период гитлеровской оккупации Латвии.
ПОЛИТИКА РЕВАНШИЗМА И РУСОФОБИИ
Во время Атмоды и после 1991 года в Латвию на постоянное место жительства вернулось свыше 30 тысяч латышей из различных стран. По данным Управления гражданства и миграции, в ноябре 2005 года 30 793 гражданина Латвии имели, помимо латвийского, гражданство другой страны. Таких стран-«дублеров» оказалось 79. Среди них — Монголия, Гватемала, Египет, Доминиканская Республика, Алжир, Афганистан, Бирма. 500 человек имеет гражданство 59 стран, 1423 человека являются гражданами 12 стран, 16 397 человек — 7 стран, а 12 473 человека — граждане США6.
Оценивая вклад латышской «тримды» (эмиграции) в создание в Латвии после 1991 года режима этнократии, нужно говорить и о ее идейном вкладе, и о непосредственном участии в формировании политических и экономических структур Второй Латвийской Республики. Причем, если в структурах политической и административной власти в целом оказалось задействовано не так много латышей-эмигрантов, то их вклад в формирование сначала идеологии Атмоды, а затем идеологии независимой Латвийской республики был очень и очень значительным, если не определяющим.
Именно латышская эмиграция никогда не признавала советской Латвии, восхваляла режим К. Ульманиса, а события 1940 года рассматривала как оккупацию независимого Латвийского государства.
Именно в среде латышской эмиграции после окончания Второй мировой войны «стали прославлять легионеров, их сделали героями-добровольцами, сражавшимися за Латвию», и в результате, как отмечает профессор истории Андриевс Эзергайлис (его родители в конце войны так же бежали сначала в Германию, а потом в США, поскольку «коммунистов ненавидели лютой ненавистью») «в историографическом отношении все было поставлено с ног на голову»7.
Именно латышская эмиграция привнесла в политическую жизнь страны крайне радикальные и оторванные от реалий представления о жизни в советской Латвии. Чего стоит, к примеру, совершенно абсурдное замечание вернувшегося из США в 1993 году отнюдь не радикала Нила Муйжниекса, который в сентябре 2004 года заявил, что при Советской власти за использование латышского языка можно было попасть в тюрьму8!
Наконец, именно западные латыши принесли в Латвию желание мстить за те трудности, которые выпали на их долю за годы эмиграции. И желание мстить отнюдь не было случайным эмоциональным порывом. Ведь у большинства среди вернувшихся в Латвию из стран Запада латышей дорога к материальному благополучию начиналась с простого выживания и была очень и очень трудной. Среди бежавших в конце войны на Запад от 120 до 265-280 тысяч человек9 были не только те, кто в период нацистской оккупации Латвии служил в различных полицейских формированиях или Латышском добровольческом легионе СС и был причастен к убийствам мирных жителей, но и те, кто до 1940 года поддерживали авторитарный и этнократический режим Карлиса Ульманиса, а затем пострадали от Советской власти. То есть те, кто в свое время в Латвии были богаты и политически влиятельны. Они бежали со своими семьями, с детьми, которых воспитывали, как правило, в духе антисоветизма, русофобии, восхваления режима К. Ульманиса и оправдания своей деятельности в период немецкой оккупации.
Именно это в значительной мере и определило радикальный антисоветизм и русофобию, которые вместе с желанием прямо или косвенно реабилитировать авторитарный и этнократический режим Карлиса Ульманиса, а также деятельность латышских коллаборационистов в период немецкой оккупации, принесла в Латвию западная латышская эмиграция.
Причем, как оказалось, даже первые лица Второй Латвийской республики могут быть связаны с бывшими нацистами. После событий 16 марта 2005 года в Риге (в этот день ежегодно в столице Латвии проходят шествия бывших латышских эсэсовцев и их сегодняшних последователей) российский таблоид «Экспресс-газета» под заголовком «Вайра Вике-Фрейберга обязана эсэсовцам» вспомнил расхожую, но пока не доказанную версию о сотрудничестве отчима латвийского президента с нацистами. «Мадам Фрейберга не раз рассказывала журналистам слезную историю, как осенью 1944 года она семилетней девочкой покидала родину на последнем корабле под бомбами советской авиации. Правда, почему ее отчим Эдвард Херманович решился на столь опасное путешествие, президентша предпочитает помалкивать. Это понятно — ни для кого не секрет, что семья Вайры находилась в самых теплых отношениях с «немецкими хозяевами»…», — писала газета10.
