Тяжелые силы демократии
Февраль в Украине оказался длинным и морозным. Но в Африке (пусть даже северной) все едино: февраль или март с апрелем. А нынешний февраль в арабских странах оказался просто жарким от разразившихся там как бы революционных страстей. И накал этих страстей продолжает нарастать день ото дня. Ливия – это очередной рубеж, а может быть и последний бастион эпохи арабских режимов, сформировавшихся в период практической “рейганомики”. Эпохи, когда производственную цепочку смелым новаторским образом придумали на Уолл-стрит кредитовать с обоих концов: с конца производителя и с конца потребителя. И пока все было хорошо с “рейганомикой”, до тех пор все было хорошо и с демократически патронируемыми арабскими раисами. Да и у нас было относительно терпимо. Но прервалась связь времен.
Наступает новое время как бы “пострейганомики”. Лицо нового времени еще определить невозможно. Но уже можно определить очевидную суровость его черт. Ливия уже практически разделена на восточную часть со “столицей” в Бенгази и западную – Триполи и окрестности. Налицо все признаки гражданской войны. Легкая поступь демократизации арабского Востока подключила тяжелые силы. Однако США, несмотря на кризис американской глобализации, по-прежнему остаются единственной мировой державой, которая способна инициировать некие значительные мировые процессы. И поддерживать в каком-то смысле мировой порядок. Или лучше сказать – беспорядок (новый мировой беспорядок, называемый еще “созидательное разрушение”), поскольку на поддерживание порядка сил все же не хватает. Но никаких конкурентов у них пока не предвидится. Это как бы Четвертый Рим, хотя мы и знаем, что “четвертому не бывать”. Три Рима (в том числе и последняя версия Третьего Рима в виде СССР) были ориентированы на организацию мирового порядка, как они его себе представляли. А четвертый – ориентирован на создание нового беспорядка, “созидательного разрушения”, как они его себе представляют. И несколько десятилетий им это вполне удавалось. Но сегодня удается уже не вполне.
Мало кто сомневается, что нынешние события на арабском Востоке – это действительно процесс мирового значения, в который будут (вольно или невольно) вовлечены в той или иной мере (и последствия которого ощутят) все страны без исключения. В том числе и инициаторы революционных процессов. Утверждение, что “Freedom House” и “Национальный фонд в поддержку демократии” стоят в самом центре событий, которые сейчас захлестывают исламский мир, не лишены смысла. Кондолиза Райс: “мы раньше допускали ошибки, и мы опирались на стабильность, даже если она мешала тяжкой работе сил демократии. А теперь мы больше такой ошибки не будем делать; эта доктрина тем самым отменяется, а мы позволяем работать тяжелым силам демократии везде”. Хотя многое из “тяжкой работы сил демократии” стало для американцев полной неожиданностью. Там были уверены, что в Ливии такого быть не может ни при каких обстоятельствах, поскольку тип организации управления совершенно другой. Страна управляется через кланы, через родственные семейные узы. Вариант стихийного подъема обездоленных масс отпадает сам собой после массовых выступлений в Бахрейне и Ливии. Это одни из наиболее богатых арабских стран, сидящих на нефтяной трубе. Остаются цветные технологии, которые, конечно же, не станут работать на пустом месте. Но почва была хорошо подготовлена продолжающимся кризисом американской глобализации. Вернее сказать – это уже не кризис (как разовое явление, подобное сходу лавины), а длительная медленно удушающая депрессия.
Для арабских стран, в которых туристический сектор занимает значительную часть экономики, мировая депрессия сказалась, прежде всего, на значительном сокращении потока туристов из стран СНГ. И первыми жертвами депрессии стали не столько беднейшие слои населения, сколько так называемый средний класс и “офисный планктон”. Ну и, конечно же, студенческая молодежь и безработные выпускники. Те самые менеджеры, юристы и экономисты, которые в предшествующую тридцатилетнюю эпоху постоянно растущего кредитования (с обоих концов производственной цепочки) уже твердо выстроили свою линию жизни на постоянно растущее потребление. И постоянно растущее материальное благополучие. И понижать свою планку жизненных запросов (диктуемых агрессивной рекламой) они никак не намерены. Потому события в арабском мире являются проявлением мировой депрессии, помноженной на выцветшие политические технологии. Плюс внутренние конфликты внутри элит. А беднейшие слои (как бы “пересiчнi арабiйцi”) как были беднейшими, так ими и остались. В их жизни за эти тридцать лет кредитной “халявы” мало что поменялось. Да и глобализация их мало затронула. Бедуины по-прежнему пасут верблюдов, а феллахи по-прежнему трудятся на своих земельных участках. Рост цен на сельхозпродукты может даже несколько улучшить их материальное положение. Но те, кто уже вкусил благоденствия “рейганомики” ни к верблюдам, ни к земле возвращаться не собираются. Рушатся режимы, сформировавшиеся за эти три, четыре десятилетия “рейганомики”, поскольку вне “рейганомики” они существовать не могут. И при этом совсем не важно, насколько они бедные или относительно богатые.
