Чжуан Цзы – патриарх даосизма

 

 

 

     Отправившись на поиски черной кошки Конфуция, кошки, которую очень трудно искать в тёмной комнате, особенно если её там нет, мы случайно набрели… нет, ни на кошку и не на мышку, а на бабочку. Это не просто коллекционная бабочка, не махаон – мечта энтомологов. Это призрачная бабочка, которая приснилась любителю парадоксов, китайскому философу Чжуанцзы.

 

     К сожалению, о жизни Чжуанцзы мало что известно. Рассказывают, что он не любил строгое морализаторство Конфуция, принципиально не соглашался стать чиновником и, будучи свободным философом, любил предаваться размышлениям об отвлечённых началах.

 

     Одному лишь ритуалу Чжуанцзы, по-видимому, всё же отдавал предпочтение – ритуалу винопития. Это позднее в Китае поэзия вина уступит место поэзии чая. А во времена Чжуанцзы многие философы предпочитали вино. На картинах того времени изображался благородный философ с чашей, в компании весёлых друзей, наслаждавшихся вместе с ними вкусом изысканного напитка. Маленькие фарфоровые чашечки, винный чайник, кувшин для вина в плетёной корзинке – всё это создавало атмосферу непринуждённости и беззаботности послеобеденного отдыха.

 

     Вино и сны играли в философии Чжуанцзы особую роль. Послушаем, например, беседу из его трактата о сверхъестественных свойствах человека.

 

 

 

     – “Почему настоящий человек идёт под водой и не захлёбывается? Ступает по огню и не обжигается? Идёт над тьмой вещей и не трепещет?”

 

     – “А ты видел когда-нибудь, чтобы пьяный, упав с повозки, разбился бы до смерти? Кости у него такие же, как у других людей, а повреждение иные. Ибо душа у него целостная! Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно.

 

     Думы о жизни и смерти, удивление и страх не нашли места в его груди, поэтому падая он не сжимается от страха.

 

      Если человек обретает подобную целостность от вина, то какую целостность он может обрести от природы! Мудрый человек сливается с природой, поэтому ничто не может ему повредить!”

 

 

 

     Простое бытовое наблюдение оборачивается у китайского мудреца целой философией следования природе. Судите сами – пьяница, упавший с телеги, избегает серьёзных ушибов потому, что полностью естественен, лишён напряжения и целостен. Нам трудно представить себе Конфуция, о котором мы уже рассказывали, в роли проповедника винных чар. Ведь идеальным состоянием для учителя Куна были сосредоточенность и трезвость. С точки зрения конфуцианства вино – напиток цивилизованных людей. Оно не должно отвлекать от деятельного служения обществу и от исполнения ритуалов.

 

     Напротив, для Чжуанцзы вино – напиток философов и бунтарей. Оно возвращает человека к тому первобытному состоянию, в котором он сливается с природой. Пьяный теряет внешние и ложные ориентиры и приобретает ориентиры внутренние и истинные. Следуя им, человек идёт верным жизненным путём – путём Дао. По этому пути идут не только люди, но и небесные светила.

 

     Такая своеобразная философия опьянения закономерно переходила в притчах Чжуанцзы в философию сна. Сон имел для него огромное значение – ведь жизнь во сне бывает гораздо ярче и увлекательнее, чем жизнь наяву. Это уже давно заметили китайские мудрецы.

 

     Оказывается, во сне можно ставить и решать самые сложные философские вопросы, вопросы о смысле жизни, о жизни после смерти, ибо сам сон напоминает смерть. Почти за двадцать веков до разговора Гамлета с черепом бедного Йорика с Чжуанцзы произошла следующая необычная история.

