Мы никогда уже не будем прежними. Все разделилось на «до» и «после». Для меня больше не существует 1 Мая, потому что 1 Мая на Куликовом мы обсуждали… теперь, получается, разную ерунду, например, что с некоторых пор носим с собой паспорта. А кто-то даже предлагал провести флешмоб – собраться всем на поле с паспортами, чтобы стало понятно, сколько нас — «заезжих колорадов» и «русских туристов». Обсуждали, как на этом лобном, открытом всем ветрам месте, быть летом в жару – выдержат ли люди? Понимаете, в какой плоскости мы еще мыслили? Понимаете, что в тот день кто-то начал утро с надувания воздушных шариков, а вечером мозговал, какую кашу приготовить на полевой кухне?.. А завтра был уже совсем другой «флешмоб» – с паспортами для того, чтобы опознавать трупы…
Понимаете?..
«А как же провокации ультрас и «Правого сектора», обещанные на 2 мая?», – спрашивала я. «Да вы видели этот так называемый одесский «Правый сектор?! – Посмеивались куликовцы. – У них сопли еще не высохли, их мамки заругают и на улицу не пустят». Отчасти не верили, а отчасти судили по себе — поджечь заживо, разве это может придти в голову нормальному человеку? И это, несмотря на то, что раньше в них уже и стреляли, и нещадно избивали за георгиевские ленточки (те самые «несуществующие бандеровцы», придуманные кремлевской пропагандой). «Это ж Одесса – шикнем, они и разбегутся». Думали, что привезенными накануне Парубем бронежилетами «ониждети» играть будут. Ведь сами-то… Сами, знаете, чем защищались? Тем, что оказалось с собой – книжками в карманах напротив сердца! Романтики! 1 Мая они еще шутили – в последний раз перед тем, как не вернуться домой.
Я никогда не прощу – и весь мир не должен простить – эту навечно застывшую картину ужаса, эти обугленные замершие в неестественных позах фигуры, эти отпечатки рук на окнах Дома профсоюза, какие мы раньше видели только в кинохронике о концлагерях или массовом убийстве вьетнамцев в Сонгми.
Я считаю, что пройдет много лет, очень много, потому что мы еще долго не сможем опомниться, и одесские скульпторы перестанут лепить абстракции, а создадут каждый по такой фигуре – выпрыгивающей из окна, ползущей по ступенькам, закрывающей своим телом товарища, и оставят их в Доме профсоюзов навсегда.
Я буду плевать в лицо каждому, кто с иронией заявит «Где вы видели в Одессе фашистов?», ведь люди – тысячи людей, – которые круглые сутки несут на Куликово поле цветы и лампадки, не перестают повторять сквозь слезы «Проклятые фашисты!», как бы ни умничала забалтывающая преступления шваль.
Я никогда не прощу того, что, завидев в окнах черный дым и совместив его с картинкой из телевизора и взрывами, от которых сотрясался дом, мой шестилетний ребенок впал в истерику и спросил «Теперь они придут поджигать нас?». Этот жуткий сгусток, который достаточно было вдохнуть, чтобы отравиться и слечь с температурой 39 и болью в костях. Слова моего ребенка процитировал в статье мой московский коллега, после чего сын сказал: «А этот дядя напишет про меня хорошо, когда кончится война?». И этого я тоже не прощу – войны в детской яви, а не в детском сознании.
Я никогда не прощу лживых журналистов и их хозяев, которые, несмотря даже на оперативное опровержение заангажированной милиции, трубили о том, что наши погибшие товарищи – это террористы из России и Приднестровья. Ведь вы же, твари, были на Куликовом 3 мая, вы же видели, как матери погибших ползали по пеплу и целовали его. Это из России они телепортировались так быстро? Это были подставные актрисы? А похороны, вернее даже массовое захоронение – это тоже театральная постановка была?! Почему вы до сих пор по не извинились за свои слова, журналисты, писатели? Вы же видели слезы на глазах обычно степенных и неповоротливых священников, которые поправляли на ходу рясы и бежали проводить панихиду на место смерти. Я не знаю, почему они бежали и почему так спешили. Может, чтобы ТАМ скорее заступились за невинно убиенных великомучеников, чьи тела еще оставались в безглазом доме?