В целом роль западной латышской эмиграции в событиях Третьей Атмоды, а также в период после 1991 года оценивается сегодня латвийскими политиками — активными в прошлом участниками Третьей Атмоды — скорее отрицательно, чем положительно.
Приведем несколько высказываний, опубликованных в книге Николая Кабанова «Цена независимости». Бывший главный редактор газеты «Атмода» Элита Вейдемане, к примеру, считает, что «в то время они (то есть западные латыши — В. Г.) сыграли положительную роль. Они были теми, кто видел свет в конце туннеля. Они поддерживали Латвию материально и морально — это было самое ценное…»11.
Виктор Авотыньш, один из основателей Народного фронта Латвии, также считает, что «представления латышской эмиграции о здешней ситуации были очень влиятельны». Но, по его мнению, «их стереотип имел больший вес, чем непосредственное личное участие тут кого-то из них… Они… не обладали информацией о том, как в действительности изменились наши отношения, как мы их воспринимаем. Уехали-то они в 1945—1947 годах…»12.
Янис Юрканс, первый министр иностранных дел независимой Латвии, указывает на то, что «соотечественники все время искали красных у себя под кроватью»13.
Ортодоксальная латышская «тримда» ненавидела Советский Союз — с этим согласен и А. Пантелеев, бывший активист Народного фронта Латвии, а затем один из лидеров партии «Латвияс цельш» («Латвийский путь»)14.
Абрам Клецкин — также бывший активист Народного фронта Латвии и организатор состоявшегося в конце 1988 года Форума народов Латвии —отмечает не только радикальный характер политических взглядов западных латышей, но и указывает на их отрицательное влияние при решении политических вопросов: «В том, что у нас именно так пошли дела, — очень большая роль и большая вина эмиграции…, — подчеркивает он. — У них был… зоологический антисоветизм, зоологическая антироссийскость… Эмиграции нужно было оправдаться, доказать, что она права, что вообще — Латвия была «там», а не здесь. И они, «зарубежные», оказали очень сильное влияние… Я не хочу сказать, что они во всем виноваты. Но именно они во многом этот процесс сдвигали не туда»15.
Поясняя это «не туда», Янис Юрканс вспоминает, что осенью 1991 года эмиграция, продавливая радикальное решение вопроса о гражданстве, говорила: «А что вы с ними, этими русскими, будете делать? Ничего не получится — их слишком много». Это был период, когда структуры «тримды» — эмиграции — сыграли сильную роль», — считает Я. Юрканс16.
А Борис Цилевич — бывший активист Народного фронта Латвии — критически оценивает вклад западных латышей и в развитие Латвии после 1991 года. По его мнению, уже где-то к середине 90-х годов стало ясно, что практически никто из представителей эмиграции, заняв министерские и другие видные посты, не только не сумел добиться успехов, но не смог нередко избежать и совершенно катастрофических последствий. Примеры — пенсионная реформа Ритениса или история с «Латтелекомом», с которой связан Ламбергс17.
«Прибалтийский вопрос» и США
Появление после окончания Второй мировой войны группы социалистических государств, взявших курс на построение иной, чем на Западе, общественно-политической и экономической системы, серьезно обеспокоило руководителей США и Великобритании.
5 марта 1946 года в Фултоне Уинстон Черчилль произнес речь, которая стала официальным объявлением «холодной войны» между странами Запада и СССР. А 15 апреля 1950 года президент США Гарри Трумэн одобрил выработанную Советом безопасности секретную директиву № 68, в которой Советский Союз был объявлен врагом № 1.
В своем противостоянии с СССР администрация США активно использовала прибалтийскую тему.
