Неформалы и монах, или Евангелие на рок-концерте

Неформалы и монах, или Евангелие на рок-концерте

Сегодня игумену Сергию (Рыбко) исполняется 50 лет.

Отец Сергий – настоятель храма Сошествия Святого Духа на Лазаревском кладбище – с 2000 года проповедует Евангелие среди рокеров, байкеров, панков и других неформалов. Проповедует по-своему, как священник, еще в молодости принявший монашество, и как бывший хиппи, успевший исколесить полстраны автостопом. Но при всей любви к року, главное дело его жизни, о котором знают уже далеко не многие, с децибелами и басами никак не связано.

 

С чем связано – об этом и многом другом отец Сергий согласился рассказать порталу «Православие и мир» .

 

Два слова о хиппи

 

Одним из лозунгов хиппи был такой: «Иисус Христос – первый хиппи». Не Будда, ни Магомет, ни Конфуций, а именно Христос.

 

Почему?

 

Движение хиппи было основано на христианских идеалах. Когда оно зарождалось, за основу был взят манифест францисканского монашеского ордена и принципы абсолютного нестяжания дервишей (бродячие аскеты, приверженцы суфизма – мистического течения в исламе — авт.). Те отношения, которые были между нами – это действительно христианские отношения. Совершенно незнакомый человек мог тебя поселить у себя дома, дать тебе ключи, кормить и поить тебя, помогать всячески.

 

Современные хиппи – такие же?

 

К сожалению, совсем нет. Видел их фестиваль – Rainbow. Смотришь, а там народ голышом ходит, многие из них исповедуют New Age – совершенно нездоровую и опасную смесь оккультных течений. Поэтому с современными хиппи я не могу найти общий язык: они меня не приемлют, я их не понимаю.

 

Ни один панк ни разу мне не сказал грубого слова – в любой степени подпития к священническому сану они относятся с уважением. А хиппи начинают издеваться, ерничать, подкалывать – они очень циничны стали. Плюс от них постоянно слышишь мат-перемат, которого у нас и в помине не было. С тем, кто начинал ругаться, мы просто не общались: если ты с нами – выражайся нормальным русским языком или англо-русским сленгом (он был принят у хиппи).

 

Хотя я встречал несколько современных хиппарей – настоящих носителей этой культуры, очень симпатичных, но они как-то в одиночку сегодня существуют.

 

Вообще всегда что-то новое узнаешь, общаясь с молодыми из субкультур, потому что это каждый раз загадка.

 

Любую субкультуру надо изучать несколько лет – «въезжать» в нее, чтобы понять, что они хотят сказать. Почти все, что пишут о неформалах – неправда. Чтоб узнать правду, надо общаться, изучать литературу какую-то там, смотреть, что им приписывают, и идти от противного.

 

Как были неформалы изгоями в СССР, так и остались?

 

Да. Сегодня к субкультурам относятся почти так же, как при «совке»: операция «Неформал» проводится, когда идет человек с красным шарфом, а его хватают и бьют. Это нам уже знакомо: меня 17-летнего в свое время избили за то, что у меня на майке была надпись: «Люди, станьте человечней».

 

Люди боятся того, чего не понимают: не понимаем, значит плохо! В наши времена нас называли «банды хиппи». У Константина Кинчева есть такая песня «Все это рок-н-ролл», там тоже полно эпитетов, которыми награждали в 80-е годы неформалов: «наркоманы, фашисты, шпана». Сейчас примерно то же самое.

 

 

Отцы и дети

 

Вы говорите, что в конфликте поколений вы всегда на стороне молодых. Почему?

 

По опыту своей жизни. Может быть, я мог бы попасть в Церковь, избежав неформальных движений, в которых помимо плюсов были, конечно, и свои минусы. Но я пришел в храм только в 18 лет – не в старости, конечно, но все равно жалко этого потерянного времени! А почему оно оказалось потеряно? Мы начинали искать истину на стороне, потому что Церковь просто скрывали от нас, а у старшего поколения было полное непонимание наших поисков, планов, идеалов – я просто помню это по себе.

 

Я когда-то разговаривал с мамой, спрашивал ее:

 

– Мама, а для чего я живу?

 

– Зачем тебе надо – глупости всякие спрашивать?

 

– Мам, для меня это важно.

 

– Ну вот школу закончишь, в институт поступишь.

 

– Хорошо, а дальше что?

 

– Институт закончишь, работу хорошую получишь.

 

– А дальше что?

 

– Денег заработаешь, машину купишь, квартиру купишь.

 

– А дальше?

 

– Семью создашь?

 

– А дальше что?

 

– А что, тебе мало?!

 

– Мне мало. Это все хорошо, но мне этого мало. Мне надо что-то другое.

 

– Ну, знаешь…Ты вот в наши годы не жил, когда хлеба не было…

 

Правда, я хорошо знал, что это такое, когда есть нечего: когда хипповал, ночевать иногда приходилось в подъезде, на улице, на вокзале, голодать.

 

Сегодня «подростковые вопросы» так же остаются без ответов?

