Лекарство от исламского экстремизма
Центральная Азия в ожидании перемен
Об авторе: Сергей Геннадьевич Лузянин – профессор МГИМО (У) МИД РФ, президент Фонда поддержки востоковедческих исследований, доктор исторических наук.
Список ключевых вопросов развития Центральной Азии сегодня довольно большой. Причем сценарий для стран региона зависит от выбора союзников.
Если исходить из критерия выживаемости, то в настоящее время следовало бы выделить следующие: возможность реализации безопасных моделей смены правящих элит, результаты постсоветской модернизации стран, проблему влияния Китая и угрозы, исходящие из Афганистана, и возможности их предотвращения.
Тихая смена элит
В каком направлении дальше пойдет процесс обновления правящих элит в регионе, не знает точно никто. Как бы экзотично ни выглядела идея прихода к власти исламистов и создания халифатов, она, к сожалению, становится все более популярной в среде нищих и полуграмотных жителей кишлаков и аулов. Единственным лекарством от этой болезни остается жесткий светский авторитаризм местных лидеров. Внезапная кончина, казалось бы, вечного Сапармурата Ниязова и избрание в феврале 2007 года нового президента Туркмении Гурбангулы Бердымухаммедова невольно усилили опасения в соседних странах. Варианты тихой передачи полномочий (по туркменской модели) в рамках правящего клана выглядят сегодня неочевидными, тем более если речь пойдет о претензиях иных (не правящих) групп или политической оппозиции. Например, актуален вопрос о том, стоит ли кто-то реально за узбекским руководством? Ряд экспертов говорит о каком-то таинственном корпоративном клане. Версии разные, включая и самые невероятные. Однако реального ответа (кроме как у самого президента и его окружения) пока нет ни у кого. Поживем, увидим. Теоретически китайская модель плавного перехода власти от руководителей одного поколения к лидерам другого (более молодого) могла бы служить неким эталоном. Однако по ряду институциональных и идеологических причин она (эта модель) здесь неприемлема. Видимо, обновление правящих элит будет проходить в Ташкенте, Душанбе, Астане и Бишкеке по своим национальным рецептам. Так сказать, 4 страны – 4 «блюда», от пресных до самых острых.
Китайский интерес
Экономический разрыв между быстро развивающимися странами и аутсайдерами не только не сокращается, а постоянно увеличивается. Лидерство Казахстана не вызывает особых вопросов. Прочная экономическая основа дает возможность Нурсултану Назарбаеву последовательно проводить линию, связанную с ростом политической ответственности Астаны за все, что делается в регионе. Официально это, понятно, не артикулируется, но все знают, кто сегодня главный в Центральной Азии.
Китай активно использует подобную дифференциацию, выстраивая с каждым из «полюсов» соответствующую (двустороннюю) экономическую политику. Китайско-казахстанская модель – это вариант нефтегазового сотрудничества и нарастающей торговли. Правда, по итогам декабрьского (2006 года) визита президента Назарбаева в КНР казахстанские СМИ кроме положительных моментов озвучили недовольство своего президента «непропорциональным китайским участием в освоении нефтегазовых ресурсов Казахстана». Что есть, то есть. Китай глубоко и системно входит в ТЭК Казахстана, и это, похоже, только начало. Подобная же энергетическая (газовая) мотивация просматривается с Туркменией. Что касается Киргизии и Таджикистана, здесь Пекин формирует основы для импорта гидроресурсов и электроэнергии, а также рынки сбыта для своей текстильной и иной продукции. Создание Китаем на западных границах «локальных» китайско-казахстанской и китайско-киргизской зон свободной торговли помогает Пекину усиливать этот «индивидуальный» подход. Для России подобная поляризация на «богатых» и «бедных» не очень выгодна. Москва, вкладывая большие средства в
ЕврАзЭс и другие проекты, хотела бы видеть Центральную Азию более однородной. Но процесс «расслоения» региона идет сам по себе и не зависит от чьих-то пожеланий.
Талибский ренессанс
В приграничном Центральной Азии Афганистане идет талибский ренессанс. Призывы НАТО к России и ОДКБ к военному сотрудничеству звучат все настойчивее. Россия не хотела бы второй раз наступать на «советские грабли» образца 1979–1989 годов. С другой стороны, если американский проект в Афганистане рухнет, очевидно, что талибский поток быстро сметет режим Хамида Карзая и выйдет на центральноазиатские просторы. То, что уже чуть было не произошло в 1999–2001-м. Тогда Москва и Душанбе поддержали войска моджахедов «Северного альянса», а американская операция закрыла (на какое-то время) «талибское дело». Сегодня оно вновь в афганской повестке. Под флагом «чистого» ислама объединяются не только собственно талибские, но и другие группировки и племена. Формируется широкое (в основном пуштунское) антиамериканское движение. При этом нет никаких гарантий, что антиамериканизм талибов при определенных условиях не станет антироссийским, особенно если экспансия пойдет к северу от Афганистана. Талибами на вооружение взята тактика шахидских движений. В их рядах уже насчитывается около 5 тыс. смертников, готовых исполнить свой долг в любой точке мира. Недавнее покушение (27 февраля 2007-го) на вице-президента США Ричарда Чейни в Кабуле с использованием шахида – только первый шаг в этом направлении. Доходы от наркотрафика и наркоэкономики идут на восстановление военного ресурса, в частности на вербовку новых отрядов смертников. Планируемое весенне-летнее наступление 2007 года группировкой численностью 15–17 тыс. боевиков в направлении Кандагара, судя по всему, будет мотивировано возможными новыми неудачами США в Ираке.
Афганский вызов
Китайский интерес в этой ситуации противоречив. С одной стороны, КНР не приветствует реанимацию талибов, которые потенциально угрожают и собственно китайским мусульманским (Синьцзян-Уйгурский автономный район) зонам, и трансграничным районам Китая. С другой стороны, возвращение военных баз США в страны региона (Узбекистан) и создание новых на границах либо в опасной близости с Китаем (Таджикистан, Туркмения) явно не входит в планы Пекина. Вывод в 2005 году американских военных из Ханабада сделало узбекского лидера в глазах китайского руководства особенным стратегическим партнером. Думается, что если бы нынешний президент Киргизии Курманбек Бакиев последовал примеру соседа, он бы тоже мог рассчитывать на дополнительные китайские экономические и политические преференции.
Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) пока воздерживается от активизации на афганском направлении. Более того, часть экспертов считает, что наступление талибов в 2005 году на юге Афганистана началось после того, как секретариат ШОС потребовал от США определиться со сроками вывода своих войск из Центральной Азии и что якобы талибы расценили эти действия как неожиданную поддержку. В данном случае скорее это было простое совпадение. Однако проблема соотношения стратегических и тактических интересов России, США, Китая на «талибском фронте» противоречива и неоднозначна. Если в Афганистане станет уж слишком горячо, ОДКБ и НАТО придется налаживать новое сотрудничество в регионе. В этом плане выглядит логичным нынешнее усиление взаимодействия ОДКБ и ШОС по охране центральноазиатских границ. Видимо, отчасти с талибским сценарием связаны очередные российско-китайские военные учения «Мирная миссия-2007».