Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить недалекое прошлое Белоруссии. Политические обстоятельства в республике сложились таким образом, что с середины 90 -х годов прошлого века процесс строительства национального государства стал монополией правящей бюрократии. Начало реализации нового проекта бюрократического нациестроительства принесло, безусловно, позитивные результаты. Произошедшие властные перемены позволили решить ряд весьма важных проблем, существование которых вызывало протесты у подавляющего большинства населения Белоруссии.
Во-первых, прекратилась мощная пропагандистская кампания, которую проводили этнические националисты посредством государственных структур, – образовательных, культурных и информационных. Во-вторых, было отвергнуто главное детище националистов, – вторая принудительная белорусизация в области образования, культуры и делопроизводства, которую проводила “демократическая” бюрократия в начале 90-х годов. В-третьих, и это главное, русский язык, который является родным для более чем 80 % граждан республики, получил правовой статус государственного, наряду с языком белорусским.
Важным политическим результатом происходивших событий стал переход этнических националистов (БНФ и пр.) в оппозицию правящему режиму. Что же касается
Казалось бы, парадоксальная вещь: этнонационалисты ушли в непримиримую оппозицию к существующей власти, а их идеологические мифы по-прежнему воздействует на умы граждан разных поколений за деньги из государственного бюджета. Чтобы понять, почему это происходит, следует, хотя бы в общих чертах, раскрыть содержание идеологии белорусского этнического национализма, основанной на исторических и этнических мифологиях.
Эта идеология исходит из представлений о белорусах как об особом, отдельном народе, который на протяжении тысячелетия имел то этническое самосознание, которое придумали ему современные националисты. Поэтому события и действующие лица тысячелетней истории этого местного русского народа получают “национальное” истолкование с помощью простого идеологического приема – этнической маркировки. Эту практику исторических фальсификаций и идентификационных подмен начал сто лет назад Вацлав Ластовский, а продолжили её “нацыянальна свядомыя” историки и культурологи наших дней.
Универсальная, идеологически правильная “белорусская” маркировка истории и культуры позволила сочинить взаимоисключающую этническую оппозицию: русский – белорусский. Затем на основе этой фальшивой оппозиции фабриковался конфликт между “самастойным беларускім этнасам” и Российской империей. Рожденные в воспаленных умах мифические конфликты из прошлого переносились в настоящее и принимали черты воинствующей русофобии. Чтобы выстроить эту политическую мифологию, её творцам неизбежно приходилось, и приходится прибегать к историческим фальсификациям, подлогам и разрывам причинно-следственных связей.
Следует напомнить, что с момента своего появления в начале XX века немногочисленные этнические националисты, которые, как и нынешние их последователи, ориентировались на унию и польское католичество, вели безуспешную идейно-политическую борьбу с западнорусизмом. Это идейно-политическое движение имело сильное влияние среди православного духовенства, интеллигенции и крестьян. Идеи западнорусизма были основаны на выводах, сделанных российской академической наукой в области историографии, этнографии и филологии. Западнорусская общественно-политическая мысль утверждала, что белорусы – это народ, который на протяжении своей сложной истории сумел, в противостоянии с польско-католической экспансией, сохранить русскую идентичность. В процессе этого противостояния вера и этничность, православие и русскость белорусов оказались неразрывно связанными. (Белорусы, принявшие польское католичество, именовались в народе поляками). Поэтому идентичности русский и белорусский – это не оппозиция, в чем истово уверяли националисты, а усложненное самосознание, так как белорусы вместе с великороссами и малороссами составляют большой русский народ.
С падением Российской империи и победой большевиков, создавших советский вариант белорусской этнической государственности (БССР), западнорусизм в
Бюрократия, приступившая в середине 90 – х годов к строительству национального государства, использовала некоторые идеи западнорусизма, в основном, во внешнеполитической сфере, там, где речь шла о белорусско-российской интеграции в форме Союзного государства. В области же внутренней политики отношение к этим идеям оказалось иным. Назревшие задачи обоснования политической, исторической и культурной легитимности действующей белорусской власти вызвали необходимость создания соответствующего идейного проекта. И вскоре усилиями ученых-гуманитариев появилось на свет некое подобие государственной идеологии. Перед создателями этого проекта закономерно возник вопрос, каким идейным строительным материалом следует воспользоваться при выполнении заказанной работы. Выбор был сделан, и он позволил определить идейные симпатии новоявленных творцов и их работодателей. Западнорусизм, говоривший об этнической общности русских и белорусов, был отвернут, так как казался им чужеродным и политически опасным. Действительно, как можно строить суверенную белорусскую государственность, белорусскую нацию, и признавать при этом легитимность русской идентичности и русской культуры управляемого народа. Да ещё и мириться с тем, что этот народ, имея свои особенные черты, тем не менее, является частью большого народа соседнего российского государства. Мысль о том, что только на этом сложном идейном основании можно и нужно строить современное национальное государство, представляется еретической и недопустимой.
В силу своей эклектической природы, этот идейный гибрид, в зависимости от политической конъюнктуры, предлагает бюрократии различные модели поведения. Если нужно ублажить умеренных националистов путем сокращения пространства русского языка, тогда принимается “план мероприятий по популяризации и расширению сферы использования белорусского языка”. Тем самым начинается новая, на это раз уже третья, бюрократическая кампания по белорусизации населения.
Если нужно предстать перед националистической оппозицией в роли защитника национальной культуры, тогда на помощь приходит министерство культуры во главе с небезызвестным г. Латушко. С усердием не по разуму начинаются министерские поиски “национального” видения истории и культуры. У националистов заимствуется “национальная” оптика, сюжеты, опыт подмен и этнических маркировок. За казенные деньги белорусскую государственность ищут в истории Великого княжества Литовского и Речи Посполитой, не прочь воспеть и бредовую “борьбу белорусов с Российской империей” и пр.
Все эти, усилия, бюрократические и творческие, направлены на то, чтобы национальная культура воспринималась только как культура белорусскоязычная. Т. е., национальную культуру и историю хотят искусственно отлучить от её русского содержания и первородства, призывая на помощь националистическую мифологию.
В этом случае, невольно возникает вопрос, насколько силен у бюрократии инстинкт самосохранения. Ведь силы, которые призываются на помощь в борьбе против русской составляющей собственной культуры и истории, агрессивны и авторитарны по своим устремлениям. Этнический национализм подобен большевизму: в битве за умы и души белорусов он никогда не смирится с отведенной ему второстепенной ролью и не остановится на полпути. Поэтому бюрократам от культуры стоит напомнить пословицу, которую приводил А. И. Солженицын: “На собак волка не зови”.