Ликбез. Конечный спрос, который съели на два поколения вперёд
Этот текст открывает серию заметок под общим названием «ликбез» — цель которого дать объяснения того, что происходит в экономике на самом простом уровне, и, главное, объяснить некоторые понятия и явления, без понимания которых в механизмах современной экономики не разобраться.
Одним из ключевых таких понятий является конечный спрос . Смысл его можно понять, если представить себе движение товаров. Кто-то добывает руду – для чего? Для того, чтобы её продать. Кто-то её обогащает. Зачем? Чтобы снова продать. Кто-то выплавляет из неё сталь. С какой целью? Чтобы её продать. Кто-то занимается исследованиями по материаловедению. Зачем? Чтобы тот, кто выплавляет сталь, купил его услуги по определению состава и технологии стали. Чтобы она лучше продавалась …
Иными словами, любой продукт постепенно продвигается по пути всё большего и большего совершенствования, а навстречу ему идут деньги. И вот возникает вопрос: а откуда деньги, и кто же стоит на конце цепочки потребления?
И вот тут можно дать достаточно чёткое и понятное определение: спрос является промежуточным, если его цель – использование в создании нового товара или услуги с целью дальнейшей перепродажи. Новизна может быть технологической (из руды делаются окатыши на обогатительной фабрике или из деталей собирается автомобиль), а может – быть в рамках чистых услуг (например, если это оптовый склад), но суть от этого не меняется. Основная задача промежуточного спроса – перепродать.
Даже если какая-то контора покупает стулья или канцелярские принадлежности, казалось бы, для собственного использования, она на самом деле всё равно переносит их стоимость на продаваемые ею товары или услуги (и в этом суть понятия «себестоимость» этого самого товара или услуги). Для численного описания этого процесса используется бухгалтерские процедуры, а сам процесс называется амортизацией. Тратить деньги просто так ни одна контора не может – за этим строго следит государство, которое определяет масштаб налогообложения в зависимости, в том числе, от себестоимости (то есть масштаба прибыли) конкретного предприятия.
Но в какой-то момент перепродажи заканчиваются. Рядовой обыватель покупает музыкальный центр или автомобиль – и перенос стоимости заканчивается. Рядовой гражданин не занимается перепродажей товара или услуги, он ею пользуется. Да, при этом он может продавать свою рабочую силу (а может и не продавать), но она никак не связана со стоимостью его имущества, его интересами и предпочтениями. Частное лицо (ну, или, как принято говорить в микроэкономике, домохозяйство) формирует конечный спрос!
Только ли частное лицо формирует этот спрос? Нет, есть ещё один субъект, который его формирует: это государство, которое закупает товары и услуги (например, оборонного назначения). И его тоже не интересует себестоимость, само государство ничего не перепродает. Точнее, его продажи никак не связаны с использованием этого имущества. Отметим, что в рамках одного государства соотношение частного и государственного спроса может быть разное, но в рамках либеральной экономической политики, которая свойственна государствам последние десятилетия, обычно доля частного спроса сильно растет.
Повторим сказанное ещё раз: любая продажа товара или услуги, которая делается в мире, делается для того, чтобы когда-то это товар или услуга оказались составной частью другого товара, который будет приобретён конечным покупателем. Никакого другого смысла производства в современной экономике нет. Даже если ювелирная фирма делает уникальную драгоценность, которую выставляет на витрине как свою рекламу, она всё равно включает её в список своих активов – то есть, так или иначе, использует как потенциал для продажи.
Но отсюда сразу следует один очень интересный вывод: общий объём производства, казалось бы, должен быть ограничен объёмом конечного спроса! Производить больше просто нет смысла! Но тогда вопрос: с какой скоростью может расти экономика? И вот здесь есть масса тонкостей!
Первая – перераспределение спроса между странами. Ну, например, Россия продает нефть – и, вроде бы, это должно вести к росту российской экономики. Но поскольку внутреннее производство всё время падает, то за счёт импорта продажи нефти ведут к росту других экономик — прежде всего, Евросоюза и Китая. Сюда же можно отнести деятельность транснациональных корпораций, которые вывозят природные богатства слабых стран, как и труд их граждан, по заниженным, трансфертным ценам.
Второй способ – перераспределение общеэкономических доходов в пользу конечных потребителей. Именно на этой идее построено все кейнсианство. Однако, как показал опыт, у этой модели есть ограничения, описание которых выходит за рамки этой краткой заметки (см. теорию кризиса).
Но есть и третий способ. У него есть серьёзный недостаток – рост потребления сегодня ведёт к падению его в будущем, однако в рамках либерального капиталистического государства на такие мелочи обычно не обращают внимания. Суть его – в использовании завтрашнего спроса уже сегодня.
Отметим, что учёт будущего спроса есть всегда. Когда фермер выращивает пшеницу, он не знает, будет ли она использована в следующем году или позднее, но уж точно не в тот момент, когда он собирает урожай. Вопрос только, насколько далеко в будущее при этом можно безнаказанно забираться. А ведь именно этот способ использовался на Западе (а потом – и у нас) с начала 80-х годов, при нём рост экономики проходил за счёт постоянного увеличения временного интервала, на котором учитывается конечный спрос.
Технически он состоял в том, что гражданам стали выдавать кредиты на текущее потребление (чего до того практически не делали), в результате их текущий спрос начал резко расти. При этом, скажем, в США с начала 80-х реально располагаемые доходы домохозяйств (точнее, их покупательная способность) в среднем не росли – они как были после кризиса 70-х годов на уровне начала 60-х, так и остались.
В результате формальный ВВП США все эти годы рос– при, как уже было сказано, фиксированных доходах конечных потребителей. Правда, выросли и расходы государства, но они, как и полагается в рамках либеральной экономической политики, составляют незначительную часть общего ВВП. Но наращивать долги больше нельзя – а ведь они составляют львиную долю активов финансовой системы. Более того, эта система по неизвестной причине экстраполировала рост расходов домохозяйств в будущее на фактически неограниченный срок, и под этот фиктивный спрос выпускала новые активы, напрочь забыв, что этот спрос уже учтён в долгах домохозяйств. В результате – текущий кризис.
Обсуждение его последствий уже не входит в содержание настоящей заметки, но общий смысл её можно повторить в нескольких тезисах.
— Цель любых продаж – продлить цепочку спрос до потребления конечным потребителем. Если конечного спроса нет – не будет и промежуточного;
— Конечный потребитель – этот тот, кто покупает товар (услугу) для собственного потребления, не с целью перепродажи;
— Общий объём товаров и услуг (в денежном выражении), который поступает на рынок, ограничен конечным спросом и интервалом времени, на котором он учитывается. Кризис последних лет вызван тем, что финансовые структуры попытались учесть слишком «далёкий» спрос. Как говорил один из современных американских политиков, «мы уже съели наш спрос на два поколения вперёд»;
— Естественное сокращение как текущего конечного спроса, так и интервала времени, на котором он учитывается на рынке, неминуемо вызовет сокращение мирового ВВП, поскольку по своей сути, ВВП (добавленная стоимость) и выражает перераспределённый конечный спрос.