 

В этом отношении мало что изменилось: молодым людям по-прежнему пытаются навязать свои идеалы, причем, как правило, совсем не духовные: давай учись, институт заканчивай, деньги зарабатывай…. Я не учился и никогда об этом не жалел. Мало того, я считаю, что свою индивидуальность, умение мыслить индивидуально, а не так, как положено, я сохранил именно благодаря тому, что нигде не учился. Я ни в коем случае не против высшего образования, но на нем нельзя зацикливаться. Далеко не всем оно подойдет – у каждого свой путь в жизни.

 

Не дают молодым людям раскрыться, не понимают их. Отсюда конфликт поколений. Мамочка, ну поговори ты с дочкой по душам! Нет, начинают строить: «Ты не так одета, не так спишь – не на том боку лежишь, не такую прическу носишь». Да какая разница, какую она прическу носит? Есть более высокие, более серьезные вещи.

 

 

«Взять от жизни все – это и есть…монашество»

 

Что вам дало «хипповское» прошлое, кроме того, что стало ступенькой к Церкви?

 

Это не совсем прошлое: в душе я и сейчас во многом хиппи и останусь им на всю жизнь. Это движение многое дало мне не только как христианину, но и как монаху: был бы я монахом, если не был бы хиппи – большой вопрос!

 

Во-первых, эта культура научила меня идти своим путем.

 

То есть?

 

Нужны большие моральные силы, чтобы плыть против течения. Когда ты монах, не только мир не разделяет твоих взглядов, тебя и многие верующие, миряне, не понимают: а зачем это тебе надо? Создай ты семью нормальную христианскую! А Максим Исповедник говорил, что если весь мир примет ересь, то он все равно останется с истиной. Вот настоящий хиппи!

 

Игумен Сергий (Рыбко) и в молодости в Оптиной пустыни всегда с радостью общался с молодежью.

 

Как для вас открылось монашество?

 

 

Дело в том, что я максималист. Через некоторое время после моего прихода в Церковь я понял, что в мирском, семейном христианстве мне чего-то не хватает. А когда мне открылось монашество, я осознал: вот это то, вот для этого стоит жить, этому стоит себя посвятить! Потому что это вся полнота жизни. Прожить жизнь по максимуму, взять от жизни все – это и есть монашество.

 

Вы почувствовали какое-то призвание к монашеской жизни?

 

Я бы не сказал, что ощутил это призвание сразу, вдруг. Постепенно… Когда я воцерковлялся, уважал, конечно, монашество, но считал, что это путь избранных, каких-то уникальных людей. А мне, как всем, предстоит жениться…

 

А потом я стал замечать интересную вещь в своей жизни: все девушки – хорошие православные девушки, с которыми я знакомился, через какое-то время после знакомства из моей жизни исчезали. Второй встречи не бывало! С последней знакомой мы как-то удивительно не могли пересечься: я подхожу к остановке, а автобус, в котором она сидит, из-под носа у меня уходит. Приезжаю к ней домой, а оказывается, она только-только уехала из города…

 

Как вы поступили в монастырь? Не от безысходности же!

 

А я давно хотел в горы, знал, что там отшельники живут. Взял благословение у покойного епископа Сергия и поехал. Приехал, две недели прожил там – все желания мирские пропали. И вернулся я к своему духовнику уже с готовым решением… Он на меня смотрит и говорит: «Ну что? В монахи?». Я очень обрадовался! У меня не было на этот счет никаких сомнений, но я боялся, что батюшка не благословит в монастырь идти – жениться погонит. Я очень рад и благодарен Богу, что он меня избрал идти по этому пути, ехать в Оптину пустынь.

Вообще главное дело моей жизни, я считаю, связано с монашеством. Да, у нас при храме сошествия Святого Духа на Лазаревском кладбище есть русско-сербское движение, и военно-патриотический клуб, но есть и сестричество, во имя святителя Игнатия Ставропольского. Оно организовано в Москве, и за городом у нас 5 гектаров земли. Там служба идет каждый день. Сейчас в сестричестве 30 с лишним сестер, которые готовят себя к монашеству. Это девичье сестричество: обязательное условие, чтоб послушница была девушкой. Бывают исключения, но большинство сестер, как это ни странно в современном мире, сумели сохранить себя в чистоте. Я занимаюсь этим сестричеством с 1990-го года и хотя этот проект менее известен, чем работа с неформалами, он меня больше привлекает. Нет ничего лучше и святее монашества!

 

 

«Я слово сказал – и за барабаны»

Во время вашей проповеди то, что вы монах, играет какую-то роль? Все-таки традиционные представления о монашестве совсем другие: пустыня, пост, молитва, затвор, черный клобук, мантия…

 

Они меня как батюшку воспринимают – монах, не монах, это уже не так важно. Для них важно, что перед ними священник – живое существо, с которым можно поговорить, который их не ругает, не строит, нотаций не читает.

 

А то, что вы бывший неформал – это важно?

 

Это важно, да. Я имею право на определенный сленг, на определенное поведение, на определенный жест. Например, я могу сказать, что от имени неформалов века 20-го приветствую неформалов века 21-го. И это не игра.

 

Есть определенные правила поведения клириков: если ты вышел, как священник, веди себя как священник. Но я не просто священник, я еще и бывший хиппи – и все это в одном лице! Поэтому я могу позволить себе немного отступить от этих канонов: могу, например, сесть и на барабане сыграть.

 

Неужели приходилось?