Нарушено кровообращение, и экономика усыхает. Западные СМИ дружно, в один голос утверждают, что как бы “пересiчнi арабiйцi” жаждут либерализации и вестернизации. Они, дескать, истосковались по демократическим ценностям и правам человека. Президент США Барак Обама заявил, что события в Египте воодушевили американцев: “Народ Египта высказал свое мнение, его голос был услышан. Египет больше никогда не будет прежним”. Обама сравнил уход президента Египта Хосни Мубарака с падением Берлинской стены и достижениями американского общества за права человека. Какие сравнения еще остались для возможного ухода Муамара Каддафи? Но, в то же самое время, они проводят срочную эвакуации своих граждан, справедливо опасаясь, что те станут жертвами как бы демократической революции именно, как носители этих самых ценностей. И станет ли Египет или Ливия лучше после ухода своих престарелых раисов? О том, что арабские страны станут демократичнее в американском понимании речь даже не идет. Ландшафтная специфика истинной демократии состоит в том, что арабский мир будет всегда тянуться к демократии мулл. На Ближнем Востоке мы видим крах либеральных ценностей и антикризисной политики, продвигаемый по всему миру. В том числе и у нас в стране. К тому же, когда организованные в Твиттере тысячи пользователей преодолевают выбор миллионов других граждан – это отнюдь не демократия. Это уже выцветшая спекулятивная технология. И хоть некоторые лидеры украинской оппозиции выразили истеричный восторг по поводу пожара, разгоревшегося на арабском Востоке, не дай Бог нам такой февральской революции.
Интересно было бы сегодня услышать от Юлии Тимошенко оценку событий в Ливии: она все еще аплодирует героическим революционным арабским массам? В Африке хоть топить не нужно. Без лепешки пару дней можно перетерпеть, а вот без тепла, да при –20° – едва ли. Американцы не любят отклоняться от однажды выработанного и успешно опробованного на практике шаблона. Тем более, если в разработке шаблона “созидательное разрушение” принимали участие Пентагон, американская разведка и многие научно-исследовательские институты, такие как корпорация RAND, например. И этот шаблон “созидательное разрушение” успешно применялся, начиная с мая 1968 года при дестабилизации правления де Голля во Франции. Затем не менее успешно был использован в целой серии “цветных революций”. И вплоть до последнего времени, когда цветные технологии “созидательное разрушение” были направлены на Ближний Восток. Хотя мода на революции в Твиттере, мода на сетевые революции, несмотря на кажущуюся их легкость, имеет и свою обратную сторону. Сети вообще (и сектантские сети) практически невозможно контролировать в силу их закрытой природы. Аль-Каида возможно была первой настоящей массовой сетью, потому оторвалась от своих американских хозяев при первом же удобном случае, именно в силу своей сетевой природы. Мубарак же был главным препятствием к осуществлению американского шаблона “созидательное разрушение” применительно к Ближнему Востоку. А от Ливии вообще подобного не ожидали. С другой стороны, события в Египте и Ливии – это еще непосредственное проявление и отражение внутриамериканского кризиса, признак отсутствия единства в понимании того, как именно необходимо проводить политику не только на Ближнем Востоке, но и вообще по всему миру. Конкретно нет единства по вопросу: необходимо ли учитывать мировой системный кризис во внешней политике, или же нужно продолжать все те же самые наработанные шаблоны, не обращая внимания на кризис? Дескать, как-нибудь кривая вынесет. Но всегда приходит такое время, когда то, что было ранее успешным, перестает быть таковым. Насаженный таким образом оранжевый режим в Украине не продержался более пяти лет. Да и в Киргизии две подряд тюльпановые революции трудно назвать успешными. Как и неудавшуюся “зеленую” революцию против Ахмадинежада в 2009 году. Но самое главное, что в глобализованном Америкой пространстве дестабилизация в любой точке земного пространства перестала быть изолированным событием и непредсказуемым образом отражается на всех субъектах. И в первую очередь на самих США.
