Мировая политика: перегруппировка сил?
14 апреля в китайском городе Санья состоится саммит группы БРИКС, впервые проводимый в новом пятистороннем формате (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южная Африка). В международных условиях, сложившихся к началу 2011 года, встреча руководителей этих государств вызывает особый интерес.
Во-первых, череда волнений и переворотов в Северной Африке и на Ближнем Востоке, иностранная военная интервенция в Ливии требуют срочных шагов по укреплению международной безопасности. В настоящее время вся «пятерка» государств – членов БРИКС входит в состав Совета Безопасности ООН. Линия на урегулирование ливийского конфликта получила поддержку в ходе недавних переговоров в рамках «стратегического диалога» КНР – Германия на уровне министров иностранных дел. Китайская дипломатия стремится подключить к этому и страны – члены Африканского союза, решительно выступающие за сохранение единства и территориальной целостности Ливии. (Позиция африканцев проста и понятна: возможный распад ливийского государства неизбежно вызовет «эффект домино» по всему Чёрному континенту).
Во-вторых, на саммите ожидается принятие решений, способных ускорить преобразование не отвечающей требованиям времени мировой валютно-финансовой системы. Страны-члены БРИКС, каждая по-своему, стратегически заинтересованы в большей прозрачности этой системы, в том, чтобы на встрече «двадцатки» в конце 2011 года во Франции представить конкретные предложения по «перепланировке» морально и физически изношенного «здания».
В-третьих, хотя БРИКС не является формализованной организацией, а остается структурой партнерского сотрудничества (наподобие «восьмерки» или «двадцатки»), на «новые влиятельные государства» («newinfluentials») объективно ложится задача ускорить становление качественно иной, нежели ныне, модели международных отношений. Решению этой задачи будет способствовать расширение сотрудничества в рамках БРИКС, прежде всего в экономике, науке и технике, что может вызвать эффект мультипликации и за рамками «пятерки». Напомню: сегодня БРИКС – это страны с населением около 3 миллиардов человек, сверхъёмкий рынок и практически неисчерпаемый резерв трудовых ресурсов.
В-четвертых, БРИКС может стать одним из «локомотивов» посткризисного восстановления мира. Эффективность политики на данном направлении будет в конечном счете зависеть от синхронизации усилий на двух главных «театрах» дипломатических действий: создание отвечающей интересам большинства человечества мировой финансово-экономической системы и укрепление правового режима международной безопасности, подвергающегося очень серьезному испытанию на прочность не только на земле, но и в околоземном пространстве (перенос гонки вооружений в космос). Думаю, в связи с событиями на Арабском Востоке и, в частности, войной в Ливии представители стран-участниц БРИКС обсудят угрозы экспансии радикального политического ислама и противодействие распространению ядерного оружия.
На мой взгляд, деятельность России на предстоящей встрече в верхах будет во многом определяться событиями в арабском мире; не секрет, что некоторые влиятельные силы не отказались от организации нового мира без России и против России. Видимо, самим ходом мирового развития «пятерка» будет поставлена перед необходимостью обсуждать стоящие на повестке дня проблемы исключительно в общемировом контексте и предельно конкретно. Интеллектуальной работы на этом направлении предостаточно.
У историков принято считать: масштабные события становятся своеобразным водоразделом в истории человечества, высвобождая таившиеся под спудом силы общества, фиксируя их новую расстановку и намечая невиданные прежде очертания ойкумены. Наблюдаемые нами в режиме реального времени «арабские революции» и «ливийский кризис» – это давно ожидавшийся «тектонический сдвиг», напрямую влияющий на глобальную перегруппировку сил. Новое геополитическое качество – это «постамериканский мир». Формирующиеся тенденции выглядят следующим образом.