Напомним, что в 1940 году США не признали вступление прибалтийских государств в СССР. 23 июля 1940 года госсекретарь США Самнер Уоллес подписал декларацию, в которой заявлялось о непризнании перемен в странах Прибалтики. В Соединенных Штатах 1940 год был годом президентских выборов. Рузвельт сомневался в очередном избрании на президентский пост и потому хотел заручиться поддержкой проживающих в Америке многочисленных литовцев. Во исполнение требования этих литовцев Рузвельт и дал указание государственному секретарю США Самнеру Уоллесу подписать соответствующую декларацию, что тот и сделал 23 июля, подписав декларацию о непризнании инкорпорации (но не оккупации! — В. Г.) в состав СССР не одной лишь Литвы, а сразу всех трех прибалтийских государств18.
Анализируя данный документ, нельзя не обратить внимание на тот факт, что в нем говорится об инкорпорации (то есть присоединении) прибалтийских республик к СССР, хотя на время его принятия Латвия, Литва и Эстония еще оставались независимыми государствами, то есть субъектами международного права. Напомним, что после выборов 14—15 июля 1940 года высшие органы власти Литвы, Латвии и Эстонии 21—22 июля приняли решение восстановить Советскую власть и просить высший законодательный орган власти Советского Союза принять республики Прибалтики в состав СССР. Принятие в состав СССР состоялось в начале августа на сессии Верховного Совета СССР. Поэтому в Декларации Уоллеса речь, по сути, шла о непризнании решения высших органов власти республик Прибалтики восстановить советскую власть, то есть у Декларации изначально было политико-идеологическое — антисоветское, а не правовое обоснование.
В Декларации, повторимся, речь идет о непризнании инкорпорации прибалтийских государств в состав СССР. Но после 1945 года в ряде стран активно применялись и такие оценки событий 1940 года, как аннексия и оккупация. 17 июля 1959 года, то есть в самый разгар антикоммунистической истерии в США, конгресс Соединенных Штатов постановил ежегодно отмечать «неделю порабощенных наций». Чуть позже это решение стало законом P.L.86—90, обязавшим президентов из года в год подтверждать цель США освободить жертвы «империалистической политики России, приведшей с помощью прямой и косвенной агрессии, начиная с 1918 года, к созданию огромной империи, представляющей прямую угрозу безопасности Соединенных Штатов и всех народов мира»19.
В отношениях СССР и США этот закон не раз провоцировал возникновение конфликтных ситуаций. Характерный пример: во время визита вице-президента Ричарда Никсона в СССР в 1959 году Никита Хрущев обвинил его в том, что требование в федеральном законе США (закон P.L.86—90) расчленения СССР — государства, которому он наносит визит, вопиюще противоречит международному праву. В ответ Р. Никсон смущенно оправдывался и назвал это требование конгресса «глупым»20.
Другой пример: подписывая заключительный акт Совещания в Хельсинки, президент США Джеральд Форд сказал: «Соединенные Штаты Америки с удовольствием подписываются под этим документом потому, что мы подписываемся под каждым из этих принципов», то есть в 1975 году США в очередной раз признавали территориальные границы государств в послевоенной Европе21.
Начиная с 1982 года, поддержка США тезиса о якобы незаконном присоединении прибалтийских государств к СССР становится намного активнее. Это связано с тайной деятельностью ЦРУ США по поддержке сил, выступающих за радикальное экономическое и политическое ослабление СССР, вплоть до его территориального раздела. В соответствии с утвержденной президентом Рональдом Рейганом в 1982 году тайной директивой «NSDD-32» официальной целью США с этого времени становилось устранение советского влияния в Восточной Европе, а также в республиках Прибалтики. Речь шла о финансовой поддержке организаций и отдельных людей, которые выступали с антисоветских позиций. Президент Рейган обсуждал со своими советниками не только вопрос о поддержке польской «Солидарности», но и вопрос об устранении решений Ялтинской конференции, которая после Второй мировой войны определила сферы влияния СССР и США в Европе. «У Рейгана не было времени на обсуждение Ялтинской конференции, — говорил Ричард Пайпс. — Ему она представлялась несправедливой»22.