 

Приходилось. Однажды я был на фестивале «Рок-волна». После меня выступала группа «Кин-Дза-Дза», а у них барабанщик не пришел. Они взмолились: «Батюшка, выручай». Ну, я слово сказал – и за барабаны. Пошел потом в народ, там говорят: «Батюшка, это лучше выступление было! Вы еще будете играть?» Человек 15 подошло так!

 

Если человек никак не был связан раньше с неформалами, он может проповедовать в этой среде или лучше воздержать от такой «авантюры»?

 

Я думаю, что священник – в любом случае сам по себе неформал, его так воспринимают: у него ведь своя форма одежды, свой образ поведения. Андрей Кураев – прекрасный пример. Никогда он рокером не был, он вообще утверждает, что рок-музыка – это зло. Но идет и в этой среде проповедует, и очень успешно. Думаю, что для проповеди важнее не твое прошлое, а призвание.

 

Вы такое призвание всегда чувствовали?

 

Проповедовать людям, которые далеки от Бога, особенно молодым, представителям субкультуры, я всегда очень хотел. И вот Господь привел меня на эту стезю.

 

Сразу было тяжело: и физически тяжело, и морально, потому что всегда есть недоброжелатели, препятствия какие-то есть. Но после того как скажешь слово, когда что-то получилось – такая радость бывает! Выходишь – перед тобой тысяча человек, и чувствуешь себя, как апостолы чувствовали: вот проповедь настоящая, ведь это не бабушки, которые будут одобрять все, что бы ты не сказал. Это непредвзятая публика. Перед ней искренне надо говорить, правду-матку они воспримут.

 

 

Волосатый и на мотоцикле – не значит балбес

 

Отец Сергий, в интернете довольно активно обсуждают ваши выступления на рок-концертах и в целом сопоставимость агрессивных субкультур и Православия. Например, пишут, что байкерство – одна из самых сочувствующих аудиторий, что вера и мотоцикл – вещи легко совместимые. Как бы вы объяснили этот феномен?

 

Байкеры – люди очень неглупые. Это стереотип, что если человек с длинными волосами и на мотоцикле, значит, балбес. На самом деле это думающие, зрелые, зачастую солидные люди, их средний возраст – 30-35 лет. К примеру, организатор байкерского фестиваля в Нарве – такой фактурный байкер – владеет самым богатым отелем в этом городе. На деле он очень простой человек, байкерство – его жизнь, его душа.

 

Так что и размышления о жизни, и вера не чужда ни ему, ни его собратьям. А в Прибалтике эти настроения умножается на двое, потому что там очень силен национализм – идея объединения вокруг России. В Эстонии русские люди оказались никому не нужными, чуть ли не изгоями, и потому выживают, объединяясь: не скорость или модель байка для них главное, а то, что они русские. Поэтому и Православие им очень близко.

 

А судя по программе фестиваля, первым слово все же взял лютеранский пастор…

 

Я его выступления не видел, но мне довелось послушать реакцию наших байкеров. Иду, а сзади говорят: «Вот, наш батюшка, православный, а этот вышел, 1,5 часа и по-русски, и по-английски вещал, лапшу на уши вешал…». Конечно, пастор тоже хотел что-то доброе сделать, но не получилось. Аудитория не подходящая.

 

Как вообще говорить о вере, о любви перед такой непростой, разгоряченной аудиторией, на шумном мероприятии? Это ведь не приходская беседа и не университетская лекция…

 

Байкеры – нормальные, адекватные люди, они способны слушать. На их фестивалях я никогда не видел ни пьяных вдрызг людей, ни каких-то потасовок, хотя там были и иностранцы – американцы, шведы. Повод для драки придумать можно было бы запросто, но, тем не менее, никто никого не обижал. Если кто-то на кого-то наткнется: «Простите, простите» – и все, дело замято. В Нарве было очень много байкерских семей: скажем, если папа – байкер, мама с детьми обычно «прилагается». В общем, впечатление очень светлое осталось: в Нарве, я считаю, лучший фестиваль байкеров.

 

Разве не возникает противоречия между текстами и музыкой, отец Сергий?

 

Никакого. На рок накладывается все, даже тексты молитв. У покойного актера и композитора Павла Смеяна – Царствие ему Небесное, его исповедовал и причащал один из клириков нашего храма – есть рок-опера «Слово и дело», по мотивам повести «Князь Серебряный» Алексея Толстого. Это тяжелый рок, под который читаются паримии – ветхозаветные тексты, содержащие в себе пророчества. Удивительно красиво получается: пророческие слова, о страшном суде в том числе, на славянском языке, под тяжелый рок – это так потрясает!

 

Все-таки это не молитва, а тексты Священного Писания…

 

Конечно, молитва есть молитва, а музыка есть музыка, и искусство не стоит мешать с тем, что происходит в храме. Я считаю, что допустимо любые молитвы положить на музыку, но в храме даже орган католический уже излишен, так как привносит не молитвенный, а какой-то искусственный настрой. Я приветствую эксперименты, но есть вещи, несовместимые между собой. Православная Церковь очень свободная – Господь Иисус Христос говорил: «Познайте истину и она сделает вас свободными». Но есть грань, которую переходить нельзя.

 

«Все средства хороши, чтобы человек за Богом пошел»

 

Что позволяет вам считать, что проповедь на рок-концерте эту грань не переходит?

 

Когда дело касается миссионерства, то здесь допустимы самые разные вещи. Потому что все средства хороши, чтобы человек за Богом пошел.