1. «Ливийский кризис» стал катализатором геополитической активности Китая, по сути дела, впервые задействовавшего и искусство дипломатии, и свой значительный экономический потенциал. Пекин давно и последовательно отстаивает в международных отношениях принцип единства и территориальной целостности государств. Так, 30 марта на приеме в честь президента Франции Н.Саркози, одного из наиболее рьяных проводников идеи интервенции против Ливии, Председатель КНР Ху Цзиньтао прямо заявил: история свидетельствует, что применение силы не является решением проблем, а только усложняет их. По словам китайского лидера, «если военные действия приносят бедствия мирному населению и вызывают гуманитарный кризис, то они идут вразрез с целями резолюции ООН (№1973 – А.В.)». Руководство Китая ясно дает понять: Пекин наложит вето на возможную резолюцию о наземной операции в Ливии. Такая позиция Китая заставляет руководителей «колеблющихся» государств недвусмысленно высказаться по «ливийской проблеме». Так или иначе, КНР становится силой, вокруг которой начинают группироваться государства (а их – подавляющее большинство), отстаивающие абсолютный приоритет принципов международного права в мировой политике.
2. Наиболее неожиданной многим наблюдателям представляется позиция Германии. На мой взгляд, позиция «самой мощной экономики» Евросоюза подчиняется строгой, немецкой, логике и является результатом довольно длительной исторической эволюции. Во-первых, «пост-американский» мир для некоторых немецких политиков стал реальностью уже в 2003 г., когда Германия – вместе с Россией и Францией – высказала свое неприятие американо-британской «экспедиции-интервенции» в Ираке. Необходимость позиционировать себя в «пост-американском» мире ускорила перегруппировку интеллектуальных сил в германском политическом классе, тем более что традиции «любомудрия» и стратегический тип мышления испокон веков были сильной стороной немецкой «академии». Новое политическое мышление в Германии, сознающей себя значительной геополитической силой, отражает попытку выйти в лидеры всё более отстающей в своём развитии Западной цивилизации.
Во-вторых, немецкий политический класс, несмотря на логику жесткой внутриполитической борьбы, начинает всерьез воспринимать принципы «свободной геометрии» мировой политики, мыслить более широкими пространственными категориями. В этой логике, помимо России, Китая, Индии, значительное место начинают занимать «новые региональные лидеры» – Иран, Индонезия, Египет, Южная Африка, Турция. Некоторые утверждают, что в основе начинающегося геополитического «разворота» лежат фундаментальные интересы германской промышленности, которой становится тесно на «просторах» Евросоюза. Эта активность напрямую связана с задачей возобновления энергичного экономического роста. Так, согласно экспертным оценкам голландских специалистов, национальное хозяйство стран «исторического ядра» ЕС должно демонстрировать годовые темпы экономического роста никак не ниже 3,6-3,7 %, чтобы решать текущие задачи обновления этих обществ, включая, разумеется, и здоровую социальную политику.
В-третьих, в новой немецкой стратегии есть трезвый государственный расчет: привести в соответствие экономическое влияние и политическую роль Германии в мире. Одним из признаков наметившейся «смены вех» во внешней политике Германии становится растущая чувствительность немцев к происходящему за пределами Европы, в частности к военной операции против Ливии. Не случайно агентство Синьхуа по итогам недавнего визита (начало апреля с.г.) вице-канцлера и министра иностранных дел Германии Гвидо Вестервелле в Пекин отмечало: «В мировой политике африканские государства часто рассматривались как «молчаливое большинство». В действительности, однако, Африка не молчала. Скорее напротив: ее голос по-настоящему не оценивался и не принимался в расчет. И по мере того как война в Ливии заходит в тупик, а турбулентность с Ближнего Востока начинает проникать в [Черную] Африку, проблемы континента (сохранение единства и территориальной целостности образующих его государств – А.В.) требуют рационального урегулирования, но никак не близоруких действий». Подобно китайцам, немцы начинают сознавать геоэкономическое значение Африки – континента, действительный потенциал развития которого пока по-настоящему не изучен. Надо полагать, взвешенный подход к урегулированию региональных конфликтов облегчит германской промышленности проникновение в Африку и поможет экономически переиграть своих союзников (и извечных соперников) – Англию и Францию.