Давление США на СССР по вопросу Прибалтики еще более усиливается после того, как объявленная М. С. Горбачевым в середине восьмидесятых годов перестройка натолкнулась на серьезные экономические трудности. Они и привели к резкому всплеску межнациональной напряженности, а затем и к росту сепаратистских настроений сначала в Литве, Латвии и Эстонии, а потом и в других республиках СССР. На этом этапе США прямо выдвигают требование «отпустить прибалтов»23.
По мере того как кризис в Прибалтике набирал силу, американская печать и конгресс все больше начинают давить на президента Буша, требуя, чтобы он не пасовал перед Горбачевым. Сенаторы и конгрессмены требуют немедленного дипломатического признания Литвы. Даже сенатор Нэнси Кассенбаум, умеренная канзасская республиканка, «била» в барабаны, требуя независимости для Литвы».
В этих условиях Верховный Совет Литвы 11 марта 1990 года принимает решение о восстановлении независимости Литовской Республики. Литва стала первой советской республикой, провозгласившей свою независимость от СССР.
22 марта 1990 года, выступая на пресс-конференции, Буш повторил, что Соединенные Штаты никогда не признавали советской аннексии Литвы. «Однако, — добавил он, — существуют определенные жизненные реальности, и литовцы прекрасно о них знают, и им следует договариваться — что они и делают — с советскими официальными лицами, чтобы примирить разногласия»24.
1 мая 1990 года сенат конгресса США в 73 голоса против 24 решил лишить Москву режима наибольшего благоприятствования в торговле до тех пор, пока не начнутся переговоры с Вильнюсом25.
Чувствуя поддержку со стороны США по отношению к Литве, 4 мая парламент Латвии также объявил о независимости и отделении от Советского Союза.
18 мая утром госсекретарь США Джон Бейкер встретился с Горбачевым в Кремле. Бейкер напомнил Горбачеву, что у него и у Буша «нет большого пространства для маневра»: до тех пор, пока Кремль будет применять тактику силы в Прибалтике, торговое соглашение США с СССР будет находиться под угрозой. Горбачев сказал, что он хочет «изменить климат». Но предстоит решить «трудные проблемы»: «Мы выработаем совместно с литовцами тот статус, какой они хотят»26.
30 мая начался официальный визит М. С. Горбачева в США. С военно-воздушной базы Эндрюс советская делегация в сопровождении эскорта мотоциклистов прибыла в Вашингтон, где ее встречали демонстранты с разными плакатами: «Поддерживаем Горбачева»… «Уйдите из Литвы»… «Перестаньте нападать на армян»…
Как отмечает М. Бешлосс, «эти противоречивые призывы напоминали о том, что в американском обществе существуют противоборствующие силы по отношению к СССР: широко распространенное одобрение Горбачева и его политики соседствовало с более критическим отношением различных этнических групп, таких, как американские прибалты и армяне, которые видели в советском лидере душителя своих сородичей, все еще живших в «тюрьме народов»27.
Во время переговоров Буш согласился подписать торговый договор с СССР при условии, что Горбачев подтвердит свое обещание урегулировать прибалтийский кризис путем мирного диалога, а не с помощью силы. Но с принятием этого решения Буш медлил до последнего. Никто и не подумал принести соответствующие документы в Белый дом — пришлось посылать за ними курьера в министерство торговли28.
В 1991 году давление США на СССР по «прибалтийскому вопросу» еще более усилилось. После событий 19—21 августа президент США Дж. Буш направил Горбачеву письмо, настаивая на том, чтобы он как можно скорее признал Прибалтийские государства.
М. Бешлосс пишет, что «Горбачев обещал Бушу, что признает независимость Прибалтики к пятнице, 30 августа, но затем попросил дать ему еще время. В субботу, 31 августа, Буш позвонил президенту Ландсбергису в Вильнюс и пообещал ему, что признание Литвы уже близко. Но и через два дня Горбачев так и не двинулся с места.