 

     Однажды Чжуанцзы шёл по просёлочной дороге и вдруг наткнулся на голый череп, побелевший, но сохранивший форму. Чжуанцзы ударил по черепу хлыстом и обратился к нему с вопросом:

 

 

 

     – «Бедный череп! Довела ли тебя до этого безрассудная жажда жизни или секира на плахе, когда служил ты побеждённому царю? Довели ли тебя до этого недобрые дела, опозорившие отца и мать, жену и детей? Или муки голода и холода? Довели ли тебя до этого многие годы жизни?»

 

 

 

     Закончив свою речь, Чжуанцзы хлебнул вина из фляги и лёг спать, положив под голову череп. В полночь череп привидился ему во сне и сказал:

 

 

 

     – «В твоих словах – бремя мучений живого человека. После смерти их не будет. Для мёртвого нет ни царя наверху, ни слуг внизу, не страшна для него смена времён года. Такого счастья нет даже у императора, обращённого лицом к югу».

 

     – «О, мудрый череп, – отвечал Чжуанцзы – Хочешь, я велю Ведающему судьбами возродить тебя к жизни, отдать тебе плоть и кровь, вернуть отца и мать, жену и детей, соседей и друзей?»

 

     – «Разве захочу я сменить царственное счастье на человеческие муки?!» – с достоинством и невозмутимостью ответил череп.

 

 

 

     Этот удивительный разговор представлен в трактате Чжуанцзы в главе которая называется «Высшее наслаждение». Вообще по учению великого китайского мудреца сон является воплощением мечты человека о счастливой жизни, мгновенной и яркой, словно блеск молнии. В ином философском сне сливаются границы между реальностью и фантазией. Чжуанцзы довёл это слияние до полного логического завершения в знаменитой притче о бабочке.

 

 

 

     «Однажды Чжуанцзы приснилось, что он – бабочка, весело порхающий мотылёк. Он наслаждался от души и не осознавал, что он Чжуанцзы. Но, вдруг проснулся, очень удивился тому, что он – Чжуанцзы и не мог понять: снилось ли Чжуанцзы, что он – бабочка, или бабочке снится, что она – Чжуанцзы?!»

 

 

 

     Вот какая философская бабочка порхает в нашем музее. А вопрос, поставленный великим китайским мудрецом «кто же кому приснился – бабочке мудрец, или мудрецу бабочка?», остаётся неразрешённым и поныне. Современные философы серьёзно относятся к анализу сновидений. Они доказали, что логическим путём парадокс Чжуанцзы разрешить нельзя. Однако мудрецам не хочется в это верить, и они продолжают ломать голову над древним китайским парадоксом.

 

     Что ж, рискните и Вы на досуге разобраться, кто же кому приснился? А мы, как учит древнекитайская мудрость, должны вовремя замолчать, склонив голову перед человеческой мудростью.

 

 

 

                              Жаль мотылька

 

                              Моя рука

 

                              Нашла его

 

                              В раю цветка

 

 

 

                              Мой краток век,

 

                              Твой краток срок

 

                              Ты – человек

 

                              Я – мотылёк.

 

 

 

                              Порхаю, зная:

 

                              Сгребёт, сметёт

 

                              Рука слепая

 

                              И мой полёт.

 

 

 

                              Но если мыслить

 

                              И значит – быть,

 

                              А кончив мыслить,

 

                              Кончаем жить, –

 

 

 

                              То жить желаю

 

                              Мой краткий срок

 

                              Весь век порхая,

 

                              Как мотылёк.

 

 

 

Цзянлюй Мянь повстречал Цзи Чэ и сказал ему:

— Правитель Лу просил меня дать ему наставление. Я отказывался, но безуспешно, так что пришлось дать ему совет. Не знаю, попал ли я в цель. Прошу вас оценить мои слова, а сказал я лускому царю вот что: «Нужно следовать за почтительными и бережливыми, выдвигать справедливых и преданных, отвергать корыстолюбивых и льстивых. Тогда в народе никто не посмеет нарушить порядок».