 

Есть такой рассказ про отшельника, который жил в лесу и никогда не пил вина. В этом же лесу обитала шайка разбойников. Они старца уважали за подвижническую жизнь и не трогали. Но однажды они встретили его в истощенном состоянии: тот уже с ног валился, потому что не пил ничего несколько дней. Кроме вина у разбойников с собой ничего и не было, и чтобы как-то заставить старца выпить вино для поддержания сил, главарь разбойников достает нож и говорит: «Пей! Откажешься – зарежу». Отшельник, провидя окончание всей этой истории, взял и выпил. Разбойник устыдился, пал подвижнику в ноги и сказал: «Отче, прости, я заставил тебя нарушить твои принципы. Отныне я хочу быть твоим учеником». И все эти бандиты вслед за своим главарем пали на колени, говоря: «Веди нас, в Царствие Небесное пойдем за тобой». И таким образом образовался новый монастырь.

 

Вот настоящая миссия!

 

Отец Сергий, появление священника-миссионера на концертах и фестивалях можно расценить и как заигрывание с народом, компромисс, на который идет Церковь ради обращения молодежи. Что вы об этом думаете?

 

Это не компромисс, это миссионерство, а для него, повторюсь, никаких запретов не существует. Митрополит Антоний Сурожский сказал, что если в аду ему поставят кафедру, то он и там будет проповедовать. И на примере святых мы видим, что проповедовать можно абсолютно везде.

 

 

Есть такой преподобный Виталий Александрийский, который проповедовал блудницам. Равноапостольный Николай Японский ходил по капищам и там людей просвещал. Почитайте очень интересное житие преподобного Авраамия Затворника: там рассказывается, как монахиня Мария, его племянница, стала распутницей и преподобный пошел ее спасать. Оделся в воинские доспехи, прикинулся блудником, проник в публичный дом, ее «нанял» и привел к покаянию.

 

Существует распространенное мнение, что приглашать, «завлекать» в храм – это удел западных христиан и сектантов, а в Православную церковь люди должны приходить сами. Ваше мнение?

 

Чтобы люди пришли в церковь, очнулись, надо что-то сделать. Протестанты, на мой взгляд, излишне активны, они откровенно заманивают в свои церкви. Но я ж на улице ни к кому не пристаю! А в собрании людей речь сказать – это дело вполне православное. Иоанн Шанхайский, и равноапостольный Николай Японский так делали.

 

Если бы апостолы были пассивны, если бы равноапостольный князь Владимир, Борис и Глеб сидели, сложа руки, что было бы с Православием? Церковь всегда была апостольской, в том числе, как преемница апостолов их миссионерском труде. Россию тоже просвещали, часто ценой собственной жизни: преподобный священномученик Кукша, просветитель вятичей; Трифон Печенгский, обращавший в христианство язычников-лопарей на Кольском полуострове; убитый татарами митрополит Макарий Киевский; святитель Иннокентий, просветитель Аляски – их не было что-ли?

 

Зачем проповедовать за пределами храма?

 

Любой ли священник должен проповедовать за пределами храма?

 

Это его обязанность. На любом иерейском кресте, который священник получает во время рукоположения, написано: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою». Словом, прежде всего. «Горе мне, если я не благовествую», – говорит апостол Павел.

 

У нас, к сожалению, зачастую действуют по принципу «как бы чего не вышло». В советское время в семинариях так воспитали духовенство, чтобы оно никуда не лезло. Если кто-то проявлял чрезмерную активность, то оказывался в итоге в глухой деревне, где весь приход – 3 бабушки, которым его активные проповеди не нужны.

 

Сейчас времена другие, людей снова нужно просвещать – за 70 лет гонений Православие подзабылось, обросло выдумками, суевериями.

 

Так что миссионерство – это моя обязанность, а потом и монашеское послушание, инициатива исходила не от меня. Я решил было сначала, что не монашеское это дело. А владыка Арсений (архиепископ Истринский, викарий Московской епархии – авт.) как-то при встрече сказал: «Ты что-то мало с молодежью работаешь. Уроки игры на гитаре в Воскресной школе – это хорошо, это то, что надо. Но нужно и на рок-концерты ходить проповедовать. Вот иди и проповедуй. В Царицыно скоро собирается народ – давай, вперед, иди». Пошел я в Царицыно, так и началось…

 

Отец Сергий, а ошибки у вас когда-нибудь случались в проповеди?

 

Ну, конечно. Одно из первых выступлений было на большом фестивале в Витебске. Я выхожу, передо мной толпа человек под 1000, не больше. Вечер поздний, они все кричат. Я стушевался, начал что-то говорить. А они кричат: «Сыграй, сыграй». Надо было сесть за ударную установку, взять палочки и сыграть, а я тогда испугался. А ведь здесь надо вести себя очень неформально, нестандартно.

 

Конечно, ошибки были в самом начале. Когда я только-только воцерковился (в церковь ходил, причащался, но тусовки своей еще не оставил), «миссионерство» мое было меньших масштабов: очень хотелось всем рассказать о том, что мне открылось! Так вот эти попытки ни к чему не приводили, даже напротив – обратный эффект был. И я понял: чтобы говорить, надо что-то знать. И лет 10 молчал вообще, хотя желание рассказать никуда не пропало.