Буш уже не мог больше ждать и формально признал Прибалтийские государства в понедельник, 2 сентября. Спустя четыре дня, в пятницу, новый советский временный исполнительный орган, названный Государственным советом, признал Прибалтийские государства»29.
«ПРИБАЛТИЙСКИЙ ВОПРОС» И ЗАПАДНАЯ ЕВРОПА
После 1945 года многие западноевропейские страны охотно поддержали позицию США по вопросу перемен 1940 года в Латвии, Литве и Эстонии. И в этом нет ничего удивительного. Западная Европа в это время не только развивалась по разработанному в США экономическому сценарию (план Маршалла), но и активно участвовала в идеологическом противостоянии стран Запада и СССР.
29 сентября 1960 года Консультативная ассамблея Совета Европы заслушала подробный доклад представителя Дании о судьбе прибалтийских стран. Тогда была принята резолюция № 189 «О ситуации в прибалтийских государствах в годовщину их принудительной инкорпорации Советским Союзом». Речь шла о незаконной инкорпорации территорий независимых государств без предоставления возможности народам выразить свое волеизъявление. Резолюция содержала констатацию того, что большая часть правительств стран свободного мира продолжает признавать de jure существование независимых прибалтийских государств. В то время в состав Совета Европы входили 15 государств: Австрия, Бельгия, Великобритания, Германия, Греция, Дания, Ирландия, Исландия, Италия, Люксембург, Нидерланды, Норвегия, Турция, Франция, Швеция30.
13 января 1983 года Европейский парламент при участии депутатов 10 государств принимает резолюцию, в которой осуждает оккупацию Советским Союзом прежде независимых и нейтральных прибалтийских государств, начавшуюся в 1940 году в результате заключения пакта Молотова — Риббентропа и якобы продолжавшуюся на момент принятия документа31.
28 января 1987 года Парламентская ассамблея Совета Европы приняла еще одну резолюцию о положении прибалтов, в которой напомнила о том, что инкорпорация этих стран в состав СССР остается вопиющим нарушением прав наций на самоопределение32.
ПРИЧИНЫ РАСПАДА СССР
Как признают некоторые бывшие активные участники Третьей Атмоды (Atmoda по-латышски — возрождение), независимость стран Балтии для лидеров националистических движений оказалась неожиданной. До сих пор сторонники независимости задаются вопросом, что это было: «случайность, совпадение исторических условий или все же талантливо направляемый процесс?»33. И если этот процесс все же направлялся, то кто был режиссером — номенклатура КПСС? Или КГБ — «главный двигатель перестройки»? Ведь «было такое впечатление, что требование независимости разрешено, оно легально, во всяком случае, была устранена боязнь реальных репрессий»34.
Российские ученые Татьяна Сидорина и Тимур Полянников называют пять причин распада СССР и, соответственно, обретения независимости странами Балтии.
Во-первых, в конфликтах между народами Советского Союза, сопровождавших дезинтеграцию Советского Союза, достаточно четко проявилось размежевание этносов на «передовые» и «отсталые». И наиболее четко осознавали себя в качестве «передовых» по сравнению со всеми прочими нациями СССР литовцы, латыши и эстонцы.
Во-вторых, в ходе межэтнических конфликтов достаточно наглядно проявились и признаки «столкновения цивилизаций». Католики-литовцы и исповедующие протестантизм латыши и эстонцы с энтузиазмом восприняли идеи об освобождении из-под власти «русской империи» и о «возвращении в Европу».
В-третьих, национал-сепаратистские движения в республиках СССР на протяжении всей своей истории пользовались поддержкой внешних сил — как политических структур, созданных за рубежом представителями соответствующих национальных диаспор, так и некоторых иностранных правительственных и международных организаций. Подобная поддержка националистам оказывалась в рамках более широкого идеологического и политического конфликта — глобального противостояния СССР и США.