Цзи Чэ рассмеялся и сказал:

— Вы, уважаемый, с вашими увещеваниями перед царём — всё равно что богомол, преграждающий путь повозке: разве сможете вы добиться желаемого? Ваши советы только навлекут на государя беду, ведь башни его дворца заполнены сокровищами, и, куда бы он ни направился, за ним всюду следует толпа.

Цзянлюй Мянь задрожал от страха и сказал:

— Мне, уважаемый, слова ваши непонятны. Прошу вас, учитель, пояснить их смысл.

— Когда великий мудрец правит Поднебесной, — ответил Цзи Чэ, — он воодушевляет сердца людей, желая, чтобы они обратились к просвещению и исправили свои обычаи, побороли в себе разбойничьи помыслы и прониклись возвышенными устремлениями, как если бы такова была их природа, и они сами не знают, почему таковы. Такого человека следовало бы считать старшим братом Яо и Шуня. Сколь велик, сколь беспределен он! Он хочет соединиться с полнотой жизни в себе и вовек пребывать в ней сердцем!

 

 

Хуэй-цзы сказал Чжуан-цзы:

— Правитель Вэй подарил мне семена большой тыквы. Я посадил их в землю, и у меня выросла тыква весом в целых двести пудов. Нальёшь в неё воду — и она треснет под собственной тяжестью. А если разрубить её и сделать из неё чан, то мне его даже поставить будет некуда. Выходит, тыква моя слишком велика, и нет от неё никакого проку.

Чжуан-цзы ответил:

— Да ты, я вижу, не знаешь, как обращаться с великим! Один человек из Сун знал секрет приготовления мази, от которой в холодной воде не трескаются руки. А знал он это потому, что в его семье из поколения в поколение занимались вымачиванием пряжи. Какой-то чужеземный купец прослышал про эту мазь и предложил тому человеку продать её за сотню золотых. Сунец собрал родню и так рассудил: «Вот уже много поколений подряд мы вымачиваем пряжу, а скопили всего-навсего несколько золотых, давайте продадим нашу мазь». Купец, получив мазь, преподнёс её правителю царства У. Тут как раз в земли У вторглись войска Юэ, и уский царь послал свою армию воевать с вражеской ратью. Дело было зимой, сражались воины на воде. И вышло так, что воины У наголову разбили юэсцев, и уский царь в награду за мазь пожаловал тому купцу целый удел. Вот так благодаря одной и той же мази, смягчавшей кожу, один приобрёл целый удел, а другой всю жизнь вымачивал пряжу. Получилось же так оттого, что эти люди по-разному пользовались тем, чем обладали.

А у тебя, уважаемый, есть тыква весом в двести пудов. Так почему бы тебе не сделать из неё великий чёлн и не пуститься в нём в великое странствие по рекам-озёрам? А ты всё печалишься о том, что тебе некуда её деть. Видно, в сознании у тебя такая чащоба, что сквозь неё и не продерёшься!

 

 

Одноногий Куй завидовал Сороконожке, Сороконожка завидовала Змее, Змея завидовала Ветру, Ветер завидовал Глазу, а Глаз завидовал Сердцу.

Куй сказал Сороконожке:

— Я передвигаюсь, подпрыгивая на одной ноге, и нет ничего проще на свете. А тебе приходится передвигать десять тысяч ног, как же ты с ними управляешься?

— А чему тут удивляться? — отвечала Сороконожка. — Разве не видел ты плюющего человека? Когда он плюёт, у него изо рта вылетают разные капли — большие, как жемчуг, или совсем маленькие, словно капельки тумана. Вперемешку падают они на землю, и сосчитать их невозможно. Мною же движет Небесная Пружина во мне, а как я передвигаюсь, мне и самой неведомо.

Сороконожка сказала Змее:

— Я передвигаюсь с помощью множества ног, но не могу двигаться так же быстро, как ты, хотя у тебя ног нет вовсе. Почему так?