 

Вы готовитесь перед проповедью на концертах?

 

Подготовиться, конечно, нужно, хотя всегда есть, что сказать – что-то всегда Бог на душу полагает. Не всегда есть Божья воля говорить. Помню, пришел я на один концерт в каком-то ресторанчике – я вообще сам напросился. Ребята-музыканты очень хорошо сыграли и я почувствовал, что не надо тут ничего говорить. Это всегда чувствуется.

 

«Надо просто идти и ничего не бояться»

 

Страшно выходить на сцену перед такой неспокойной публикой?

 

Всегда какое-то волнение есть. Это, кстати, еще одна ошибка – бояться, слушать, кто что там кричит. Всегда кто-то что-то кричит. А говорить все равно надо. Всегда есть отдельные лица, которые тебя слушают. Даже если их 5 человек или даже один – ради них надо выходить перед многотысячной толпой. Кто-то из святых отцов говорил, что если для спасения одной души надо перейти горы, значит эти горы надо перейти. Когда я говорю, я понимаю, что все сейчас не обратятся, что большинство не обратится сейчас, но кто-то будет слушать, кого-то это затронет – и это уже хорошо.

 

И потом я всегда иду в народ. Люди подходят, благодарят: «Батюшка, спасибо, хорошо сказали».

 

Миссионеры все-таки рискованные люди в определенном смысле. Вы этого не ощущаете?

 

Есть интересный эпизод в житии Авраамия Ростовского. Пришел он к язычкникам, встал у какого-то священного дерева и начал проповедовать. Его избили и выгнали вон. Он подлечился, снова пришел туда же – проповедовать. Его снова избили и прогнали. В третий раз он пришел, срубил это дерево и на его обломках стал говорить. Местные люди озверели, конечно – чуть не убили его. Когда они пришли в себя, их старейшины сказали так: наше священное дерево само себе не помогло, а этот человек так нас любит, что что бы мы ему не делали, он возвращается и ничего не боится. Давайте его послушаем. Привели преподобного Авраамия: «Говори, что ты там хотел сказать». Вскоре он крестил первых христиан из того племени. Вот настоящий миссионер – ничего не боялся.

 

Мне, конечно, до такого далеко, но принцип я понимаю: человеческая злость запросто может на тебя обрушиться. В принципе ты должен быть готов к тому, что тебя убьют, зарежут, бутылкой по голове дадут. Если такого настроя нет, то ты не сможешь, ты испугаешься. А надо просто идти и ничего не бояться.

 

Есть что-то, чего вам не хватает в вашей работе?

 

Всего хватает, слава Богу. Я очень рад, что процесс пошел.

 

Проповеди – это очень тяжело физически, морально, этот труд когда-нибудь закончится. Но надо, значит надо.

 

Есть удовлетворение, конечно, самое главное, что процесс пошел! Взаимное недоразумение между роком и Церковью преодолевается: сатанистами рокеров перестали обзывать и они поняли, что Церковь – это не святоши, это собрание совершенно разных людей. И им там точно найдется место.

 

 

 

Русский рок: воцерковление продолжается

 

Отец Сергий, появление священника на рок-концерте уже перестало быть чем-то невиданным. Нет ли тут опасности, что увидев батюшку, говорящего с рок-сцены, люди разочаруются в Церкви: мы, мол, думали, что они стоят особняком, что они святые, а они стали такими же, как мы?

 

Но так и есть: мы такие же люди, как они, ведь Христос пришел, чтоб грешников спасти, и Его Церковь – это не одно только собрание святых. Вся красота христианства в том, что Богочеловек пришел к людям и с ними стал общаться, как Человек. Все другие религии элитарны: буддизм, ислам, индуизм – там существуют избранные, а все остальные считаются быдлом. А христианство – наиболее демократичная религия, оно принимает всех. «Князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими, но между вами да не будет так. А кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугой», – говорит Спаситель.

 

 

Всякое дело познается по плодам. Видны ли плоды вашей работы среди неформалов?

 

Приведу такой пример.

 

3 года назад я впервые приехал на питерский фестиваль «Окна открой», меня пригласили мои друзья, с которыми я в свое время хипповали: Дима Зайцев – один из первых продюсеров группы «ДДТ», Евгений Мачуров – один из создателей первого питерского рок-клуба. Я выступил после группы «Алисы», потом сели с ребятами пить чай. Я признался, что долго засиживаться не могу – суббота, Всенощное Бдение, я в храм хочу. А Женя и говорит: «Я тоже в храм хожу – в Царском селе есть храм Тихвинской иконы Божьей Матери. У меня и духовник там». Как же мне было приятно это слышать! Люди меняются, плоды есть и даже очень большие.

 

Вообще значительная часть русских рок-музыкантов – это православные люди, особенно то поколение, которое уже 10-20 лет на сцене. Они причащаются, ходят в храм, ведут нормальную целомудренную жизнь. Конечно, идеализировать русский рок тоже нельзя, люди есть люди.

 

Есть талантливые рок-музыканты, которые не пошли в Православие: Макаревич, например, или Гребенщиков…

 

У каждого свой путь и неизвестно, к каким выводам кто придет через 5 лет.