В-четвертых, резкая эскалация межнациональных и межэтнических конфликтов на территории Советского Союза стала возможной только в условиях быстрого и необратимого ослабления государственной власти и фактического паралича силовых структур. В условиях демократизации и либерализации советского режима, воспринимавшихся на периферии как «бессилие Москвы», у националистов в республиках появились легальные возможности для пропаганды своих идей через СМИ и создания соответствующих массовых организаций. По сути, уже в 1989 году процесс «национального возрождения» на периферии СССР вышел из-под контроля московского руководства и обрел собственную разрушительную динамику.
В-пятых, ключевая роль в распаде СССР принадлежала определенным кругам партийно-государственной номенклатуры, чьи интересы в период перестройки совпали с интересами рвавшихся к власти «традиционных» националистов35.
Сочетание этих причин, — подчеркивают Т. Сидорина и Т. Полянников, — привело к эффекту резонанса, то есть к резкому усилению их совокупного разрушающего воздействия. «При этом особая роль в стимуляции этого процесса принадлежала средствам массовой информации, препарировавшим и зачастую тенденциозно искажавшим информацию о происходивших событиях»36.
Однако приведенный перечень причин, приведших к распаду СССР, представляется неполным. Не названа, по сути, главная причина. А именно — непростительная ошибка М. С. Горбачева, допустившего одновременное проведение в СССР реформ экономической и политической систем государства. Именно проведение двух реформ одновременно сделало страну фактически неуправляемой и разрушило СССР.
ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Независимость Латвии — это итог длительного идеологического и военного противостояния СССР и стран Запада, в котором СССР потерпел поражение. Это итог очернения национальной политики СССР, итог изображения СССР на Западе как «тюрьмы народов». Это итог серьезных ошибок, допущенных в процессе реформирования СССР, итог распространенных на Западе среди прибалтийской эмиграции реваншистских настроений, а также закрытости советского общества и прямо связанной с этим идеализации и западного мира, и западной латышской эмиграции.
Запад никогда не был заинтересован в сохранении СССР. Наоборот, он был заинтересован в его расчленении и растаскивании по частям на свои сферы влияния. Народы СССР, и в первую очередь народы республик Прибалтики, увы, подыграли этой тайной стратегии Запада.
Сегодня, по прошествии 20 лет, пересматриваются многие оценки, которые еще недавно казались абсолютно незыблемыми. Согласно данным исследования, проведенного в странах Балтии весной 2011 года, 46 процентов литовцев, 41 процент эстонцев и 58 процентов латвийцев уверены, что 20 лет назад жить было лучше37.
Оснований для такого мнения достаточно. В Латвии после 1991 года, впрочем, как и в Литве и Эстонии, ушли в небытие всеобщая трудовая занятость, высокий уровень социальной защиты населения, бесплатное здравоохранение, бесплатное и качественное среднее и высшее образование. Разрушив собственные промышленность и сельское хозяйство, возведя идеологический «железный занавес» на границе с Россией, независимая Латвия нанесла огромной силы удар и по своим науке и культуре. Резко потеряли в качестве системы школьного и вузовского образования. Сегодняшняя независимость Латвийского государства оплачивается странами Запада и носит очень условный характер. Но главное даже не это. Главное — это то, что в условиях резкого снижения уровня жизни для значительной части населения независимость государства для очень многих людей оказалась менее важной или вовсе неважной в сравнении с наличием работы и возможностью дать своим детям хорошее образование. Кроме того, для многих людей совершенно неприемлемыми оказались еще два момента — чудовищный отрыв власти от народа, пренебрежительное отношение власть имущих к интересам простого человека и сознательная политика властей по созданию межнациональной напряженности в обществе, пересмотру итогов Второй мировой войны и политической реабилитации бывших нацистских коллаборационистов.
Результатом неприятия ТАКОЙ независимости стали поистине чудовищные потери населения Латвии в период с 1991 по 2011 год. Если в 1989 году население Латвии составляло 2 666 567 человек38, то, согласно предварительным итогам переписи весны 2011 года, в Латвии сейчас проживают всего лишь около 1 900 000 человек39. Сегодня можно утверждать, что цена независимости — это сотни тысяч человек, которые или умерли, или эмигрировали из страны в поисках лучшей доли.