3. События на Арабском Востоке определенно ускорили становление «второй линии» новой международной системы – общности новых региональных лидеров (Турции, Египта, Индонезии, Ирана, латиноамериканских стран и т.д.). Растущая независимость Турции в мировых делах (самостоятельная позиция по Ливии, ориентированная на собственные интересы политика в бассейне Черного моря, начинающееся движение в Евразию и.т.п.); намечающееся активное сближение постреволюционного Египта и Ирана, активная позиция Индонезии в отношении урегулирования «ливийского кризиса» (жесткое отстаивание принципов единства и территориальной целостности Ливии, а равно и других государств) – это и многое другое говорит о настоятельной необходимости повышения ответственности и расширения представительности важнейших международных институтов, в первую очередь – Совета Безопасности ООН. «И чем больше международных организаций и диалоговых механизмов складывается, – пишет китаевед-международник Евгений Бажанов, – тем весомее шансы на преодоление неразберихи и хаоса, достижение стабильности и порядка на мировой арене. … Коллективное лидерство в мире – цель, к которой жизнь заставит стремиться все ведущие центры влияния современного мира».
4. События в Ливии и вокруг неё четко обозначили нисходящую траекторию международного влияния некогда великих колониальных держав, Англии и Франции, живо напомнили их авантюрные действия против Египта в 1956-1957 гг. («Суэцкий кризис»). По мере того как блицкриг превращается в «блеф-криг», нарастает политическая изоляция инициаторов военной акции против Ливии, на которых и будет возложена ответственность и за отсутствие видимых результатов, и за массовые жертвы среди мирного населения. Явную неудачу терпит и информационное наступление, неблагоприятные для руководителей двух указанных стран тенденции фиксирует динамика их «домашнего» общественного мнения. Возникает также еще один существенный вопрос: на какие страны ляжет ответственность за возможную последующую экспансию радикального политического ислама, за стремительно набирающие силу миграционные потоки из южного Средиземноморья «строго на север», за неизбежное дальнейшее распространение ядерного оружия? Похоже, руководители Англии и Франции, развязывая военную кампанию против Ливии, над этим даже не задумывались. Хотя ранее Жак Ширак, например, всячески избегал вовлечения своей страны в региональные конфликты, способные лишь подорвать её международный престиж. Сейчас об этом необходимо думать ещё больше, ведь на дворе – год 2011-й, а не 2003-й (и тем более не 1999-й). Если Ширак и де Вильпен своим «бездействием» делали все, чтобы сохранить за Францией «великодержавный» статус, Саркози объективно работает в противоположном направлении.
Падение влияния некогда значимых колониальных держав заставляет задуматься о роли России в «пост-американском» мире, тем более что некоторые предлагают рассматривать её «уже не как державу, а скорее как региональное государство, хотя и с атомным оружием» (1). Думаю, российская дипломатия, выстраивая свои планы, должна предварительно ответить как минимум на три вопроса, непосредственно относящиеся к будущему нашего государства как самостоятельного «гравитационного поля» мировой политики.
Первое: не приведет ли формирующаяся мощная связка Китай – Германия (с возможным вовлечением в ее «гравитационное поле» Турции, Ирана, Индонезии, Египта и других крупных стран) к постепенной маргинализации России, к ее «декоративной» роли в БРИКС, «двадцатке», «восьмерке» и т.д.?
Второе: не абсолютизирует ли Москва значение своих отношений с Америкой, не обращая надлежащего внимания на выстраивание содержательно многовекторной внешнеполитической стратегии России?
Третье: существует ли у России системный подход к разрешению региональных конфликтов или она по-прежнему полагается на «интуицию», добрую волю заокеанского «стратегического партнера» и умеет действовать лишь «по обстоятельствам», в режиме запаздывающей реакции на то, что уже произошло и стало необратимым? (Конечно, подход Н.С.Хрущева к урегулированию «Суэцкого кризиса» отличался глубоким своеобразием, однако решительная позиция СССР убедила тогда Англию и Францию в серьезности намерений Москвы и имела важное значение для преодоления кризиса в регионе).
Дать, и как можно скорее, ответы на эти и другие важные вопросы внешней политики России – в интересах её самой и всего мира.