Впрочем, кто-то лгал, и вовсе не побывав на Куликовом поле. «Что происходит у вас?», – телефон разрывался. Это коллеги из Москвы интересовались обстановкой и выражали соболезнования.
А коллегам из Киева было неинтересно – они просто безбожно врали! «5 канал» даже докатился до того, что комментаторы официальным тоном произносили: «В Одессе обезвредили колорадов». А вы такое можете простить?..
Каждый, кто видел Одессу после 1 Мая, – уже другой человек, который еще не скоро обретет способность улыбаться и мыслить о чем-то праздном. При том, что и конца мертвому списку до сих пор нет. Это раньше Одесса была большой деревней — теперь она стала большим кладбищем, потому что я не знаю такого одессита, у которого, как минимум, не погиб на Куликовом хотя бы знакомый. Люди продолжают и продолжают выкладывать некрологи в социальных сетях.
«Это Толик. Он не вернулся из Дома профсоюзов. Осталась слепая жена и больная дочь. Спи спокойно».
«От рук бандеровских бесов погиб наш родной, любимый, неповторимый друг и кум Саша. Мы искали его целый день по больницам и реанимациям. Нашли на пятом этаже Дома профсоюзов. Он был безоружен. Мы никогда не забудем тебя и твой подвиг. Ты защищал всех нас. Не осталось в душе ничего — только выжженное поле».
«Мишин Сережа, 28 лет. Сгорел в огне. Похоронили. Осталась сиротой маленькая дочка и вдовой беременная жена. Единственный сын у мамы… был. Царствие небесное».
И эти страшные строки о женщине — «обезвреженной колорадке»? — с откинутой назад на стол головой, чье фото вы не могли не видеть: «Она кричала… Кричала так, что было слышно на площади внизу. Она звала на помощь. Она просила пощадить ее не родившееся дитя. А ее задушили. Вероятно, тем самым шнуром, что лежит у ее ног на фотографии. Ее медленно убивали под свист и улюлюканье «свидомых» выродков. А потом в открытое окно показали флаг Украины. Под ликующие вопли бандеровских упырей «Украина едина!».
А эти поэты! Ну почему, ну откуда они всегда все знают? И почему мы никогда не прислушиваемся к ним при жизни?
В здании Дома профсоюзов был убит одесский поэт Вадим Негатуров. Однажды он написал:
Поэт стихами осужден
или спасен.
Он в Мир несет соблазны
или чудеса…
Стихи — дрова костра,
где будет он сожжен,
Иль космотопливо
для взлета в Небеса…
Другой погибший в огне поэт — Виктор Гунн (Степанов):
Я ведь тоже умру,
А, по правде, не очень охота.
Ничего не успел,
Хоть и жил, убегая вперед
И когда упаду,
Помяну напоследок кого-то.
И ворота откроет мне кто-то —
Он сидит где-то там, наверху.
Оттолкнется от тела душа,
Взмоет ввысь…
И повиснет, паря над землёй…
Хватит плакать внизу надо мной!
Лучше выпей и улыбнись…
…Их всех можно было спасти! Рассказывает одессит, активист Куликова поля Владимир Владимиров, который пробыл с палаточным лагерем от начала и до самого его конца: «2 мая в 19.30 поступила информация, что «Правый сектор» численностью в две тысячи вооруженных человек направляется на Куликово поле. Мы наспех начали строить баррикады, готовить санитарные дружины, эвакуировать женщин и детей с поля, а также эвакуировать часть имущества в здание Дома профсоюзов. В момент эвакуации произошел молниеносный налет фашистов. Часть людей, спасаясь, укрылась в здании, а часть спасалась в близлежащем парке. Правосеки, ворвавшись на поле, открыли огонь из пистолетов и автоматов по мирным гражданам. С помощью коктейлей Молотова принялись жечь палатки. А затем окружили здание Дома профсоюзов, предприняв попытку штурма. Самооборона дала отпор, тогда правосеки начали забрасывать здание коктейлями Молотова, шумовыми гранатами и обстреливать его из пистолетов и автоматов. При этом возле здания Дома профсоюзов и на Куликовом поле не было ни одного представителя милиции! Пожарные приехали только через полтора часа! Всего три бригады «скорой» помощи, стоявшие возле Куликового поля, дружно сбежали с него».