— Мною движет Небесная Пружина во мне, — отвечала Змея. — Как могу я это изменить? Для чего же мне ноги?

Змея говорила Ветру:

Я передвигаюсь, сгибая и распрямляя позвоночник, ибо у меня есть тело. Ты же с воем поднимаешься в Северном Океане и, всё так же завывая, несёшься в Южный Океан, хотя тела у тебя нет. Как это у тебя получается?

— Да, я с воем поднимаюсь в Северном Океане и лечу в Южный Океан. Но если кто-нибудь тронет меня пальцем, то одолеет меня, а станет топтать ногами — и сомнёт меня. Пусть так — но ведь только я могу ломать могучие деревья и разрушать огромные дома. Вот так я превращаю множество маленьких не-побед в одну большую победу. Но только совершенномудрый способен быть великим победителем!

 

 

В царстве Чжэн жил могущественный колдун по имени Ли Сянь, который умел предсказывать судьбы людей: будет ли человек жить или умрёт, спасётся он или погибнет, встретит ли удачу, умрёт ли в молодости или доживёт до глубокой старости. Ещё он умел предвидеть события, называя год, месяц и даже день. Столь велико было его искусство, что жители Чжэн, завидев его, обращались в бегство. Увидел его Ле-цзы, и ему словно хмель в голову ударил. Вернувшись домой, он сказал своему учителю Ху-цзы:

— Раньше я думал, учитель, что ваш Путь выше прочих, но теперь знаю, что есть и ещё более высокий.

— Я познакомил тебя с внешней стороной Пути, но не успел раскрыть тебе существо Пути, — ответил Ху-цзы. — Постиг ли ты его воистину? Даже если кур много, а петуха на них нет, откуда взяться яйцам? Ты чересчур озабочен тем, как претворить Путь в миру, снискать всеобщее расположение, и потому людям, глядя на тебя, легко распознать твои намерения. Попробуй привести его сюда, пусть он посмотрит на меня.

На следующий день Ле-цзы привёл колдуна к Ху-цзы. Когда колдун вышел, он сказал Ле-цзы:

— Гм, твой учитель — мертвец, ему не прожить и десятка дней. Я увидел нечто странное, увидел сырой пепел!

Ле-цзы вошёл в комнату учителя и, обливаясь слезами, передал ему слова колдуна. Ху-цзы сказал:

— Я только что явился перед ним в облике Земли. Источник жизни во мне затаился, замер, но и не имел постоянного места. Ему же, верно, привиделось, что жизненной силе во мне преграждён путь. Приведи его ко мне ещё раз.

На следующий день колдун вновь пришёл к Ху-цзы, а уходя сказал Ле-цзы:

— Счастье, что твой учитель встретился со мной. Ему сегодня намного лучше. Он совсем ожил! В его безжизненности я разглядел нарождающуюся силу!

Ле-цзы передал слова колдуна учителю, и тот сказал:

— На сей раз я предстал ему зиянием Небес в массе Земли. Ни имя, ни сущность в нём не гнездятся, а жизненная сила во мне исходила из пяток. Он, верно, и разглядел во мне неодолимое действие этой силы. Приведи-ка его ещё раз.

На следующий день колдун вновь пришёл к Ху-цзы и, выйдя от него, сказал Ле-цзы:

— Учитель твой так переменчив! Я не могу разгадать его облик. Подождём, пока он успокоится, и я снова осмотрю его.

Ле-цзы передал слова колдуна учителю, и тот сказал:

— Я предстал ему Великой Пустотой, которую ничто в мире не может превзойти. И вот он узрел во мне глубочайший исток жизненных сил — такой покойный, такой безмятежный! Ибо и в водовороте есть глубина, и в омуте есть глубина, и в проточной воде тоже есть глубина. Глубин этих насчитывается всего девять, я же показал ему только три. Пусть он придёт ещё раз.