 

Борис Гребенщиков сейчас к Православию стал намного ближе. Как нормальный русский бродяга, он мечется из стороны в сторону: то туда его закинет, то сюда. Кинорежиссер Сергей Соловьёв, который снял культовый для советского рока фильм «Асса», про Гребенщикова замечательно сказал: «Это увлечение Бориса восточной философией говорит…о широте его православия».

 

 

Боря по монастырям стал ездить, прямо с группой. Заехал как-то по дороге в Москву в Оптину пустынь и 2 часа с наместником разговаривал один на один. В его последнем альбоме слышны православные мотивы. Это человек ищущий, он честен с собой. Вообще он смирился очень сильно – простой такой стал. Он и мне всегда уделяет время, но, к сожалению, на концертах много не поговоришь: до выхода на сцену он ходит напряженный, настраивается, а после – толпа журналистов, поклонников…

 

Вячеслав Бутусов в Православие пришел, группа «Калинов мост» тоже – они вообще были язычниками, но говорят, что познав мерзость язычества, стали христианами.

 

По-вашему, есть какая-то связь между воцерковлением этих людей и тем, чем они занимаются?

 

Безусловно. Я вижу прямую связь, потому что рок задает вопрос, он честен, он ищет истину и высмеивает ложь.

 

Когда в мое время вокруг была сплошная ложь, рок один своими словами, своей музыкой говорил правду. Его протест – против зла и неправды, а, как сказано в Писании, «мир во зле лежит».

 

«С любой субкультурой надо сначала разобраться»

 

А разве рок не несет агрессию сам по себе? Есть, скажем, релакс-музыка, которая человека расслабляет, успокаивает, а есть панк-рок, который человека заводит…

 

Во-первых, рок очень разнообразен. Есть очень мелодичный рок, а есть «хрипящие», «шипящие», «орущие» стили – этого я не понимаю. Black Sabath или Оззи Осборна еще могу воспринять, а этих – нет.

 

Мелодичный рок – допустим. Но тяжелый рок, ударные, гитары – все это отнюдь не умиротворение приносит, скорее наоборот…

 

Возможно и есть такой эффект, но не в этом дело.

 

Ни зла, ни добра музыка в себе не несет. Все зависит от того, какие идеи в нее заложены. Возьмите Вагнера – это гениальный композитор, сочинивший музыку на германский эпос («Полет валькирий», например). Ничего плохого в этом нет, а, тем не менее, она превратилась в инструмент пропаганды нацизма, т.к. Гитлер ее очень любил.

 

Так что нет ничего плохого самого по себе. Деньги? За них можно убить, а можно на них храм построить или выкупить пленника. Нож? Можно им колбасу резать, а можно – глотки. Так же и гитара. Какой текст кладешь на музыку, какую идею хочешь передать, что хочешь сказать – это главное.

 

Музыка сопровождает и открывает твои слова и идеи, иллюстрирует их, усиливает, делает более эмоциональными. А рок – это очень сильное средство усиления.

 

Но, скажем, скинхеды, сатанисты и вообще агрессивно настроенные люди предпочитают не классическую музыку, а именно рок.

 

Это стереотип, я считаю. Вообще на такие группы очень много списывают огрехов, без разбора: где скины, там все плохо. А, между прочим, это достаточно грамотные люди, а не лысые дурачки, как их представляет пропаганда. С любой субкультурой надо разобраться, прежде чем ее обвинять по принципу «с ними и так все ясно». То, что скинов представляют демонами и сатанюгами, это несправедливо и только больше их обозляет. Ведь просто так ничего не бывает.

 

Да, я не разделяю взглядов, что нужно бить, мочить кого-то… Но надо попытаться понять, откуда это движение пошло и почему оно иногда выливается в такие агрессивные формы. Люди сами пытаются исправить то, с чем не справляется государство. Например, в Испании недавно был принят самый жесткий в Европе миграционный закон: если ты нелегальный эмигрант – будь добр, заплати несколько тысяч евро штрафа и посиди в тюрьме. Люди защищают свою страну разными способами, иначе ее когда-нибудь придется защищать уже с оружием в руках.

 

Поэтому те же скинхэды – это люди, с которыми можно и нужно работать. Они искренне любят свою родину.

 

Рок-клуб при храме

 

Как вы с ними работаете, с такими молодыми людьми?

 

У нас при храме прп. Сергия Радонежского в Бибиреве есть клуб во имя блаженной Ксении Петербургской – клуб для неформалов, духовником которого я являюсь. Кстати, одна из скинхедских групп, которые там играют – моя любимая. Ребята белогвардейские песни поют, мне это все очень нравится: я преклоняюсь перед бойцами Белой гвардии. Так что это нормальная молодежь – студенты и студентки. В диалогах у них, конечно, звучит «Россия – для русских» и пр. Но это же не значит, что надо идти на улицы и кого-то там избивать. И их песни к такому не призывают, они призывают любить свою родину и встать за нее, когда потребуется.

 

Как музыканты в этот клуб попадают?

 

Кто-то сам выходит на него, кого-то мы находим, ребята приводят своих друзей и знакомых, родители – своих детей. Клуб достаточно известный среди молодежи, к нему люди с уважением относятся. Сейчас там занимается около 1000 человек: слушают музыку, сами играют, пишут стихи, выступают, рисуют картины и т.д. Я туда хожу чай пить иногда.

 

Там есть какие-то правила, табу?