«Это было страшно, — вспоминает одесситка Наталия Юраш. — Когда я приехала на Куликово поле, там находились безоружные люди, основная масса тех, кому за 50. Я занесла на второй этаж Дома профсоюзов материалы по погибшим беркутовцам, чтобы их не осквернили, и вышла. Успела до того момента, как эти нелюди начали кидать коктейли Молотова. Внутри было очень много пожилых людей. С иконами. А эти нелюди стреляли в окна. Две машины правоохранителей сразу уехали и не вмешивались… Пожарных тоже не было… А руководил процессом убийства Андрей Юсов (бывший член «Поры», ныне глава Одесской областной организации партии «УДАР». — Авт.). Он ходил с битой возле здания и улыбался под крики «Слава Украине!» и «Украина понад усэ!», а в это время все полыхало вокруг! Я ему кричала: «Юсов, что вы делаете?! Вы же одессит!». Он улыбался, сволочь, в чистом свитере, ходил, красовался, когда вокруг был этот шабаш. Правосеки взяли меня в кольцо, били в грудь и кричали, что меня нужно убить! Понимаете? Я спрашивала их: «За что?», а они кричали «Убить и все!».
Кстати, что до присутствия на казни официальных, так сказать, лиц, то как бы ни поносили последними словами «российскую пропаганду», а в аккурат после ток-шоу «Прямой эфир» на канале «Россия», на котором выжившие одесситы рассказали, что таким «присутствующим лицом» был и губернатор Владимир Немировский, он был снят с должности. Немировский вошел в историю Одессы как человек, в каденцию которого люди наяву стали произносить «нас убивали».
«… Нас было 35 офицеров и мы стояли до конца, — говорит Владимир Владимиров. — Все мы были коренными одесситами. У нас не было оружия, не было даже бронежилетов. Вместо бронежилетов под гимнастерки и куртки офицеры подкладывали томики Достоевского и Чехова, что бы хоть как-то защититься от пуль… Трое из наших офицеров погибли, один ранен и лежит в госпитале, двое пропали без вести, мы предполагаем, что они могут быть среди обгорелых до неузнаваемости трупов. Один из наших офицеров Кузьмич погиб у окна, заслонив собой женщину от пули… Выжившие страдали от отравления ядовитым газом от газовых гранат и угарным газом от пожарища».
А вот что рассказал сразу по выходу из ИВС (людей выпустили под напором одесситов, попросту снесших ворота городского УВД) участник событий: «В тот день погибло 116 человек, они тупо хоронили людей, они добивали людей — и не только газом — шумовая граната была, травматы были, помповые ружья были, с боевых стреляли. Они загоняли нас в здание и в здании добивали, двух ребят они забили палками до смерти. Это что — единая страна? Женщину с двумя детьми спалили на втором этаже. А ваши СМИ называли нас террористами, когда «Правый сектор» загнал нас на крышу, когда нас закидывали и кричали «Смерть врагам!». Там дети погибли, женщины погибли, старики… Они несчастных добивали, в голову убивали, они прыгали по трупам».
То, что многие погибли от пулевых ранений, не скрывают даже в правоохранительных органах. Однако можно ли в целом рассчитывать на объективность следствия, если новоназначенный начальник милиции Одесской области Иван Катеринчук начал свою работу с отчета перед «Правым сектором», который толпой в несколько тысяч наведался к нему в гости через час после назначения? Он тут же обратился к дорогим гостям словами «Слава Украине!» и «Я сам прошел Майдан», а правосеки прямо на ступеньках здания УВД заявили «Мы зачистим город от колорадов», что было принято силовиками, как само собой разумеющийся факт. Но кто они — эти остальные, недобитые и недочищенные колорады? Это ведь мы! Несогласные и не желающие молча смотреть на массовые убийства. Обычные одесситы, то есть, колорады по самому факту рождения в русском городе. Те, кто выйдет прогуляться с детьми и, завидев озверевшую толпу, укроется в первом же попавшемся здании, из которого уже никогда не выйдет? И на нашу ликвидацию было дано молчаливо согласие?