Оставшись единственным мировым системным игроком им трудно снимать с себя ответственность за все происходящее в мире, в котором они являются главными бенефициарами. В частности, главными выгодоприобретателями безумного роста цен на продовольствие являются спекулянты на биржах в Чикаго и на Уолл-Стрит. Египет же является крупнейшим в мире импортером пшеницы, преимущественно из США. А Чикагские фьючерсы на пшеницу выросли на 74% за несколько осенних месяцев прошлого года, что привело к увеличению цен на продукты питания в Египте примерно на треть. Какие же выводы можно сделать из происходящего в Северной Африке? И нужно ли нам делать какие-то выводы или нужно ждать, когда за нас эти выводы сделает кто-то другой? Насколько нас это вообще касается? Сразу же хочется заметить, что всем желающим в Украине погреть руки на трудностях, ожидающих в ближайшее время все страны, затронутые беспорядками, это сделать не удастся. Даже если для этого будут существовать объективные экономические предпосылки. Поскольку мы не являемся выгодоприобретателями в процессе действия “тяжелых сил демократии” и “созидательного разрушения”. Это не наш бизнес. И он никогда нашим не станет. Для нас это только угроза. Эти события непременно каким-то образом повлияют на нас (и они уже влияют), но арабское будущее может вытечь только из арабского опыта, и им самим нужно решать, каким оно будет. А наше будущее может вытечь только из нашего прошлого. Больше неоткуда. Или это уже будет не наше будущее. Поскольку будущее – это ничто иное, как осмысленное и исправленное (починенное) прошлое.
Осмысленный и исправленный бесценный опыт предшествующих поколений культурной организации больших, протяженных пространств за нулевой изотермой января. Опыт этот весьма отличный от опыта бедуинов или феллахов. Это опыт защиты собственной культуры и своего способа жизнедеятельности. И о прошлом, об истории имеет смысл говорить только в том случае, если в нем (прошлом) имеется этот бесценный опыт. Прежде всего, бесценный опыт для нас, для нашего выживания в суровеющем не по дням, а по часам мире. Но, также возможно, что в нашем опыте хранится рецепт, полезный и для всего остального обезличенного беспокойного мира. Его хотя бы временного замирения. Теряя свое прошлое, отказываясь признавать его своим, мы тем самым отказываемся и от своего будущего. В смысле будущего нашей культуры, способа жизнедеятельности, наших поведенческих стереотипов, матриц, которые лежат в основе ментальности. Теряется мотивация защиты культурного и материального наследия, если прошлое признается чуждым и даже враждебным. Не нашим. Нет смысла и в защите тех территорий, которые были “неправильно” (как оказалось) организованы. Хотя парадоксальным образом при “правильной” организации нашей территории (а именно этой как бы правильной организацией мы и занимаемся уже двадцатый год) население стало постоянно и неуклонно сокращаться. И при таком “правильно” (с точки зрения всевозможных западных рейтинговых агентств) организованном пространстве оно в состоянии кормить не более 15 млн.. А при “неправильно” – худо-бедно содержало 250 млн. И главный вопрос, на который мы должны ответить (в том числе и исходя из опыта последнего февраля) – нужно ли нам преодолевать все случившееся с нами, или его нужно в каком-то смысле продолжать и развивать?
Нужно ли стараться удержаться в русле собственной истории, или необходимо предпринять максимальные усилия для того, чтобы выбраться из этого порочного русла? Выбраться из колеи затянувших (и продолжающих затягивать) нас катастрофических по своей сути событий. Ведь мы вместо того, чтобы после развала второго мира – в котором мы пребывали на первых ролях – попасть в первый мир (ну, так нам обещали, и продолжают обещать, что до Европы остался один только шаг) нежданно-негаданно очутились в третьем мире.
Один на один с телеэкраном, который 24 часа твердит нам, что надо покупать. Реально в современном телевидении собственно информации не более 8%. Преобладание информационного мусора в век информационной энтропии – это абсолютно новое явление в образе жизнедеятельности. Чем больше поток информационного мусора, тем труднее простому человеку отделять зерна от плевел. Трудно, но нужно.