 

Во-первых, не сквернословить. Во-вторых, не богохульствовать, то есть уважать религиозные взгляды рядом с тобой находящихся людей. Православный ты, мусульманин или кто-то другой – неважно, приходи, главное, не богохульствуй. В-третьих, крепкие напитки пить нельзя. Пиво я сначала разрешил, но так, чтоб на двух ногах стоять можно было, а позже от него ребята сами отказались. Мы, говорят, приходим работать, репетировать, а тут и храм рядом… Четвертым правилом запрещается…запрещать.

 

И как идет процесс?

 

Ни разу не было никаких эксцессов, милицию ни разу не вызывали. Люди приходят, играют, общаются: панки, скинхеды, антифа – все вместе. Ударник не пришел на репетицию? Приглашают за ударную установку кого-то из параллельной субкультуры!

 

Такой клуб только в Москве сейчас есть?

 

Нет, например, уже в Вязьме открыли филиал, сейчас в Муроме открывают. А ведь в этих маленьких провинциальных городках это – очень большое дело! Я туда приехал и как будто попал в 1965 год: стоит Ленин огромный, дух советской эпохи витает, все серым-серо… А рок-клуб, как луч света в темном этом царстве. Главное, что молодые дурака не валяют: сочиняют песни, репетируют, в храм ходят. Слава Богу, нашелся священник, которому идея рок-клуба понравилась. Он дал ребятам помещение, гитары они сами привезли. В результате коллектив разросся до 20 человек и где только их не находили. Кто-то сидел в каких-то кустах, репетировал чуть ли не на коробках. Кстати, первые две группы сложились из детдомовцев: одна из мальчиков, другая – из девочек. Они пришли, стали помогать храм строить своими руками – батюшка до этого не знал, что делать, кого в помощники звать. Отдали им спортзал, где висели еще лозунги олимпиады 80-го года. Правда, потом начались неприятности: от властей, от архиереев…

 

Почему?

 

Эта та же самая психология, я думаю: «не надо вылезать за рамки». Причем они говорят словами фарисеев, один в один практически: «Сей народ прокляты суть», как будто неформалы могут разрушить Церковь изнутри! Но Господь тоже проповедовал грешникам прежде всего, и они его слушали.

 

Мое поколение породило сколько священников! Из панков уже священники – я знаю – пошли, а ведь это субкультура, появившаяся уже позднее хиппи. Так что все эти ребята – и эмо, и готы – все одного поля ягода.

 

 

Приспосабливаться или бунтовать?

 

Отец Сергий, вы хотите сказать, что самые разные субкультуры – современные и старые – что-то одно объединяет?

 

Суть субкультуры – неприятие устоев этого мира, его лжи, подлости, или хотя бы попытка жить своей собственной жизнью, сохранить какую-то самобытность, чистоту. Помните, как хиппи называли? Дети цветов. В сейчас это в культуре эмо видно: это тоже дети, они не хотят взрослеть, потому что им не нужно то, что активно пропагандирует «взрослый» мир. Они понимают, что становясь взрослым, теряешь часть детской чистоты, непосредственности. Это все наивные проявления, конечно, но, тем не менее, в них есть свой смысл. «Будьте, как дети» – это же слова Христа.

 

А готы – в чем только их не обвиняют! Да, любят люди посидеть на кладбище, почитать готические стихи. Кладбище – это что, что-то нечистое, скверное, сатанинское? А разве не одно из христианских деланий – памятование о смерти, посещение кладбищ в том числе: «помни последняя твоя и во веки не согрешишь».

 

Как вам кажется, смысл субкультур не поменялся по сравнению с советским временем: все-таки тогда было более очевидно, против чего протестовать?

 

А на Западе что? Там «совка» не было, однако движение хиппи как раз оттуда пошло. Живем мы в социалистическом Китае или в средневековой Европе, в Советском Союзе или в современной России – по отношению к вечности разницы большой нет, потому что проблемы одни и те же: «мир во зле лежит».

 

Есть мир и есть рай. Молодая душа это чувствует, тяготится миром и хочет жить в раю, как любой нормальный человек. Кто-то начинает приспосабливаться, как-то пробовать выживать в этом аду, но молодой человек на такие компромиссы идти не желает. В результате он создает свою субкультуру.

 

Так что это очень благоприятная для проповеди Евангелия среда.

 

К чему оказалась не готова русская Церковь?

 

Почему же, на ваш взгляд, такой проповеди фактически нет? Почему молодые зачастую, напротив, боятся зайти в храм, чувствуют себя в нем лишними?

 

Русская Церковь оказалась не готова к пришествию таких разных людей. Ведь одно дело – церковь первых веков, состоявшая из святых людей, а другие дело – церковь современная, где на тебя может наброситься с претензиями неграмотная бабушка. Хорошо еще, если только бабушка. Я как-то ехал через Пермь и заехал в кафедральный собор, приложиться к мощам Иннокентия Пермского. Захожу и вижу огромную надпись примерно такого содержания: «Если женщина ходит в мужской одежде – да будет проклята, если мужчина ходит в женской одежде – да будет анафема». Все, церкви больше нечего сказать – там больше ничего не висело! Слава Богу, что на иконах еще написано: «Да любите друг друга, как Я возлюбил вас».