Больше того – Катеринчук, главный милиционер Одессы, как мальчик, отчитывался не перед одесситами, ведь главарь шествия сдал себя с потрохами, заявив «Нас две тысячи здесь, и мы прибыли помогать Одессе из Винницы». Поэтому еще раз повторю: можно ли при этом рассчитывать на объективность следствия? Вот что-то мне подсказывает — нельзя. Поэтому люди и выдвигают сейчас свои версии случившегося. И среди них есть очень даже убедительные.
Ну ведь не могло не броситься в глаза, что головы у людей в Доме профсоюзов обуглены, а нижние части тела нет! Ну ведь все это видели! Поэтому и появилась версия о постановке пожара, о том, что пленников поливали сверху горючей смесью и поджигали, в кого-то стреляли, кого-то добивали палками, чтобы просто списать все на пламя. Но ведь оно все равно было — пламя, и я не могу смириться с тем, что пожарные приехали на место трагедии с таким невиданным опозданием! Ведь ближайшая пожарная часть находится на Привокзальной площади и до нее не то что доехать — добежать за две минуты можно!
Да и что, по сути, представляет собой Куликово поле? Самая большая городская площадь, а вокруг парк со всеми вытекающими отсюда последствиями, — и плюс, и минус. С одной стороны, это массы людей, прогуливающихся с детьми, с другой — лежбища бомжей в кустах и соседние аптеки, торгующие кодтерпином, вкушать который наркоманы также предпочитают в кустах. То есть в глазах спасательных служб — место постоянной опасности со стороны одних, и постоянного риска для других — там что-то возгорается постоянно! Мусорные контейнеры, торговое оборудование, конструкции от заброшенных аттракционов. Мне самой не раз приходилось вызывать туда пожарных, так вот они приезжали через три минуты. Всегда. Больше того, когда ранее на Куликовом поле проводились ярмарки, митинги (неважно, левые или правые), 1-апрельские гульбища, дискотеки, парады, а при Гурвице, помнится, даже концерт памяти нациста Чайки, то пожарные наряды вообще дежурили на поле стационарно. И только 2 мая их не оказалось на поле в нужное время.
Равно как и силовиков, которые наблюдали, а не предотвращали убийства, равно как и адекватного количества «скорых». И это при том, что гудел весь город, что люди или смотрели онлайн или переговаривались по телефонам: «Отморозки на наше поле идут!». При том, что правосеки угоняли пожарную машину, чтобы давить на ней «колорадов», а по дороге на поле ломали все, что видели – скамейки, рекламные щиты, сопровождая шествие криками «Смэрть!» и «На ножи!» в лучшей традиции украинского гимна – той строчки, где «Сгынуть наши ворожэнькы» поется… В общем, знали. Но сбежали.
Но сказать, что людей убивали «всем миром», было бы не правильно – их убивали всей системой, как способно убить только государство. А те неравнодушные медики и спасатели, участия которых также нельзя отрицать – они оказались просто чудом не проржавевшими деталями, которые система еще не успела отторгнуть, покорежить и своей ржавчиной пожрать. Да что уж там – вот как новый милиционер области представился «Слава Украине!», с таким же лозунгом выпрыгнувших из окон еще живых ребят добивали. С одобрения, значит, как во время «паркетных съемок» – официально… Поэтому многие одесситы и считают, что над зданием профсоюзов действительно должен висеть только украинский флаг – правосеки недавно повесили, – как вечное позорное напоминание о государстве, повинном в массовой гибели людей.
Но я с этим только наполовину согласна. Нельзя такими символами души убиенных еще раз уже на том свете сжигать – нельзя осквернять вечную и болью отдающуюся в каждой клетке организма память!