На следующий день колдун снова пришёл к Ху-цзы, но не успел он усесться на своём сиденье, как в смятении вскочил и выбежал вон.

— Догони его! — крикнул Ху-цзы ученику.

Ле-цзы побежал за колдуном, но не смог его догнать.

— Колдун исчез, сгинул куда-то, я не смог его догнать! — сказал Ле-цзы, вернувшись в дом Ху-цзы. А тот ответил:

— На сей раз я показал ему свой изначальный образ — каким я был до того, как вышел из своей первозданной цельности. Я предстал перед ним пустым, неосязаемо-податливым; ему было невдомёк, кто я и что я такое, вот ему и показалось, что он скользит в бездну и плывёт свободно по лону вод. Поэтому он убежал от меня.

Тут Ле-цзы понял, что ещё и не начинал учиться. Он вернулся домой и три года не показывался на людях.Сам готовил еду для жены.
 Свиней кормил, словно гостей угощал.
 О мирских делах думать перестал.
 Роскошь презрел, вернулся к простоте.
 Одиноко стоял, словно ком земли.
 Не имел правил, но умел себя крепко блюсти.

Так он прожил до последнего дня.

Недеяние — вместилище имён. Недеяние — сокровищница планов. Недеяние — основа всякого свершения. Недеяние — начало всякого знания.

Воплотивший истину до конца бесконечен и странствует в сокровенном. Исчерпай то, что даровано тебе Небом, и не желай приобретений: будь пуст — и не более того.

У Высшего человека сердце — что зеркало: оно не влечётся за вещами, не стремится к ним навстречу, вмещает всё в себя — и ничего не удерживает. Вот почему такой человек способен превзойти вещи и не понести от них урона.

 

Пришло время осеннего разлива вод. Сотни потоков устремились в Желтую Реку, и она разлилась так широко, что на другом берегу невозможно было отличить лошадь от коровы. И тогда Дух Реки Хэбо возрадовался, решив, что в нем сошлась красота всего мира. Он поплыл вниз по реке на восток и достиг Северного Океана. Долго смотрел он на восток, но так и не увидел предела водному простору. В недоумении повертел он головой и, глядя на раскинувшуюся перед ним ширь, сказал со вздохом Духу Океана по имени Жо: “В народе говорят: „Узнал сотую часть Пути и уже мнит, что не имеет себе равных“. Это сказано про меня! Мне приходилось слышать, как свысока судили об учености Конфуция и без почтения отзывались о подвиге Бои, и я не верил этому. Но теперь, видя, сколь вы могучи, я не могу не прийти к воротам вашего дома, иначе мне суждено вовеки быть посмешищем в глазах великих мужей!”

— С лягушкой, живущей в колодце, не поговоришь об океане, ведь она привязана к своей дыре, — ответил Дух Океана Жо. — Летней мошке не объяснишь, что такое лед, ведь она стеснена сроком ее жизни. С ограниченным ученым не поговоришь о Великом Пути — ведь он скован своим учением. Ты сейчас вышел из своих берегов, увидел великий Океан и понял свою ничтожность. Значит, с тобой теперь можно толковать о великой истине… 

 

 

 

 

1. Древнекитайская философия. Соч. в 2-х тт. – М. – 1973. – Т.1.

 

2. Лукьянов А.Е. Начало древнекитайской философии. – М. – 1994.

 

3. История китайской философии. – М. – 1989.

 

4. Титаренко М.Л. Древнекитайский философ Мо Ди, его школа и учение. – М. – 1985.

 

5. Бежин Л.Е. Под знаком ”ветра и потока”. – М. – 1982.

 

6. Шень – Фу. Шесть записок о быстротечной жизни. – М. – 1979.

 

7. Древнее зеркало. Китайские мифы и сказки. – М. – 1993.

 

8. Блейк У. Стихи. – М. – 1982.

 

9, Даосские притчи от Чжуан-цзы  http://pritchi.ru/part_49