 

Более того, та надпись – безграмотная. В Священном Писании не так сказано, там сказано: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие» (Втор.22:5). Я считаю, что здесь «голубые дела» имеются в виду. Что ж, если женщина ходит в брюках, ее сразу анафеме предавать?

 

Слава Богу, что у нас и такая церковь есть: нас не уничтожили коммунисты, но что с нас взять после 70 лет гонений? Лучшие люди были убиты, а новые пока еще просто не выросли.

 

Но почти за 20 лет свободы подвижки какие-то положительные должны же быть!

 

Они есть. Патриарх Кирилл настроен на диалог с молодежью и считает его чуть ли не главным приоритетом Русской Церкви.

 

Как он относится к вашим начинаниям?

 

Все мои инициативы он всегда поддерживает, благословляет на поездки. Более того, еще до своего избрания Патриархом он решил для себя расставить все точки над «i» в отношении к року. Года 4 назад тогда еще митрополит Кирилл собрал Юрия Шевчука, Константина Кинчева, группу «Братья Карамазовы», Стаса Артемьева и еще нескольких музыкантов, диакона Андрея Кураева, меня и группу оппонентов, в частности протоиерея Максима Козлова и сказал: «Я хочу для себя сделать выводы, что такое рок». Мы часа три об этом дискутировали.

 

Рок как проповедь?

 

Я знаю, что Патриарху Кириллу и самому приходилось выступать с проповедью на рок-фестивалях…

 

Патриарх на той встрече рассказывал, как его попросили выступить на рок-концерте, где он оказался случайно. «Меня на сцену выводят, а передо мной 17 тысяч молодых людей! В таких случаях долго нельзя говорить. Я им так сказал: «Ребята, вы футбол все любите?» Все кричат: «Дааа». «А вы как любите – выигрывать или проигрывать?» «Оооо, конечно, выигрывать!». «Вот так надо и жизнь прожить, чтобы выиграть». И, говорит, пошел. Главное – в другом: он рассказывал, что чувствовал, как к нему, как к пастору Церкви, тепло, с симпатией относились, как радовались, что он с ними. «Я очень рад, что в моей жизни была такая важная проповедь», – так он нам сказал.

 

После этой дискуссии митрополит Кирилл сделал заявление в СМИ, что русский рок есть духовное явление и Православная Церковь должна его всячески поддерживать. На него, конечно, после это сразу накинулись с критикой… Но встреча была судьбоносной: он для себя понял, что рок – это никакой не демонизм, а многие рок-музыканты – достойнейшие люди, которые наоборот несут молодым людям свет, а не тьму.

 

Как вам кажется, доходит этот свет до публики?

 

Я вспоминаю выступление Кинчева на байкофесте в Нарве: оно производило сильнейшее впечатление, как, наверное, и любое выступление Кости. Потому что он всего себя в это вкладывает, и молодые люди, которые его песни слушают внимательно, не могут не задуматься. Это же сильнейшая проповедь! Кинчев – я читал в одном из его интервью – и расценивает свое творчество как проповедь христианства людям, которые о нем толком не знают.

 

Одна матушка, журналистка, брала интервью у Юрия Шевчука в Калуге, лет 5 назад. Он тогда так сказал: «Если молодые люди поймут после нашего концерта, что у них душа есть – это много. Если поймут, что эта душа бессмертна – это очень много». Вот его кредо!

 

В одном из интервью вы говорили, что по мере духовного роста такие увлечения, как рок, становятся человеку не нужны. То есть неформальная культура может стать ступенькой к Богу, но потом эта ступенька должна остаться позади?

 

Обстановка храма начинает человека воспитывать, сообщает ему свою культуру: когда он воцерковляется, ему хочется тишины. Стадионы, концерты – это другая среда…он скорее в консерваторию пойдет, а если на рок-концерт, то на камерный. Вот я хожу иногда в клуб БИ-2, потому что у нас хорошие отношения с его хозяевами. Сижу себе в VIP-зоне, где, как правило, серьезные высокопоставленные люди собираются, в пиджаках, галстуках приходят – спортсмены, художники, с женами, с детьми даже приходят. На танцполе уже другое происходит – там билеты дешевле.

 

Вот там-то зачастую творится беспредел, согласитесь: как бы ни были замечательны и глубоки песни той же «Алисы», такое впечатление, что аудитории все равно – лишь бы попить пивка и поскакать…

 

Да, не без этого. Но на 100 человек приходится 10 вдрызг пьяных, которые орут, матюгаются и создают такое общее неприятное впечатление. Но на рок-концерты всегда приходят и нормальные люди, и их большинство, но их не видно – они не высовываются.

 

Я в свое время ходил на рок-концерт, чтоб что-то узнать – это были первые уроки правды и выбора жизненных позиций. Если кто-то ходил и ходит, чтобы ногами подрыгать – это выбор этих людей. Для одних рок – это «секс, наркотики, рок-н-ролл», а для других – философия, школа жизни. А когда человек ищет истину, где бы он не искал, он обязательно ее найдет.

 

 

 

 Рок-музыкант Кен Хенсли, из легендарной группы “Uriah Heep”, прибыл в гости к игумену Сергию (Рыбко) и его приходу. 31 июля 2009 г., Москва. 

 

 

Известный миссионер Игумен Сергий Рыбко со словом пастыря на Рок фестивале “Нашествие 2008”